Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 12



Первым, кто переступил наш порог за неполных две недели, был преподобный доктор Джозефус Перси, чичестерский архидиакон. Несмотря на сан и ученость, этот джентльмен не оказывал существенного влияния на мир теологии или церковной политики. Скорее он был известен своим чудаковатым поведением, а также любовью к книгам и часам.

Несколькими годами ранее доктор Перси снискал дурную славу и получил внушение от коронера в связи со смертью своей экономки. В день, когда милейший священнослужитель находился дома, с ней случился удар. За каких-нибудь полминуты бедная женщина скончалась. Это произошло в четверг, около двух часов пополудни, а в два архидиакон собирался поехать на рыночную площадь, в магазин гравюр и редких изданий. Усадив мертвую в угол дивана, он, не отступая от своих планов, оседлал велосипед и покатил по улицам Чичестера. И только приблизительно через час, вернувшись домой с коричневым свертком в корзине, почтенный библиофил позвал на помощь.

Внешне архидиакон напоминал не столько старика, сколько молодого человека, загримированного для спектакля. Багровый нос доктора казался гуттаперчевой накладкой на что-то меньшее и не такое воспаленное, горб на спине словно был позаимствован у Квазимодо. При взгляде на мистера Перси могло померещиться, что под белым париком прячутся собранные в пучок пряди темных волос, а бакенбарды в форме котлет выглядели так, будто их приклеили гримировальным лаком. Но на самом деле юность Джозефуса Перси, если он когда-нибудь и был молод, давно миновала.

– Мистер Холмс! – твердо и отчетливо прозвучал голос священнослужителя. – Что вы можете сказать мне о взрывающихся часах?

Мой друг соединил пальцы рук и посмотрел на своего посетителя, сидевшего по другую сторону от холодного камина.

– Боюсь, очень немногое, архидиакон. Часы, как и почти любой другой механизм, можно настроить таким образом, чтобы они вызывали взрыв. Но подобное применение весьма нетипично. Чаще их используют для регулировки времени срабатывания взрывного устройства. Возможно, вы это имели в виду?

Архидиакон шаркнул своими крагами (иначе не скажешь) и дважды нетерпеливо ткнул тростью в ковер.

– Я, сэр, хочу сказать следующее: четыре дня назад мне прислали по почте черные мраморные часы в форме классического афинского фасада, украшенного скульптурами. Вы, вероятно, слышали, что я коллекционирую часы и состою в Обществе антикваров, а в прошлом возглавлял Союз любителей часового дела Великобритании.

– Мне это известно, – учтиво проговорил Холмс.

– Итак, экземпляр, который я получил, прибыл с Грик-стрит, из Сохо. Об отправителе я никогда ничего не слыхал и не понял, с какой целью эта вещь была мне послана. Решив, будто это подарок, я стал ждать сопроводительного письма, но его не было.

– Буду вам признателен, если вы опишете часы подробнее.

– Они очень необычны, мистер Холмс. Вероятнее всего, их изготовили в годы Французской революции, и удивительное устройство даже возносит хвалу этому злополучному событию. В четверть часа исполняются первые две ноты «Марсельезы», в половине – четыре, затем шесть и, наконец, десять нот богопротивного гимна: «Allons, enfants de la Patrie!» – пропел архидиакон, – и механизм отбивает час.

– Как любопытно! – ответил Холмс тоном, выражавшим нестерпимую тоску. – Прошу вас, продолжайте свой интереснейший рассказ.

– Фронтон увенчан фигурой Марианны во фригийском колпаке, символизирующем свободу. Она как будто ведет за собой толпу. Справа и слева от нее стоят две скульптуры – судя по золоченым надписям, Дантон и Марат. Паркер, мой слуга, распаковал часы, и после обеда мы поставили их на каминную полку в библиотеке. Вскоре они уже были заведены и тикали. В пятницу после полудня я читал, сидя возле камина. Часы сыграли десять нот и ударили один раз. Сразу после этого механизм застрекотал, раздался резкий щелчок и из-под пьедестала Марианны вырвался дым – примерно столько, сколько может выдохнуть человек, курящий сигару. Статуэтка упала с фронтона.

Шерлок Холмс переменил положение своих длинных ног, затекших от неподвижности.

