Славянское фэнтези

«Книжечка» вздрогнула, пыль с листов стряхивая, и замерла. «Вот вредина! Все простить не может, что в сундуке оказалась», — обозлился Никита, но виду не показал.

— Книжечка, миленькая, ну, пожалуйста! Я тебя на полку поставлю, сестренке покажу. Она до сказок страсть какая охотница — не оторвешь!

По книге будто волна прошла. По горнице разнесся вздох. Листы зашуршали, переворачиваясь, и остановились. Никита пробежал глазами по строчкам: число, по сказочному летоисчислению; в который раз изменившееся название теперь и не царства, а просто — государства и, наконец: «…произведен запуск первого в мире космического корабля-спутника „Восток“ с человеком на борту».

Паренек озадаченно хмыкнул. Летать выше неба — забавно, но непонятно куда и зачем: до тридевятого царства и клубок доведет, а скорость нужна — ковер-самолет у Яги взять можно или, вон, Горынычей попросить.

Книга перевернула страницу. В каждой строчке — удивление и восхищение, на каждой картинке — улыбки и смех. Отодвинулись, словно по невозможному здесь волшебству исчезли на время вражда и злоба, тревога и страх. Радостные, счастливые, поздравляющие друг друга люди смотрели со страниц диковинной сказки.

— Спасибо, книжечка! Вот помогла, так помогла! — искренне поблагодарил Никита и, схватив со стола туесок, снял с него крышку.

Чудесный гриб-сморчок выпал из берестяного укрытия и, чмокнув, присосался к листу. Рукописные буквы поблекли, будто вглубь книги ушли. Впитывая сказку, сморчок разбух и из коричневого превратился в янтарный — точь-в-точь прозрачный пузырь, тягучим медом заполненный. Отяжелев, гриб покатился с листа. Изловчившись, Никита поймал его в туесок и, закрыв берестяную крышку, с мстительным удовольствием принялся жевать строптивое яблоко.

Большая часть задания была выполнена, а насколько удачно — спрашивать следовало у домового.

Пристроив туесок на печном столбе, Никита положил на лопату сдобный пирог и поднес к подпечку:

— Дедко Демушка!

Под печкой зашуршало, и Никита решил, что можно продолжать:

— Дедко Демушка, длинна бородушка, отзовись, сделай милость, укажи силу сказки!

Из подпечка метнулась тень. Пирог исчез. Никита едва успел прислонить лопату к стене — из-под печки потекла пыль. Пепельно-серые хлопья закружились по комнате. Никита чихнул, глянул вниз и замер — на полу лежали две брюквы и горошина.

— Ну и?..

Из подпечка послышалось чавканье — домовой уплетал пирог. Отвлекать Дему от еды — на такое даже отец не решался. В другое бы время Никита рискнул потревожить овинника, но припасенный для хранителя хлеба пирог сегодня утром нашла и слопала сладкоежка Аленка.

Никита почесал затылок. Разозлить Деминого приятеля: тут не только на себя — на всю семью беду накликать недолго. И что остается?.. От печки плясать?

Никита с осторожностью протиснулся между беленой кладкой и Деминой загадкой. По сизому от пыли полу пролегла дорожка темных следов. Брюквы оказались у ног, горошина лежала дальше — на соседней половице. Узкая щель походила на черту. Никита рассмеялся. И как раньше не сообразил? Горошина, черта и две брюквы. Получается… одна вторая? Так и есть: сказочный мир в два раза слабее настоящего.

Никита ставил на полку сборник сказок, когда с улицы донесся смех. Так заливисто и громко умела смеяться только Аленка.

Утром следующего дня Никита стоял у доски: в руках чудо-гриб, рядом над полом — шар размером с арбуз. Между грибом и шаром тянулась радужная, шириной в ладонь, лента. Солнце заглядывало в класс, слепило глаза, но мальчик терпел. Воздушная дорожка истончилась и, блеснув в последний раз, оборвалась. На ладони у Никиты остался бурый комок. Шар внешне не изменился — те же пестрые разводы, те же искры, проскакивающие в глубине. Разве что вращаться начал поживее.

— Ну что ж, Никита. — Учительница встала из-за стола. — Со сморчками ты управляться научился. Это я вижу. Надеюсь, с картинками дело обстоит не хуже.

— Варвара Патрикеевна, я же говорил…

— Одна вторая. Я слышала. Редкий результат. Надеюсь, правдивый.

От парт долетел смешок. Никита обернулся: физиономии одноклассников остались невозмутимы.

