Корпус-3

Мы идем по направлению к корме и центру корпуса, лезем по трубе к какому-то люку. Когда я хватаюсь за верхнюю ступеньку, люк открывается. Новый поток теплого воздуха. Маленькие отсеки быстро прогреваются. Я чувствую восхитительный запах.

Пища. Ким был прав.

Мы входим в широкий отсек — огромный сектор выпуклости, которая пересекает зону погрузки. Он не похож на просторную комнату в другом корпусе, но какая разница? Из пола и стен возникают ряды каплевидных выростов. Когда мы проходим мимо них, их серебристые крышки открываются.

— Есть нельзя. Нужно подождать остальных, — шепчет Ким, качая головой.

— Точно, — соглашаюсь я, хотя руки у меня дрожат.

Мы возвращаемся и зовем остальных. Когда все собираются, мы показываем, как открываются крышки и как наполнить пищей посуду. Еда — маленькие кубики бежевого, зеленого и белого цвета; она пахнет аппетитно, и, кроме того, мы совсем не привередливы.

Каждое блюдо заключено в гибкую прозрачную сферу. Она позволяет нашим рукам проникать в нее и вытаскивать небольшие кусочки — теплые, не горячие. Кто-то не хочет, чтобы мы ели слишком быстро и слишком много. Из кранов, расставленных по комнате, можно выдавить небольшие пузырьки воды или сладкой красноватой жидкости.

Корпус устроил нам пир.

Циной ест то же, что и мы, и, похоже, доволен.

Не успеваем мы набить животы, как выступы уезжают обратно — нас кормят порциями. И немудрено: с тех пор как нас создали, мы практически голодаем, так что переедать нам не следует.

— Кого нужно поблагодарствовать? — спрашивает Нелл, облизывая длинные пальцы.

— Поблагодарить, — поправляет мой двойник.

— Точно. Кого нужно поблагодарить? — насмешливо повторяет она.

— Учителя! — вопят девочки и заливаются музыкальным смехом, который почти так же восхитителен, как и пища — или красный напиток. Мы все улыбаемся, даже Костяной Гребень — Томчин.

Теперь из пола появляются мягкие круглые постели. В одной части комнаты вместо выступов-«капель» и кранов вырастают цилиндры, по которым течет вода. Из разрезов в гибких стенках — отверстий для рук — поднимается пар. Рядом открываются шкафчики, где сложена одежда. На наших лицах пляшут цветные огни, совпадающие с цветом выделенных для каждого из нас душевых кабинок и ящиков с одеждой.

С нас сняли мерку.

— Мать заботится обо всех, — говорят девочки.

Одна кабинка слишком велика даже для Кима; наше недоумение разрешается, когда цилиндр с водой изменяет форму и Циной залезает в него, словно огромный, страшный волк.

«Охотник» любит чистоту.

— Это не горячая ванна, — говорит Нелл, появляясь из кабинки обнаженная, островки мокрого серого меха блестят. — Но так хорошо я еще никогда себя не чувствовала. — И, переводя взгляд с меня на моего двойника, добавляет: — За всю свою короткую жизнь.

Время для историй

Мы лежим на кроватях-подушках, словно туристы в огромной палатке — комната-сектор даже похожа на громадную палатку. Мы наелись и напились, мы чистые, и мысли у нас все еще бурлят. Заснем мы не скоро.

Пришло время рассказывать истории. Девочки, разумеется, выбирают Учителей. Я начинаю первым и за несколько минут рассказываю о том, что со мной произошло.

Мой двойник странным образом уклоняется от сценария.

— Позже, — говорит он, качая головой. — Я еще не готов.

Следующий — Ким.

— Про то, как я родился, я помню мало. Никаких девочек, вообще никого — я один. Сижу в длинной трубе и вдруг начинаю вспоминать, что должен что-то сделать — должен идти вперед. Я даже не знаю, где это — вперед, но мне нужно туда идти. — Он оглядывает нас. — И почему к нам не прилагаются инструкции?

Ответа ни у кого нет. Все мы — возможно, даже Циной — хотим быть настоящими людьми.

Ким удивленно разглядывает свои руки, затем продолжает:

— Вскоре оказывается, что быть большим — это хорошо: что-то огромное и черное пытается меня остановить, и поэтому я ломаю его или убиваю. Наверное, это был фактор — возможно, «чистильщик». Может, он даже не желал мне зла, но я терпеть не могу, когда мне мешают.

