Страница 50 из 73
По логике вещей Юрий Всеволодович должен был «беречь живую силу, употребить свое войско для защиты городов, наносить внезапные удары подобно рязанскому боярину и витязю Евпатию Коловрату, уклоняясь от битв и сражений в открытом поле» [27, с. 64]. Тем не менее силы, собранные и присланные Великим князем навстречу монголам, были значительны. Здесь были владимирские полки, ведомые его сыном Всеволодом. «Кроме владимирской рати к Коломне подошли остатки рязанских полков во главе с князем Романом Игоревичем. Суздальский летописец сообщает даже, что к Коломне пришла новгородская рать: „…и Новгородци съ своими вой из Владимеря противу Татаромь“. Кроме того, в состав русской рати… входили полки ряда княжеств и городов: пронские, московские и др.» [47, с. 146]. Одним словом, воинство внушительное — достигавшее 20–30 тысяч человек. Но только этого и нужно было Субэдэн), который и не взял, и не сжег Коломны, дабы не отпугнуть ее страшными руинами противника. Находясь на территории завоевываемого государства, он искал генерального сражения, которое должно было решить все. Примером столь же удачной стратегии могут служить победы Александра Македонского при Гавгамелах, Чингисхана при Е-ху-лине, Наполеона на полях Аустерлица. Конечно, масштаб столкновения у Коломны скромнее, но задачи, поставленные великими полководцами в каждом из упомянутых случаев, можно считать идентичными.
О значимости битвы у Коломны для самих монголов свидетельствует тот факт, что там присутствовали «Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан[136], Кулкан, Кадан и Бури» [38, с. 407]. Следовательно, Субэдэем было сконцентрировано в одном месте почти все войско вторжения — 60–70 тысяч воинов.
Сражение произошло 10–12 января, и то, что оно продолжалось несколько дней [6, с. 360], лишний раз доказывает многочисленность русских полков и то, что в их состав входили дружины, состоящие из воинов, для которых война была ремеслом. «Бысть сеча велика» (Лаврентьевская и Суздальская летописи), «бишася крепко» (Новгородская I и Тверская летописи), «ту у Коломны бысть им бой крепок» (Львовская летопись) [46, с. 146]. Красноречивейшим подтверждением достаточно умелого и ожесточенного сопротивления русских монголам является гибель в той битве младшего сына Чингисхана Кулкана, смерть которого сама по себе была чрезвычайным для монголов событием, сравнимым лишь со смертью отца Бури Мутагена во время войны с хорезмшахом. Но Мутаген был лишь внуком Чингисхана, хотя и любимым… Потеря Кулкана, самого высокопоставленного из чингисидов по своему происхождению, который согласно обычаям монгольских полководцев должен находиться в тылу своих войск, «указывает на возможный удар русской тяжелой кавалерии» [6, с. 360], который сопровождался «нарушением боевого порядка и глубоким прорывом» [46, с. 1471 этой самой кавалерии в построениях монголов. Но силы были неравны, и хотя «русские воины „бишася крепко и бысть сеча велика“… после ожесточенного боя… монголо-татары… смяли владимирские полки и „погнаша их“» [46, с. 1471. Погиб рязанский князь Роман и владимирский воевода Еремей, а Всеволод с малой дружиной ушел во Владимир.
Бату, Субэдэй и прочие могли быть довольны проведенным сражением за одним исключением — погиб Кулкан. Когда-то Чингисхан, мстя за смерть Мутагена, по взятии Бамиана приказал умертвить не только жителей, но и всех домашних животных, включая собак и кошек. Исходя из того, не трудно догадаться, какую участь, вдохновленные тем страшным примером, уготовили завоеватели русичам.
Испепелив Коломну, главные силы монголов вторглись в великое Владимиро-Суздальское княжество, государство, могущее конкурировать с любым из европейских королевств во всех областях, которых те достигли — как в системе экономики, так и в культурной и военной сферах. На пути захватчиков лежала Москва, которая была захвачена 20 января 1238 года, причем там был пленен, а впоследствии убит сын Юрия — Владимир, а воевода Филипп Нянка погиб, «царь же Батый жива его взята, разсече его по частям и разбросаша по полю» [56, с. 174].