– Боюсь, сэр, вы оказались жертвой хитроумного розыгрыша. Полагаю, ваше отношение к революционному произволу всем известно.

– Вы боитесь, что надо мной подшутили? – раздраженно переспросил архидиакон. – Погодите, я расскажу вам все. Как и вы, я сперва подумал, будто устройство прислано мне, чтобы испытать мое терпение. Я вызвал Паркера и велел ему немедленно убрать часы в сарай для садового инвентаря. Это место показалось мне наиболее подходящим для них. А на каминную полку мы поставили подарок от благодарных прихожан молельни в Эббу-Вейле, который я получил ранее.

– Едва ли вы проделали долгий путь до Бейкер-стрит только ради этой истории, – услужливо полюбопытствовал я.

Архидиакон снова поднял перст и посмотрел на нас расширенными глазами.

– Подождите! В тот вечер, в одиннадцать часов, весь мой дом погрузился в сон. Но вскоре (полагаю, около полуночи) меня разбудил шум – такой, будто взорвалась газовая труба. Я тут же встал, выглянул в сад и не увидел сарая, который прежде находился прямо напротив моих окон. Он исчез. Пахло гарью, и лунный свет отражался в осколках стекла. Любой, кто оказался бы там в момент взрыва, был бы убит.

– Ив свете столь серьезной опасности вы обратились к нам? – спросил я скептически.



– Нет, сэр. Я не стал бы держать собаку, чтобы лаять самому. Я вызвал полицейских, но они, к сожалению, сказали только то, что улики сгорели. Мне пообещали расследовать это происшествие и посоветовали запастись терпением. Дескать, взрывы в садовых сараях, как правило, случаются из-за парафиновых нагревателей! Такое, мол, часто происходит! Инспектор заключил, что все это шутка. «Может, вам пойти на Бейкер-стрит к мистеру Шерлоку Холмсу?» – предложил он, и все его констебли расхохотались. И вот я перед вами.

Мой друг нахмурился.

– В одном вы можете не сомневаться: имя часового мастера на обертке было фальшивкой.

– Но я не называл вам его имени, мистер Холмс.

– Это не важно. В силу своей профессии я обязан знать лондонские улицы лучше, чем другие люди. И могу вас заверить: на Грик-стрит вы не найдете ни одной часовой мастерской. Там делают бомбы, правда, в последнее время об этих умельцах мало слышно.

– Значит, вы подтверждаете мои подозрения. А что скажете об этом?

Архидиакон передал Холмсу маленький пузырек, заткнутый пробкой.

– Откуда этот порошок? – спросил мой друг, вытряхнув малую часть содержимого флакона себе на ладонь и осторожно понюхав.

– Высыпался на пол библиотеки, когда часы задымили.

– В самом деле? – проговорил Холмс. – Что ж, откуда бы он ни взялся, это порох, причем довольно низкосортный. Взрыв, случившийся у вас в сарае, мог произойти двенадцатью часами ранее, на каминной полке вашей библиотеки. Полагаю, тогда, при первом задымлении, не сработали капсюли-детонаторы.

– Что же вы предлагаете?

– Отправляйтесь домой и оставайтесь там. Проявляйте осторожность в пределах разумного. Остальное предоставьте мне. Думаю, больше вас не побеспокоят.

На лице архидиакона запечатлелось столь красноречивое выражение негодования, смешанного с беспокойством, что впору было писать с него этюды.

– И вы не поедете в Чичестер? Разве я не нуждаюсь в охране?

– Источник угрожающей вам опасности находится не в Чичестере, а в Лондоне. Если на пороге этой комнаты появится разбойник с ружьем, вы ведь захотите, чтобы я поскорее обезвредил его, а не стоял тут рядом с вами.

– Очень умно, мистер Холмс. Но вы же не знаете, кто убийца!

– Отчего же, архидиакон! Этот человек мне известен, однако не думаю, что он снова станет вам докучать.

– Тогда назовите мне его имя!

– Бесполезно, оно вам ни о чем не скажет и только встревожит. Разумнее спокойно сидеть дома вплоть до окончательного разрешения дела. Ждать вам придется недолго – в крайнем случае неделю, а скорее всего, гораздо меньше. В одном вы можете быть совершенно уверены: больше ваш преследователь к вам не приблизится.