Африка — земля парадоксов

— Ты, патрон, не знаешь наших обычаев, а потому вечно трясешься, — как-то с доброй, но полной скрытого превосходства улыбкой возразил он. — Мой дед учил: «Лучше иметь десять девушек, чем ни одной».

— Посмотрим, посмотрим, — увильнул я от философских дебатов по поводу мудрости и морального облика его деда.

И наконец тот самый накарканный мною «прекрасный» день наступил в его жизни. Он пришел, понурившись, какой-то пришибленный, до слез жалкий.

— В чем дело, Бирама? Ты не туда рулишь. Зачем спешить к предкам? — предостерег я его, когда он вдруг без всякого повода рванул на красный свет.

— Патрон, я в беде. Ты знаешь Анабу, девушку, которую ты не так давно видел со мной, сестру Мебенги? Она беременна.

— Подумаешь, событие! — попробовал я отмахнуться от него. В тот день у меня было много хлопот, я безумно устал.

— Событие, быть может, небольшое для тебя, а для меня хуже не придумаешь. Все было бы прекрасно, если бы я был в стороне, — сокрушенно произнес он. — На днях, когда ты отсутствовал, она огорошила меня этой новостью. Уже три месяца. Пути обратно нет. Она сообщила, что ввела родителей в курс дела. Скоро они заявятся ко мне. Что будет с дорогой Кади, когда она узнает! Кади — это моя жена. Ты не забыл? Сейчас она у себя на родине в Сегу: умер какой-то родственник. Но африканский телефон… О, ты не знаешь, что это такое. Действует молниеносно! Шепот летит быстрее света и гремит как гром. Она будет ревновать, не вернется, останется у родителей. Она предупредила меня: «Если появится другая девушка, моей ноги здесь не будет». Какую промашку я совершил!..

— И не одну, — уколол я его.

— Не будем вспоминать о былом. Что прошло, то не вернется, говаривал мой умный дед. Я теперь совсем, совсем другой человек, — философствовал он. — Как поступит Кади?

— Кади, Кади! Ты все о ней. А как же Анабу? Да и о чем думала она? Ей же всего пятнадцать.

— В таких случаях, ты все-таки должен понимать: и у нас и, наверное, у вас думают после, а не до, — парировал он.

Случай с Анабу не отнесешь в Черной Африке к чрезвычайным. В лицеях и школах Бенина, Сенегала или Камеруна едва замечают, что девочка забеременела, как тут же отсылают к врачу. Если тот подтверждает наблюдение, то за ним следует неминуемое исключение из школы.

— Девушки стали подозрительнее, недоверчивее, да и с родителями беда. Они просто обозлились. Боятся, что их дочери прервут учебу, — пожаловался как-то на новые веяния Бирама. — За грамотных-то девушек свадебный выкуп значительно выше.

На его беду Анабу оказалась к тому же дочерью примерно такого же рода «обозленных», но рассудительных родителей.

— Анабу я буду помогать деньгами, признаю свое отцовство. Я же порядочный человек. Ее отец — большой мудрец, надо тебя с ним как-нибудь свести — не стал ходить вокруг да около, а был очень откровенен: «Нас интересует не будущее, а настоящее, сын мой. Что ты собираешься делать? Наша дочь будет сохнуть девять месяцев, а потом еще четырнадцать месяцев сидеть с ребенком, как собака на цепи, кто возьмет ее в жены? Захотевший жениться на ней наведет обо всем справки, узнает, что наша дочь имела дело с неким Бирамой, у которого есть жена и дети, решит, что моя Анабу — легкомысленная. А она очень, очень воспитанная девушка. До тебя ни один мужчина к ней не притронулся. Вся деревня подтвердит это. И этот парень задаст вопрос: «Если у нее уже был до меня некий Бирама, то где гарантии, что она не продолжит встречи с другими при живом муже?» И будет прав!»

Меня всегда удивляли и немножко забавляли оценки африканцев. От Бирамы и других друзей я часто слышал.

— Это вот — очень серьезная девушка. Скала! Не подступишься. Родители смотрят за ней, как слоны за слонятами. С ними очень тяжело.

А через десять минут узнаешь, что у «серьезной девушки», «неприступной скалы» уже есть ребенок.

— Тогда почему она при своей «серьезности» и столь бдительных родителях не вышла замуж за отца ребенка? — наивно удивлялся я.

Вопрос непременно застигал их врасплох — и они долго оставались с открытым ртом, не зная, как объяснить столь запуганную интригу. Правда, и со стороны девушек я слышал подобное.

