Африка — земля парадоксов

— Это — искусство, — с типично военной прямотой убеждал меня (хотя я-то был здесь ни при чем) ветеран Второй мировой войны, отставной пилот Джон Рекс. — В заморских музеях вы, несомненно, найдете кое-что похлеще.

Атмосфера накалялась. Специалисты встали стеной на защиту коллеги. Директор центра искусств и ремесел Стивен Уильямс заявил, что художник должен анатомически точно изображать человеческое тело.

— Обнаженные фигуры известны мировому искусству на протяжении тысячелетий, — доказывал он. — Возьмите, к примеру, Давида, вышедшего из-под резца Микеланджело Буонарроти. Мы нанесем ущерб народной нравственности, если обяжем коллегу Мадебе ханжески упростить его детище или надеть на статую брюки, хотя, признаться, я трудно представляю себе такие брюки, в которые уместилось бы его мужское достоинство.

Умиротворяюще звучали слова другого члена жюри — видного скульптора Джилла Кауфмана:

— Поверьте, люди со временем привыкнут к шедевру моего собрата. Ничего неприличного в одухотворенном богатыре нет. Вы ежедневно смотрите отвратительные, пошлые фильмы, которые без конца крутят в наших кинотеатрах, — уж там-то бесстыдство возведено в систему.

Обращало на себя внимание то, что большинство протестующих составляли африканцы. Ясность наступила, когда Кин-Маршалл Чарумбира — председатель ассоциации жителей пригорода Куинз-парк — от их имени потребовал убрать произведение, «созданное без учета традиционной культуры». «Даже герои нашего далекого прошлого — Лобенгула, Неханза и Кагуви — носили кое-какую одежду», — с чувством сказал он.

В его словах в известной мере кроется разгадка неожиданно враждебной реакции части населения Булавайо на появление «Устремленного». Основной промах художника заключался, видимо, в том, что в порыве вдохновения он творил в классической манере, чаянно или нечаянно презрев древний обычай собственного народа: ндебеле, обитающие в этих краях, в отличие от жителей центра или запада Африки искони чуть прикрывали наготу. Все, что открыто, уязвимо для дурного глаза, считают они. Мужчины почти никогда не расставались с набедренной повязкой. Иначе по воле злого колдуна они могли бы потерять способность иметь потомство, а для африканца нет трагедии печальнее этой. Если стилизованные нагие женские фигурки в искусстве ндебеле не редкость, то мужские подобного рода практически не встречаются.

Власти долго ломали голову, что делать с вызвавшим едва ли не общенациональную дискуссию бронзовым юношей, погруженным в раздумья о проблемах будущего.

— Не он первый такой мыслитель и не он последний, — резюмировал в нашей беседе директор жилищно-коммунальных служб муниципалитета Булавайо Мтшена Сидиле. — Раз народ протестует, значит, надо прислушаться к его голосу.

В конце концов экзотическую для этих мест скульптуру убрали в помещение. А потом изредка на короткое время выставляли на суд всегда валом валивших, чтобы посмотреть на нее, капризных зрителей.

К слову сказать, нечто подобное произошло в июле 1999 года в столице Анголы Луанде. На площади Святой надежды была выставлена последняя работа одного из ведущих скульпторов страны — Закариаша Матеуша Калумбанголы — деревянная статуя обнаженной женщины. Большая группа озабоченных граждан и гражданок, ведомых женщинами-парламентариями, на следующий же день потребовала убрать скульптуру, которая, как они заявили, оскорбляет их эстетические и нравственные чувства, или одеть ее, как и положено, в традиционный африканский наряд.

Власти оставили право нелегкого выбора за автором произведения, и он, конечно, выбрал. Не мог пойти против воли предков. Дело в том, что скульптура посвящена ритуалу родного для Калумбанголы племени кокве, когда племя радостно празднует излечение женщин от бесплодия с помощью средств народной медицины. Никаких одеяний для исцеляемых не предусматривается ни в ходе медицинских процедур, ни после, во время праздничных торжеств.