После Москвы печальная участь ожидала и стольный град Владимир, и многие другие города. Вот некоторые из них — Суздаль, Стародуб, Городец, Переяславль-Залесский, Кснятин, Кашин, Дмитров… Вступать в дискуссии о том, что какие-то города раскрывали ворота и сдавались без боя, не имеет смысла, как не имеют смысла и рассуждения о том, что монголы щадили церкви, монастыри и их обитателей. Церкви и монастыри подвергались такому же безжалостному разорению, как и те города и местности, в которых они находились. В одной лишь Лаврентьевской летописи масса тому примеров.
М ежду тем, подойдя к Владимиру, «…Субэдэй… отправил отдельный корпус, который взял и сжег Суздаль в промежутке между 4 и 6 февраля, так как 6 или 7 февраля этот отряд уже вернулся к Владимиру» [6, с. 363–364], который был взят «во второй половине дня 7 февраля 1238 г.» [6, с. 364]. После захвата столицы орда разделилась на три-четыре кошу на, один из них двигался на Стародуб и Городец, другой на Ростов и Углич, еще один на Дмитров и Волок-Ламский, основная же масса войск, ведомая Бату и Субэдэем, последовала на Юрьев-Польский и далее Переяславль-Залесский.
А где же в это время был Великий князь Юрий Всеволодович? Он «с небольшой дружиной… поехал… на Волгу… и расположился на реке Сити лагерем» [41, с. 135], посылая оттуда гонцов и ожидая помощи от своих вассалов и братьев — Ярослава и Святослава. Наблюдается поразительное сходство между действиями государей могущественных держав XIII века во времена столкновения их царств с монголами. Хорезмшах Мухаммед бросил Самарканд — бежал, хан половецкий Котян, завидев только пыль, поднятую вражеской конницей, скрылся в Венгрии, и вот Юрий Всеволодович «…поехал на Волгу…», бросив семью, народ, воинство, столицу. К этому времени Великий князь непосредственной опасности для завоевателей не представлял, но преследование врага до полного уничтожения было законом для полководцев, выходцев из школы Чингисхана — Субэдэя. Поэтому на окончательное уничтожение Юрия и остатков его дружины был направлен корпус под командованием Бурундая, тот выяснил, где прятался Юрий, и 4 марта обрушился на «стан русского войска у р. Сить» [6, с. 369]. Нападение было внезапным, к тому же Юрий Всеволодович даже не удосужился наладить должное боевое охранение и, несмотря на отчаянное сопротивление, русские вновь были разгромлены, Великий князь — убит и обезглавлен, и, скорее всего, его голову по старому обычаю степняков Бурундай велел подцепить под хвост своего коня, таская ее на потеху.
В том бою на Сити был пленен ростовский князь Василек Константинович. Однажды судьба уберегла его от монгольского аркана и сабли, когда в 1223 году он со своей дружиной направлялся в южнорусские степи, где на Калке случилось сражение с неведомым племенем. Тогда он не успел, Субэдэй и Джэбэ уже сделали свое дело, а Василек вернулся на север, продолжая править своим уделом, не догадываясь, что жизнь все-таки сведет его с тем, кто пировал на помосте, под которым задыхались русские князья. Пленного Василька доставили в ставку Бату, допрашивали, «принуждая его жить по их обычаю и воевать на их стороне. Но он не покорился им и не принимал пищи из рук их… они же, жестоко мучив его, умертвили…» [41, с. 167]. Летописец передает одну из последних фраз, произнесенную Васильком: «…предвижу, что обо мне останется славная намять, потому что молодая моя жизнь от железа погибает…» [41, с. 143]. Вот такие они были, русские князья, готовые целовать крест, а на следующий день от крестоцелования отказаться, наблюдать за тем, как соседа грабят и жгут, раздумывая при этом, кому помочь — соседу или грабителям, хлебосольствовать на пирах с боярами и ближней дружиной, а на полюдье выбивать дани безжалостно и кровавить мечи о соплеменников в бесконечных усобицах.
Не все князья на Руси были готовы, подобно Васильку, погибнуть, не пытаясь договориться с жестокими завоевателями, и не обязательно их в этом винить. Уже Ярослав Всеволодович, примеряя корону убиенного на Сити брата Юрия, посылал к Субэдэю послов про ведать, «что там нужно этим татаровьям». Уже сын Ярослава — Александр, выехав со своими молодцами к Селигерскому пути, наблюдал за передовыми разъездами монголов, поражаясь тому, как ловко и далеко мечут они стрелы. Александра тогда еще не прозвали Невским…
136
Мункэ, сын Толуя.