Страница 20 из 259
О. Иоанн Сакай (или собственно Кавамата), вернувшись 23–го генваря из Хацинохе, с 24–го числа начал свой сорокадневный пост. Не ел ничего, а пил воду, в день небольших чайника два выпивал. 4 недели, по обыкновению, служил по Воскресеньям литургию. 5–ю неделю — на службе всю диаконскую часть велел говорить Нараяма, а сам от слабости не мог, говорил только возгласы. Катехизаторы сначала убеждали его есть, но он — «пусть будет воля Божия»! Кончил пост 4–го марта утром, приобщился запасными св. Дарами и совершил благодарственную молитву за благополучное окончание своего подвига. Потом угощал катихизаторов вином и просил их радоваться вместе с ним окончанию его поста. В этот день ел: каю (2 чашки), 7 бейю (2 хай), молоко (1 гоо), яйца (2), каю (1 зен) и яваракай меси. Еще — вечером — угощая кого–то выпил и сам чашку вина. Быть может это обильное принятие после поста произвело такой роковой переворот в его организме. Ночью увидели его с искаженным лицом и в беспамятстве от страшных желудочных болей. В желудке были страшные судороги, а он в беспамятстве твердил: «сатана сиризоке», или делал бессознательные движения. До 8–го числа не говорили доктору, боясь огласки и скандала для Церкви, а о. Иоанн не приходил в сознание; раздевшись донага, сидел скорчившись, и делал разные движения, напр. поминутно брал чашку — пустую и воображал, что пьет из нее; выпивши, ставил, потом сейчас же опять пил; если перед ним ставили воду, то он и в самом деле пил, и так много, что должны были устранять воду; ел также бессознательно все, что давали. А раз забрался в Церковь, опрокинул престол, так что с него все упало, антиминс, запасные дары и пр.; затем, стал утверждать, что Бог ему велел съесть антиминс; и действительно — отправил в рот губку и стал жевать ее, уже силой вытащили ее (я нашел три клочка губки в антиминсе, по этой–то, значит, причине). 8–го числа позвали доктора, но он отказался понять болезнь и стал лишь наблюдать, пригласив и другого, оба лучшие доктора в городе; по их единогласному определению кроме чрезмерного физич. [физического] истощения они не находят в организме других причин болезни. Между тем о. Иоанн все эти дни не спал. Доктора дали ему морфия, не действует; удвоили прием, тогда он заснул несколько, и тотчас же сделалось ему лучше, стал сознательней говорить; дали еще — тогда он проснулся уже в сознании. Но глаза, после морфия, очень потускнели. 12 числа прибыла из Хакодате его жена Елена, извещенная телеграмой о болезни о. Иоанна, и стала ухаживать за ним. О. Иоанн, пришедши в сознание, был тих, рассказывал какие–то странные сны (видно было, что еще не вполне освободился от прилива крови к голове), и постепенно слабел. По рассказу Елены (в Токио — мне, когда она туда вернулась), 14–го ч. [числа] утром он велел умыть себя, сказав, где мыло для этого, помолился потом, а в 12 часов 3 минуты скончался.
17–го ч. (марта), прибыл о. Матфей Кангета для погребения его. 18–го ч. его похоронили на кладбище за городом. Христиан было на погребении 156 чел. На погребение они собрали между собою и издержали 35 ен.
Теперь собирают на памятник: 10 ен прислали христиане Ямада, 3 ены — Камаиси. Я дал сегодня 25 ен, но с условием, чтобы тотчас же заказан был камень, иначе протянут, и забудут, и могила зарастет травой; кстати же кладбище, хоть княжеское — князя Намбу и дворянское — его сизоку, но страшно запущенное. Видно, что Синтоо — не очень в моде в Мориока.
Отслужили панихиду на могиле о. Иоанна. Было и несколько христиан, между прочим 2 дзинрикися, из которых один — Давид — из Санума до сих пор вез — главное, чтобы побыть на могиле о. Иоанна. Во время поста своего о. Иоанн, пока мог, все писал свои записки или читал. Записок он здесь оставил 6 книг, которые мне передали, а я возьму в Токио для хранения при Миссии и напечатания — если что годно для напечатания. Но много книг своих записок он пожег или бросил в воду.
Тут же, на кладбище, осмотрели снаружи новый храм в честь предков князя Намбу, построенный князем недавно. Это, кажется, последняя любезность настоящего и грядущих поколений отжившему феодализму и вместе синтоизму. И то в иных местах эта любезность остается не досказанною, а замершею — как неудачное чихание, как в Вакуя, например.