Но разгадка подобных запретов проста: согласно поверью многих народов банту, вид нагой красавицы может отнять у мужчины половую мощь, иначе говоря, сделать его импотентом. Был такой случай в июле 1999 года. Четверо дюжих полицейских в провинции Ньянза, на западе Кении, арестовали женщину за изготовление местной самогонки чангаа. Находчивая дородная красотка пустилась проворно стаскивать с себя одежду, а блюстители порядка, словно ошпаренные, в ужасе бросились наутек. По обычаям народа лухья, мужчина, узревший нагую замужнюю женщину, обязательно должен подвергнуться дорогостоящей унизительной церемонии очищения от скверны, иначе превратится в презренного евнуха и будет отвергнут обществом. Но в принципе в Черной Африке женщины традиционно прибегают к прилюдному обнажению верхней части тела как к способу выразить крайний гнев и возмущение.

…Любое произведение зимбабвийского мастера, даже посвященное современной теме, так или иначе связано с легендой, тотемом, религиозным верованием. Художники невольно вкладывают в свои творения чуточку народного миропонимания, привычную народам шона и ндебеле образность. Дома у скульптора Николаса Мукомберанвы я был буквально ошеломлен работой «Вождь». На меня в упор глядели огромные глаза крепко сбитого мужчины с волевым подбородком, сложенными крест-накрест и прикрытыми циновкой ногами. Весь его облик выражал достоинство, мудрость и прозрение.

— У вас был конкретный прототип для этой скульптуры? — поинтересовался я.

— Все вожди. Всех времен и, если хотите, народов, — ответил Мукомберанва.

— У него очень сильный характер. Вам это хорошо удалось показать.

— Иначе за ним не пошли бы люди, — подхватил скульптор. — Они могут повиноваться ему, но не следовать за ним. Это подрывает общину. В собственной хижине, говаривал мой дед, и дурак — умный, а за пределами-то хижины все по-другому. Вождь обязан подавать пример в соблюдении извечного кодекса морали, чтобы не угас дух общины, не подгнили ее нравственные устои. Он хранитель обычаев и традиций, и то лучшее, что есть в рядовом человеке, должно быть многократно увеличено в вожде. К примеру, принцип «куэвибата», требующий предельной сдержанности и самоконтроля, рекомендует действовать лишь по зрелом размышлении и ни малейшим движением не реагировать на промах соплеменника. Если кто-то уколет, обидит вас, то, согласно «куэвибата», позорнее всего ответить тем же.

Оскорбление отметают молчанием.

— Ну а если вождь или старейшина ведет себя против правил хорошего тона?

— Тогда он получит должную оценку, и не обязательно ему скажут о ней в лицо — иногда опять же молчание, общее равнодушие сильнее самого сурового публичного порицания. Когда человек на виду, его достоинства и недостатки тоже всем заметны, как бы он их ни скрывал. Ничтожество, временщик, перехитривший свой жребий и волей случая вознесенный на пьедестал, в конечном счете займет надлежащее место в склепе исторических посредственностей, какие бы дифирамбы куртизаны ни пели ему при жизни.

Миф и поэзия наполняют каждую скульптуру Николаса. Символы и аллегории, сопровождающие зимбабвийцев от рождения до последнего вздоха, придают его произведениям совершенно определенный жизненный смысл. Круглые, большие глаза — черта искренних, чистых людей, три глаза у двух почти сросшихся друг с другом человеческих головок говорят о безмерности любви. Николас обтесывает гигантские камни только при ярком солнце, желая передать в них свет и тень.

В ателье Джозефа Ндаидарики я залюбовался работой «Поверяет секрет»: два бабуина, слившиеся в камне, повернулись лицом к лицу, положив руку на руку.

— Такие секреты хранятся вечно, — промолвил Джозеф.

На основе народной философии складываются новые представления, осмысливается современная жизнь — и не только в собственной стране, но и во всем мире. Это особенно хорошо видно в работах того же Джозефа Муссондо — автора «Ядерной катастрофы». Джозеф очень молод, у него еще все впереди. Поборник свободы, он отдает часть гонораров беженцам из Южной Африки, голодающим детям континента. Никто не обязывает к этому скульптора, но у него, по словам С. Роджерса, вошло в инстинкт сознание солидарности с угнетенными и обездоленными.