— Аминь, — отзывается Нелл.

— По дороге я вижу только трупы и думаю — здесь все умирает или уже умерло. Многое сгорело. Однажды я шел по какому-то отсеку — там было темно и плохо пахло, — и кто-то напал на меня сзади. Вот остались отметины. — Ким поворачивается, показывая идущие по кругу зеленоватые рубцы, из-под некоторых сочится красноватый гной. Раньше их закрывал слой грязи и лохмотья, поэтому мы ничего не замечали. Ширина круга примерно три ладони — его ладони. Спина у Кима огромная. — Я все-таки ушел, хотя вряд ли причинил ему вред — честно сказать, я и ухватиться за него как следует не мог.

— Большой «убийца», — говорит одна из девочек.

— Не знаю, сколько я блуждал по кругу, сколько петлял и возвращался назад, на корму. Все сбивало меня с толку, и я еще не до конца проснулся. Знал, что у меня должно быть имя, но не мог его вспомнить. Нет, «Ким» мне нравится, хотя вряд ли имя мое… — Он качает головой, печально улыбаясь. — Извините, девочки. Несколько десятков раскруток ушло на то, чтобы добраться до вращающегося канала — кажется, там течет вода из большого центрального резервуара.

— Так и есть, — подтверждает Нелл. Они уже слышали все это раньше и теперь повторяют свои истории ради нас, хотя и для себя тоже — у рассказов своего рода гипнотическое действие, как у старых, хорошо знакомых песен. Если честно, то эти истории — все, что у них есть.

У Кима и Нелл нет даже смутных воспоминаний о Сне. А Циной…

— Однажды я встретил «чистильщика», который нес тело. — Ким смотрит на меня, прищурив изумрудные глаза. — Возможно, это был ты — ну, то есть один из таких, как ты. Труп был разрезан пополам — без ног, — но на шее висело семь пакетов. «Чистильщика» я сломал. Затем я забрал пакеты, наелся до отвала и выпил четыре бутылки воды. Потом несколько раскруток меня тошнило. Я парил в длинной трубе, натыкался на стенки и заливал все вокруг рвотой. Наверное, из-за того, что объелся. С тех пор хлеб так на меня не действует.

— Возможно, он был отравлен, — говорит Нелл.

— Возможно. В конце концов я попал в одну шахту и вдруг вижу, что на меня падает огромный сияющий шар с окном или иллюминатором впереди.

— Ты разглядел что-нибудь в окне? — спрашивает мой дубль.

— Да. Какое-то лицо — белое, блестящее.

— Серебристое, — говорю я.

— Нет никаких сере… — начинает Ким, словно подчиняясь рефлексу, и это нас смешит — всех, кроме девочек, которым явно не весело.

После паузы Ким продолжает свой рассказ — до того момента, когда он встретил первую девочку, затем Нелл и Циноя. Остальное мы знаем.

Следующей рассказывает Нелл. Девочки, сидящие по обе стороны от нее, берут женщину за руки — картина одновременно трогательная и нелепая.

— Первое, что я помню, — начинает она, — Циной несет меня в мешке по лесу. Мешок постепенно разрывается, и я почти из него выпадаю. Мы добираемся до платформы, покрытой каким-то веществом — кажется, засохшей кровью.

— Это была кровь, — соглашается Циной.

— Где ты ее нашел? — спрашивает мой двойник.

— Среди тел в родильной камере. Большинство из них все еще были в мешках и мертвые — замерзли, но один шевелился, и поэтому я его вытащил и взял с собой.

— Зачем? — спрашивает Ким.

— Не люблю одиночества.

— Откуда ты знал, что она будет с тобой разговаривать?

— А я и не знал.

— Сначала ее история, — настаивает одна из девочек.

Нелл продолжает:

— Мы находились в тоннеле, где были факторы — где-то на периферии, может, в центре корпуса. Там я выпала. Ну, то есть родилась. Циной подождал, пока я опробовала руки-ноги. Мне удалось встать, а затем я закричала. Стыдно рассказывать…

— Не стыдись, — негромко ворчит Циной.

— Существо заговорило. Сначала я ничего не понимала. Я должна была собраться, вспомнить язык. Я знаю и другие языки; вы, наверное, тоже. Наверное, если мы сильно постараемся, то сможем говорить с другими… — Она бросает взгляд на Томчина. — Так же, как девочки.