Взошли на холм — по каменной лестнице ступеней 60 — посмотреть могилы князей Намбу и вместе вид сверху. Надгробные памятники — из беловатого гранита — с каменными же оградами для самих князей, и без оград — для их супруг и детей. Для каждого князя, его жены и детей отдельная площадка, выровненная и обделанная (теперь, впрочем, все заросло травой и опустилось). Мориока — резиденция Намбусских князей лет 200, прежде того они жили в Саннохе, и могил здесь множество, так что всех невозможно было обходить. Впрочем, все — одинаковые, так как форма памятников — определенная сёогуном сверху и соглашением с народом снизу, ибо расходы были — с народа.
Спустившись с холма, отправились посещать катихизаторов.
Катихизаторы из Мориока следующие:
1. Иоанн Сайкайси — семейство живет в церковном доме, жена, сестра и 2 детей, сам 5.
2. Стефан Нараяма — жена, тетка и маленький сын, сам, 4; живет в квартире 1 1/5 ены в мес.
3. Яков Коги — жена и он, живут за городом в доме брата, отыскать не могли.
4. Илья Накахара
5. Андрей Такахаси домашние — все язычники.
6. Фома Мацуда
7. Павел Исии — семейство теперь в Кадзуно–мура.
8. Павел Фудзиока — дома теперь здесь нет.
9. Павел Эсасика — жена и малютка, живет в доме отца, который здесь сицудзи.
Был еще отсюда Иоанн Ямасе.
В Семинарии теперь из Мориока:
1. Симеон Мии — старший брат теперь служит в Мидзусава, и родители с ним.
2. Матфей Уеда — родители и все дома — язычники.
3. Павел Сакауси, отец умер; мать и пр. [прочие] все язычники.
4. Павел Митамура — семейство теперь в Кудзу [Кудзи?] — деревне, 2 дня отсюда.
Кружась по городу, чтобы посетить 11 [?] сицудзи, пришлось взглянуть на город — за городом еще виднеются развалины крепости Абе–но–сада[тоо], некогда хотевшего сделаться здесь самостоятельным. Хациманторо разбил его. В городе — дворец князя Намбу — тоже в развалинах; остатки рощи показывают место, где наслаждался своим положением довольно сильный вассал (20 ман коку). В окрестности дворца были большие дома его главных кераев; и здесь теперь — новая жизнь: отличная кенчёо, великолепное среднее училище (циугакко), дальше — большая фабрика шелковых ниток, и тут же заведение для воспитания червей, образцовая ферма, дом губернатора. Бордюром города, собственно торговой и ремесленной части, служат улицы сизоку и доосинов (бывших — теперь хеймин). Сизоку почти все имели земли и сами строили себе дома по своему вкусу, хоть и определенной формы; дома эти — так же, как в Сендае — в садах; некоторые только сизоку не были землевладельцы, а прямо получали содержание рисом (курамай были). Для доосин — всех — выстроены были дома от князя — одних и тех же размеров и форм, с некоторым различием — по чинам среди их; при домах — небольшие огороды, и затем для своего содержания доосин’ы получали — фуци рисом. Оттого их улицы теперь — в струнку длинные–предлинные тянутся рядом одинаковых домиков. Это — настоящие военные поселения. Назывались доосин’ы еще — матакациу, так как подчинены были кациу — сизоку, ходили пред ними с копьями и проч. [?] Мы посетили два дома матакациу — родителей: Никанора (что маканай на Суругадае) Исайю Такасе (64 г. [года]) и Софию (63 г.), (дома только и есть два старика, оба очень хотят, чтобы Никанор поскорее женился), и Никифора (повара Миссионеров на Суругадае), Иеремию Сираива, с женой Никифора Мариной и детьми его — Моисеем (лет 12) и Василисой (года 4, — отец еще не видал ее). Здесь же в доме видел мать Никифора — родную (у Иеремии он приемыш) Макрину — 74 г. — живет она в языч. [языческом] доме, и жену Алексея Сасагава (расходчика на Суругадай). Все они — Никанор, Никифор, и Алексей — в родстве и свойстве между собою, и на Суругадае занимают такое же положение относительно учеников Семинарии и катихиз. училища — почти все сизоку, какое их отцы занимали относительно сизоку в старинное время.