Страница 5 из 96
Странно все-таки: сколь много у нас общего, и сколь непостижимо многое, хотя и, по существу, общее, разводит нас врозь.
— Основой поверий моих чернокожих собратьев является приверженность единому Богу, Великому Духу (или Разуму), вождю всех духов, сотворившему окружающий нас мир, давшему растениям раз и навсегда силу исцелять и убивать. У нас, моей, его называют Венде, у лоби — Тангба, у герзе — Яла, у бамбара — Фаро, — посвящал меня в святая святых африканских представлений о мире мудрый ларалле-наба (хранитель королевских могил у верховного правителя народа моей — моро-набы) Ямба Тиендребеого. Он тогда, кроме того, занимал пост мэра столицы Верхней Вольты (ныне Буркина-Фасо) Уагадугу.
Венде счел себя свободным от всяких обязанностей перед людьми после их сотворения и витает в эмпиреях. Он равнодушен к злым поступкам и жестокостям злых духов, которые, однако, пребывают под его всемогущим контролем. К нему не обращаются с молитвами за исключением нескольких обращений с мольбой. «О Боже, Отец наших отцов, ты вождь наших 333 богов. Ты правишь на земле и на небе, и мы просим у тебя здоровья нашему телу, мы посвящаем тебе наш урожай», — взывал при мне к Венде Ямба Тиендребеого.
Имя Бога иногда произносится по случаю крупного события или беды. Моей, в дом которого ворвалась смерть или еще какое-нибудь несчастье, сокрушается так: «Бог обиделся на меня» — или: «Бог сделал меня несчастным». Старый целитель моей Бакари, с которым меня познакомил ларалле-наба, признался: «Я никогда не обращаюсь к духам. Когда я применяю лекарство, я говорю: «Боже великий и единственный, Вождь и Повелитель всех духов, дай моему снадобью целительную силу».
— Все африканцы верят в единого Бога, поверьте мне, — настаивал Ямба Тиендребеого в нашем разговоре. — Даже если эта вера сопровождается лишь редкими обрядами. Изображать дело так, что черный человек не молится, что вся его «религия» сводится к материальному представлению о силах природы и манах предков без обращения к творцу вселенной, — глубокая ошибка и ложь. Над всеми этими невидимыми и персонифицированными силами, дурное влияние которых надлежит устранять жертвоприношениями, над душами предков властвует Высший Дух, Бог, благожелательный Человечеству. К несчастью, этот Бог отвлекся от нашего мира, передоверил его множеству второстепенных богов, ордам джиннов, демонов, всяких нечистых духов, оставив за собой небо. И наше дело заключить со всеми этими духами полюбовный договор, сделать их благосклонными к себе способами, которые нравятся им.
Бога же африканцы любят и не боятся. В романе нигерийского писателя Чинуа Ачебе «Стрела бога» рассказывается, как к старому жрецу прибежал сын, которого взволновала встреча в лесу с незнакомым человеком. Отец объяснил ему, что он столкнулся с самим богом Идемили, торопившимся на свидание к другому богу. Такая встреча могла быть опасна лишь для человека нечестного, пояснил мальчику старик. И впрямь, если дерево не болеет, на нем не растут грибы и ничто не грозит ему. «Каждый судит о других по себе», — гласит африканская пословица. Всю жизнь, как нам кажется, мы ищем истину, невинно путая ее с правдой. А ведь разница между ними громадная: правда — это то, как окружающий мир видится в наших чувствах и сознании, а истина — то, что есть на самом деле. Истину же мы поймем, ощутив свою связь со всеми предшествующими поколениями, не отказываясь от их опыта. Да, правы африканцы: есть на свете и Бог, живы и наши предки, если в нашей груди бьется доброе совестливое сердце. Они — в нем до последнего нашего вздоха. И в этом — истина.
СКАЖИ МНЕ, В КАКОМ ДОМЕ ТЫ ЖИВЕШЬ…
— Дом — основа основ в нашей жизни, самое безопасное и надежное место в этом мире. Обитель живых должна нравиться не только нам, но и предкам — иначе в ней будет трудно жить, в нее то и дело будут проникать недобрые силы. Ведь предки, перебираясь в мир теней, продолжают делить с нами все наши радости и невзгоды, — без них нам не защитить родного очага, — скупо и даже с некоторой неохотой отвечал на мои расспросы Секу Конате, житель глухой деревеньки близ малийского города Сегу.
