Страница 14 из 21
Жуан и сам беспокоился, что его закаленные в битвах рыцари обратятся друг против друга, если не найдут иного выхода своей энергии. Но и теперь он предусмотрительно позвал за своими исповедниками, учеными и советниками. Им он сказал, мол, желает знать, будет ли завоевание Сеуты богоугодным деянием. Еще в период расцвета крестовых походов в умы христианских теологов и законоведов закралось сомнение относительно права папы как самопровозглашенного суверена мира простирать свою власть на нехристиан и одобрять завоевательные войны против них. Равно неясно было, могут ли христианские короли по закону вести войну против неверных, не представляющих для них прямой угрозы; лагерь противников войны указывал, что в Писании говорится, дескать, их следует обращать в христианство силой не оружия, а проповеди. Папство, еще только оправляющееся от последствий раскола XIV века, разумеется, придерживалось иной точки зрения. Оно всегда рьяно поддерживало правителей, готовых претворить в жизнь папские прерогативы, и неоднократно жаловало буллы на крестовые походы португальцам, позволявшие им открыть новый фронт против ислама, когда только пожелают [101].
Поразмыслив еще несколько дней, королевские советники приняли сторону папы, иными словами, утверждения, что христианские правители наделены неограниченным правом – даже обязанностью – нападать на неверных или язычников просто потому, что они неверные или язычники. Когда с юридическими формальностями было покончено, принцы разбили каждый пункт из длинного перечня практических возражений короля (не последнюю роль тут играли непомерные затраты на все приключение), и началось планирование кампании.
Военный совет быстро пришел к выводу, что лучшим шансом на успех станет элемент внезапности. К тому же никто в Португалии ровным счетом ничего не знал об оборонительных укреплениях, якорных стоянках или условиях мореплавания в окрестностях Сеуты. Король Жуан составил план. Вдовствующая королева Сицилии, которой тогда управляли из Арагона, намекала на возможность брака с принцем Дуарте, наследником португальского престола. Было подготовлено посольство, но вместо руки Дуарте послам – приору и капитану, за которыми шла заслуженная слава хитрецов, – наказали предложить руку принца Педру, второго сына, который не наследовал ничего.
Две галеры разукрасили вымпелами, драпировками и балдахинами цветов короля, матросов нарядили в ливреи тех же цветов. Галеры направились в Гибралтарский пролив и бросили якорь в Сеуте. Приор напоказ делал вид, что отдыхает, а на самом деле изучал и запоминал береговую линию Сеуты, а капитан, взяв лодку, под прикрытием ночи обплыл Сеуту с моря. Завершив свою миссию, они отбыли на Сицилию, где королева была – вполне предсказуемо – не в восторге, и вернулись в Лиссабон. Когда их вызвали во дворец, приор попросил два мешка песка, моток ленты, полбушеля бобов и таз. Запершись в зале, он построил огромный песчаный замок и в миниатюре воспроизвел холмы, долины, здания и фортификации Сеуты.
Даже на песке зрелище расхолаживало. Невысокая гора Монте-Ачо была окружена сетью круговых укреплений: стен, переходов и башен, которые поднимались от самой воды к цитадели на вершине. Другие стены окружали внутренний город, расположенный на полуострове, выгнувшемся между горой и материком. В самом узком месте перешейка тянулся ров, отделяя город от предместий на берегу, а со стороны суши подступы к нему охранял замок. Корабли могли вставать на якорь по обеим сторонам полуострова, но часто налетали или неожиданно меняли направление ветра, и от португальцев потребуется менять место причала и тактику почти без предупреждения. Это была устрашающая перспектива для небольшой страны, которая никогда не вела войн на море.
И требовалось преодолеть еще одно препятствие – в лице королевы. Филиппа очень любима в народе, торжественно объяснил Жуан сыновьям, и ничего не может быть сделано без ее согласия. Принцам был прекрасно известен решительный характер матери, и они прибегли к хитрости. Они изложили ей свой план и с невинными лицами попросили заступиться за них и за их план перед королем.
– Сир, – обратилась Филиппа к мужу, – у меня есть просьба не из тех, с какими матери обычно обращаются в отношении своих детей, ибо обычно мать просит отца, чтобы он удержал сыновей от любых опасных поступков, страшась, как бы не случилось с ними беды. Я же, – продолжала она, – прошу вас удержать их от забав и удовольствий и подвергнуть их тяготам и опасностям.
