Корпус-3

Время отдыха быстро заканчивается. Девочка, парившая в позе лотоса, вытягивает конечности, и мы снова движемся — уже к периферии, к «полу». Воздушные потоки становятся сильнее.

— Вес идет, — говорит девочка и что-то свистит Толкарцу.

— Мы чувствуем, — отвечает Собиратель.

— Будет большой ветер, — добавляет девочка. — Весь воздух, который здесь есть, закружится. Нужно залечь и переждать.

Все происходит именно так. Пока мы с небольшой высоты падаем к периферии — «вниз», — воздух холодеет, и в нем появляются потоки более свирепые, чем даже ветер над «рекой» в канале. Однако ветер еще недостаточно силен, чтобы поднять и перевернуть нас.

Главная опасность — холод. Моя кожа немеет. Впереди ползут Сатмонк и Собиратель. Слева Толкарец, а за ним девочка.

— Далеко еще? — кричу я.

Девочка качает головой — она либо не слышит, либо не знает.

Наконец, несмотря на жуткий холод, мы ложимся на гладкий пол. Наш вес увеличивается, и это помогает удержаться. Кроме того, пол теплее воздуха.

Мои глаза почти на одном уровне с вездесущими шариками, которые слегка все подсвечивают. Лампочки освещения. Камера вращается — а может, вращается и весь Корабль. В любом случае я не знаю, почему это происходит.

Меня тошнит — тошнит от всего. Если это и есть жизнь, то лучше я здесь замерзну. Но тело не согласно. Я проклинаю свой упрямый организм, и в моем словаре появляются новые слова — те, которые учитель не должен передавать ученикам.

Ветер стихает. Откуда-то сверху доносится свист — корабль издает собственные звуки, и теперь, когда холодный поток ослабел, они явственно слышны. Воздух стал еще холоднее. Вот уже несколько минут вокруг нас летают бежевые хлопья. Внезапно до меня доходит — это снег. Снег кружится.

Мы стоим. Мы идем. Один за другим, начиная с Толкарца, мы бежим вперед — я так думаю, надеюсь. Понятия не имею, куда именно мы направляемся, — полагаю, что этого не знает и девочка. Может, о нашей цели знают Толкарец или двое других, но они не разговаривают, а просто бегут.

Пол замерзает. Начинаются вариации на уже знакомую, отвратительную тему: мы бежим за теплом, пытаемся выжить, найти пищу. Мною руководят лишь инстинкты, и поиски правды находятся где-то в самом низу списка необходимых дел.

После нескольких минут — или секунд — впереди появляется огромная искривленная стена, по обе стороны которой идет коридор, огибая ее. В коридоре у переборок настоящие двери — продолговатые, высотой примерно с меня.

Одна из них открыта.

Девочка издает радостный вопль.

— Вперед! — кричит она.

Мы лезем через переборку и — как и вначале — попадаем в прямоугольный коридор. Противоположная стена гладкая, без дверей. Сатмонк указывает направо, и мы бежим дальше. Я спотыкаюсь, перед глазами все плывет, сердце колотится. Мои силы на исходе.

Немного погодя я замечаю на полу обрывки одежды и какие-то кусочки. Может, это еда? Я поднимаю буроватый раздавленный кубик.

Остальные бегут дальше.

Кубик твердый, словно камень, и ничем не пахнет. Я кусаю его.

Девочка мчится обратно.

— Не еда — по крайней мере не для тебя. — Она выбивает кубик из моей руки. — Но возможно, еду мы скоро найдем.

Я взбешен и разочарован — и внезапно понимаю, что плачу, хотя глаза сухие.

Девочка тянет меня за руку.

— Не останавливайся. Нужно добраться до тепла. Вперед.

Мы идем. Очевидно, девочка поняла, что я слишком устал. По дороге она подбирает тряпку и, встряхнув, протягивает мне.

— Не очень грязная. Сойдет.

Это шорты из тонкой ткани. На одной из штанин большое темное пятно засохшей крови.

— Нет, спасибо, — отвечаю я, но шорты не выбрасываю.

— Как хочешь. Почти всю нашу одежду мы сняли с мертвых.