«Как пить дать Васька!» — решил паренек.

— Я также надеюсь, — продолжала учительница, — что кроме этого сморчка у тебя найдется еще один.

— Как бы еще… — начал Никита и запнулся.

Как он упустил?! Варвара Патрикеевна — известная перестраховщица! Одна вторая или одна треть — она и проверять не станет, а вот без защиты к показу ни за что не допустит! Сколько раз повторяла: «Если вы строите летучий корабль, убедитесь, что и на волнах он будет неуязвим!» Это на летучем-то корабле! По морю! Но с Патрикеевной спорить — почти как с домовым.

— Варвара Патрикеевна, можно я домой пойду?

Учительница подошла к ученику:

— Опять спешишь? Подумай, что для защиты бы подошло?

— Да какая разница?! Ну, что-нибудь яркое, запоминающееся… Да бесполезно это! Не смогу я вот так, сразу.

— Ничего, помогу. Ну, так как?

— Картинка бы подошла. — Никита поднял голову. — Точно бы подошла! Только взять мне ее негде!

— Ой ли?! — Волшебница улыбнулась. — Школа на горе стоит. Вид далеко открывается. Да что там, лучшего во всей округе не сыскать! Запечатлеть сумеешь… или домой пойдешь?

Никита просиял:

— Сумею! Тут делов-то! С зеркалами разве что…

Варвара Патрикеевна взяла со стола оправленный в серебро кружок.

— Вот одно, а второе… — Она обернулась к ученикам: — Есть у кого с собой зеркало?

Встала Васька: щечки нарумянены, бровки подведены, а уж бус на шее!.. Словно не в школу пришла, а на гулянье. Изобразив на лице смущение, одноклассница протянула Никите зеркальце:

— На, держи, и, если хочешь, могу помочь.

— Правильно, Василиса, помоги, — кивнула любимице Варвара Патрикеевна. — С такими зеркалами одному не справиться.

Васька улыбнулась, наигранным движением перебросила косу на грудь и, не спеша, проследовала к выходу.

— Спасибо! — буркнул Никита и поплелся вслед за ней на высокое крыльцо.

Варвара Патрикеевна, как всегда, оказалась права. Не только место, но и время для запечатления выдалось замечательным: на небе — ни облачка; листва на березах точно дымка — и глаз радует, и вид не закрывает; да и речка, что под самой горой течет… Такой, как сейчас, Никите речку никогда прежде видеть не доводилось. Отсюда, сверху, открывался весь ее долгий путь от темных дремучих лесов на севере, через луга и рощи, к большому, как море глубокому, озеру на юге. А за речкой, за недавно подновленным после половодья мостом, раскинулось родное село. За селом — светлый бор, куда Никита не раз бегал по грибы, по ягоды. А над бором…

— Ой, смотри! — воскликнула Васька. — Горик крылья пробует. Какой молодец! Ты знаешь, он в конце зимы перепонку порвал. Боялись, летать не сможет. Варвара Патрикеевна и Горынычиха с ним намучались!.. Обошлось, стало быть.

Никита поморщился. Восторгов одноклассницы он не разделял, но ждать, пока трехголовая ящерица уберется восвояси, времени не было.

— Ты с первым зеркалом разберись, — распорядился он, — а с остальным я сам управлюсь.

Васька обернулась.

— Сам, значит? Ну-ну!

Она уселась на перила. Под насмешливым взглядом хитрых глаз Никите сделалось неуютно. Особенно досадно стало, когда понял: одному с зеркалом и сморчком не совладать.

— Вась, возьми и второе, пожалуйста, — краснея, выдавил он.

Вдвоем управились быстро. Одно зеркало — в сторону речки. Другое отражает то, что видно в первом, а вместо третьего — гриб-сморчок.

— Ну как? — спросила Варвара Патрикеевна, когда ученики появились на пороге.

— Все, сделали! — выпалила Васька.

Никита поджал губы, но промолчал. Озорно стрельнув в него глазами, Васька уплыла на свое место.

— Вот теперь можно начинать, — быстро переправив картинку в шар, сказала волшебница.

Никита забыл и о Василисе, и о досадной ошибке — шар погас: висел неподвижный и черный, как пасмурная ночь. Затем в глубине возник огонек — словно свеча зажглась за замерзшим стеклом. С каждым мгновением все шире становился ореол, все ярче — разноцветные вихри. Шар вздрогнул и завертелся: медленно, потом быстрее. Размытые образы сложились в четкие фигуры, сказочный мир обрел глубину, краски, звук…