— Мужчины у нас несерьезные, — сетовала камерунка Онорин, студентка Яундского университета. Как часто бывает: он угощает тебя пирожным, манго или конфетами, а потом делает ребенка и бросает бедную девушку на произвол судьбы.

Правда, на вопрос, почему «бедные девушки» клюют на пирожные, она не могла найти убедительный ответ.

И неразборчивость парней, и непоследовательность их подруг вряд ли заслуживают оправдания. Тем не менее эта простодушная аморальность, естественный для пышущих физическим здоровьем людей цинизм — среда, в которой взращивается сегодня африканская любовь. Так что понятие «серьезная девушка» или «серьезный юноша» в Африке весьма диалектично и растяжимо.

Родители Анабу, к слову сказать, предложили Бираме заключить традиционный брак, то есть жениться вторично. Либо оплатить по суду все ее вынужденное пребывание дома в период беременности и дальнейшую учебу.

— Но Анабу не согласится быть второй женой, как и Кади — на мое многоженство. Я сам категорически против полигамии. Заметь, сколько негодяев не признают своего отцовства. Я не таков. С Кади мы связаны традиционным браком, хотя я еще не выплатил весь выкуп ее родителям. Законный брак для меня — как у белых, с регистрацией в муниципалитете, в церкви. У вас закон запрещает иметь двух жен, а наши родители часто настаивают на обратном. Что мне делать, не знаю. Ты же, патрон, не повысишь мне зарплату на учебу Анабу?

— Сластолюбец! Меньше бы бегал за юбками, тогда бы теперь не клял быт и нравы родной земли.

— Да, каюсь, с Анабу я промахнулся. Но почему у нас такие жестокие законы? — вновь ныл он. — Я хочу жить, как вы метко выражаетесь, в цивилизованном обществе. Почему я должен связывать себя с ней на всю жизнь? Я даже не знаю эту девушку. Спать ради удовольствия с женщиной один месяц — ничего не значит. Разве в постели разберешься, что она собой представляет? Да и моя Кади чересчур консервативна. Ей бы пошире смотреть на вещи.

Драма в итоге кончилась счастливо, как в потрясшем Россию телесериале «Богатые тоже плачут». Сначала Кади сообщила любвеобильному супругу, что не вернется, и бойкая Анабу быстренько перебралась к нему. Но потом вернулась и Кади, согласившись взглянуть на вещи «пошире». Она стала старшей женой. Но не будем строги и отдадим должное Бираме: парень он при всех его понятных слабостях отличный.

Если родители противятся, если обычай запрещает, то ничего не поделаешь — свадьбе не бывать. Так получилось У Дени, моего знакомого конголезца.

Он возвратился в Браззавиль совершенно убитый, сокрушенный. Его вынудили расстаться с женой, поскольку обе семьи твердо решили расторгнуть их супружество.

Дени — молодой чиновник, очень умный, начитанный, с современными взглядами, разделяющий, как у нас говорят, «общечеловеческие ценности». Он любит все африканское, но критически оценивает косные нравы и обычаи родной стороны, однако вынужден жить так, как велят, а не так, как хотелось бы. Дени не мог скрыть горечи, когда рассказывал мне о крушении своей любви.

— Альфонсина очень хорошая жена. Не могу нахвалиться ею. Ничего не могу сказать плохого о ней. Мы прожили четыре года. У нас двое детей. Первому три года, второй — грудной. Глупо все это. Но семья и слышать не желает о нашем браке, потому что мы из разных племен. Я — батеке, она — бембе. А предки бембе когда-то наложили табу: девушки из их племени не должны выходить замуж за иноплеменников. Ее родители понимают нас: «Если хотите продолжать, так давайте, но ваш брак нарушает обычай, а поэтому он незаконен, он — ничто».

— Ну и что же? Живите и дальше вместе, если они не возражают.

— Но дальше так в самом деле не может продолжаться, потому что мои родители ставят меня перед выбором: «Либо вступай в законный брак, либо расстанься с девушкой». Кроме того, в положении холостяка много неудобств. Я работаю в отделе социального обеспечения. Наш начальник даст всякого рода надбавки к зарплате лишь тем, у кого в порядке документы. С налогами тоже неладно. У меня двое детей, а с меня высчитывают как с холостяка. Я не получаю и компенсацию на медицинское обслуживание. Наконец, в случае развода я не могу взять своих детей в собственную семью, поскольку их увезут туда, к бембе.