Далее она объяснила, что принцы приходили в тот день ее повидать. Они сказали, что король медлит принять их план и что они просят ее о заступничестве.
– Что до меня, сир, – утверждала Филиппа, – то, учитывая род, из которого они произошли, род великих и великолепных императоров, королей и прочих принцев, чьи имя и слава известны по всему миру, то я ни в коей мере бы не хотела, чтобы они испытывали недостаток в возможностях совершить своими трудами, своей отвагой и своим умением великие подвиги, какие были совершены их предками. А потому я приняла на себя миссию, которую они на меня возложили, и их просьба мне в великую радость [102].
Жуан сделал вид, что поддался на уговоры, и приготовления начались. В план было посвящено только ближайшее его окружение, и поползли самые разные слухи: о готовящемся нападении на принадлежащую Арагону Ибицу или Сицилию, на мусульманскую Гранаду или даже на кастильскую Севилью. Наконец был созван большой совет, которому как свершившийся факт представили идею вторжения и с которого взяли клятву хранить тайну. Товарищи Жуана по оружию давно уже состарились, но, как писали хронисты, даже девяностолетние старцы ухватились за шанс последней схватки на поле брани. «Вперед, седобородые!» [103] – будто бы воскликнул один престарелый советник, и все покатились со смеху. Сколь бы забавна ни была перспектива увидеть, как старые вояки будут втискивать себя в доспехи, в качестве меры предосторожности Жуан потихоньку распустил слух в рыцарских кругах Европы, что намечается благородное рыцарское приключение.
По приказу короля был проведен смотр численности и состояния португальских кораблей. Отчет производил удручающее впечатление, и были отданы приказы вырубить значительную часть королевских лесов и нанять всех свободных плотников, конопатчиков и бочаров. Корабельные плотники в Португалии были привилегированным классом: ее порты стали жизненно важной остановкой в пути между Средиземноморьем и Северной Европой, и в них осели многие итальянские купцы и моряки [104], привезя с собой познания в навигации и строительстве различных типов судов. Однако им было далеко до венецианского Арсенала, государственного конвейера, который выдавал гигантские галеры со скоростью, поражавшей гостей Венеции. Довольно быстро стало ясно, что единственным способом собрать большой флот в короткие сроки будет нанять его, и Жуан отправил доверенных лиц в Испанию, Англию и Германию, чтобы зафрахтовать столько морских кораблей с высокой осадкой, сколько удастся собрать. Чтобы их оплатить, он приказал португальским солеварам продать ему свои запасы по ценам ниже рыночных, а после сам перепродал соль с огромной выгодой, а чтобы урезать дополнительные расходы, приказал всем, кто держал запасы меди и серебра, передать их в казну. Монетный двор гремел и сиял огнями день и ночь, а монета поступательно девальвировалась. Многим португальским купцам это предприятие казалось разорительным капризом рыцарственной глупости [105].
Поскольку крупный флот трудно подготовить незаметно, советники короля придумали еще один план для отвода глаз. Под довольно шатким предлогом, дескать, в Голландии были украдены товары португальских купцов, отправили посольство объявить войну Голландии. Сразу по прибытии посол договорился о тайной встрече с графом, наместником Нидерландов, и посвятил его в планы португальцев. Затем в ходе заранее срежиссированной сцены при дворе он сыграл свою роль так убедительно, что его собственным советникам пришлось его сдерживать, и Голландия сделала вид, будто готовится к войне.
101
Буллы издавались папами из числа итальянских кардиналов, которых португальцы наряду с англичанами поддерживали против французских претендентов. Первая булла датируется 1341 годом, она же была возобновлена в 1345, 1355, 1375 и 1377 годах.
102
Zurara. Conquests and Discoveries, 52–53.
103
Там же, За кулисами событий совет был далек от единогласной поддержки плана, многие молодые дворяне все еще жаждали возобновления войны с Кастилией. Утверждение Зурары, дескать, девяностолетние старцы загорелись желанием принять участие в походе на Сеуту, следует воспринимать как поэтическое заверение в том, что в пользу крестового похода высказались самые мудрые люди страны.
104
Среди них преобладали генуэзцы, вынужденные искать новые пути коммерции, когда Венеция захватила главенствующую роль в торговле предметами роскоши из Азии. В 1317 году один генуэзец даже был назначен первым адмиралом Португалии.
105
Десятилетия спустя кредиторы все еще пытались получить крупные суммы, одолженные ими короне. См.: Russell. Prince Henry, 44.