Если это должно было меня подбодрить, то затея не удалась. Я снова хочу прилечь — и не ложусь лишь потому, что опасаюсь получить пинок от девочки. Мы догоняем остальных. Сатмонк и Толкарец, похоже, спят. Собиратель караулит, сидя на полу у стены. Девочка перешагивает через них.

Собиратель прикрывает нос.

— Была там? — спрашивает он и, чихнув, качает головой. Ему трудно говорить на нашем языке.

— Нет, так далеко я не заходила.

— Может, добавить в книгу? — говорит Собиратель.

Девочка морщится. Остальные уходят; мы следуем за ними. Хотя воздух прохладный, все же здесь теплее. Возможно, девочка права.

Тусклый свет впереди становится еще более синим.

— Это пузырь? — спрашивает девочка.

— Что такое пузырь? — отзывается Собиратель.

Наверное, Толкарец уже понял, и между ними начинается диалог из свиста и кряканья. Звуки столь комичные, что если бы я сейчас не умирал, то непременно рассмеялся бы.

В конце концов Собиратель говорит:

— Они знают про пузыри. Кто-то рассказал. — Он едва не чихает и, искоса глядя на меня, постукивает по носу. — Учи кряк!

— Непременно. — Зажав нос, я фыркаю, а затем издаю что-то похожее на кряканье.

Все смеются. Нет, это еще не конец — ведь я могу шутить. Впрочем, возможно, они всегда издают подобные носовые звуки перед тем, как наброситься на тебя и съесть.

Если бы таков был их план, я бы их понял.

Но я знаю, что об этом они не думают.

Это же люди — мои родичи, только другие, хотя я понятия не имею, откуда мне это известно. Прежде чем я успеваю догнать девочку, синеватый свет становится ближе, а коридор — шире. Пол переходит в какой-то решетчатый мостик с ограждением-«клеткой» из металлических полос. Слева на уровне плеч тянется лестница.

Мы останавливаемся, чтобы оглядеться. Под мостом тьма, наполненная крошечными огнями. На то, чтобы их сосчитать, понадобилась бы вся жизнь.

— Что это? — пищит девочка. Такого она никогда не видела, однако пытается выглядеть невозмутимо. Она не любит все новое и большое — ни предметы, ни идеи.

— Это небо, — отвечаю я. — Вселенная. В ней звезды.

— Это корабль, — возражает Собиратель. — Большой, больной Корабль.

— Где мы? — Голос девочки дрожит.

— В смотровой камере, — говорю я. — Я помню ее по Сну.

Действительно помню — правда, смутно. Здесь мы собирались, чтобы посмотреть на новую планету, вот только ничего похожего на нее не видно. Однако за ограждением что-то есть. Мы идем дальше, и объект появляется впереди — он довольно быстро движется и вскоре пройдет прямо под нами. На секунду потеряв ориентацию, я хватаюсь за перила.

— Это наша планета? — Похоже, у девочки тоже сохранились воспоминания о Сне.

Далеко внизу под нами проходит объект — огромный, грязно-белый, потрескавшийся, покрытый кратерами. Он похож на огромный снежок в клетке, которая вверху переходит в изогнутую и изящную стойку.

И эта стойка, опора или балка, идет от грязного снежка туда, где находимся мы.

Она соединяет снежок с Кораблем, который кажется просто крошечным по сравнению с этой глыбой льда.

Двигаясь по часовой стрелке, балка со снежком подходят к другой стороне и исчезают из виду.

Корабль вращается над снежком в своего рода «колыбели» — или же снежок летает вокруг нас. Но последнее не столь вероятно.

Мы находимся внутри какого-то вращающегося объекта — возможно, цилиндра; вращение придает ускорение и обеспечивает силу тяжести.

Корабль вращается.

— Это не наша планета, — говорю я.

Сатмонк, похоже, согласен: качая головой, он выставляет вперед плоские ладони, словно отвергая все, что видит. Возможно, я знаю, что это за снежок, но именно об этом думать не хочу. Если моя догадка верна, Корабль в самом деле очень болен.

Снежок слишком большой.

Он появляется снова. Я замечаю с одной стороны извилистую канаву — похоже, именно там добывают лед. Канава. Отлично. Это слово обозначает нечто заполненное водой, но данная канава — похожая на змею или змея — полностью состоит изо льда.

Зрелище весьма содержательное, пусть и бесполезное, однако заменить еду оно не может.