На этой мысли все его ответы кончились. В Африке не любят вдаваться в морально-этические подробности, касающиеся отношения к жилищу. Причин тому я не знаю, но, по наблюдениям, люди предпочитают не распространяться и не откровенничать по этому поводу. Здесь есть свои тайны.
Одно я замечал, по крайней мере по разговорам и поведению моих камерунских, малийских и буркинийских друзей: в наших взглядах на жилище было кое-что общее. «Каждый из нас может свидетельствовать своим внутренним опытом, что не только люди, но даже местности, дома и вещи имеют свое духовное лицо, свой темный или светлый фон, — попытался вникнуть в психологию святых и добрых мест России архимандрит Рафаил (Карелин). — В некоторых домах нам легко и хорошо, мир водворяется в сердце, забываются все наши заботы и противоречия, мы перестаем думать о греховном и суетном. Уже древние заметили, что дух человека как бы «отпечатывается» на его вещах. Так и наоборот, есть дома, где какая-то тяжесть давит грудь, где человек чувствует тоску и тревогу, ему хочется поскорее покинуть это место, бежать оттуда. Есть места, где человек дышит полной грудью, вдыхает чистый воздух, как в горах или в саду. А есть дома с роскошной обстановкой, тщательно убранные, как будто каждая вещь вылизана языком, и в то же время чувствуется, что атмосфера этого дома пропитана миазмами; человек ощущает липкую, зловонную грязь, как будто разлитую вокруг него. Есть места, где внезапно содрогается душа, ей кажется, что здесь совершилось преступление и пролилась человеческая кровь. Особенно поражены этой «черной радиацией» греха те дома, где занимаются колдовством, гаданием, спиритизмом и так далее».
Для многих африканцев само ощущение отечества начинается с дома, с семьи, а потому дом должен быть всегда чистым, выметенным, наполнен доброжелательством. И еще одна существенная деталь: вещи в африканском жилище, как рассказывал мне малийский поэт Гауссу Диаварра, живут в тесной связи с его обитателями, «разговаривают» с ними, служат им, радуются им и обижаются на них.
Возводя традиционное жилище, африканец больше учитывает сугубо практические и подспудно мистические обстоятельства, чем абстрактные эстетические или геометрические критерии. Поэтому оно гармонирует с окружающей средой, частью которой становится само. Его конструкция, форма столько же зависят от образа жизни и характера хозяев, сколько от имеющихся в их распоряжении материалов, климата, рельефа местности, господствующих ветров.
На севере Камеруна крестьянская семья занимает целый комплекс связанных между собой хижин, а у маса в Чаде, акамба в Уганде, курумба в Буркина-Фасо она теснится вместе с домашними животными в одном помещении.
В лесистых районах строят дома, обычно прямоугольные, из дерева, бамбука, тростника, травы, соломы. Крыша на них двускатная, реже четырехскатная, из листьев пальмы рафии или кусков коры. Члены семьи расселены по крошечным комнаткам с легкими перегородками. Двери широкие, нараспашку, часто вовсе не закрывающиеся: от врагов, рассуждают там, нас хранит лес, а друг с другом мы ладить умеем.
Жилища саванны — массивные глиняные кубы с низким дверным проемом и овальные глиняные хижины под остроконечной или куполообразной крышей. Внутри все подчинено соображениям удобства: кухни и загоны — попросторнее, спальни маленькие, уютные, чтобы отдыхать в тепле и покое, житницы приподняты над землей для защиты припасов от грызунов и сырости.
У хауса в Нигерии, вокруг Томбукту и Гао в Мали принято сооружать глинобитные дома в два этажа, с террасой и плоской крышей, где в багряные предзакатные часы люди беседуют о жизни, неторопливо попивая чай.
Разноголосья в африканской народной архитектуре хоть отбавляй, но оторопь берет чужеземца новичка лишь из-за незнания им правил, определяющих виды и типы жилья для различных природных зон. Самая неказистая хижина в забытом богом уголке континента несет на себе отпечаток вечности, ибо при всех индивидуальных «причудах» она есть плод коллективного зодчества поколений.