Страница 102 из 138
Тем не менее политика уступок продолжалась. В феврале 1998 г., уступая японскому давлению, российское правительство сочло возможным заключить «Соглашение о некоторых вопросах сотрудничества в области промысла живых ресурсов» в районе южных Курил. По соглашению российская сторона пошла на практически свободный доступ японских рыбаков в российские территориальные воды в районе южнокурильских островов. Это было беспрецедентное решение, ибо в соглашении речь шла не о 200-мильной экономической зоне, а о 12-мильной прибрежной зоне, в которую без разрешения вход иностранным судам запрещен. Японцам было разрешено явочным порядком вести промысел в непосредственной близости от берегов именно тех островов, на которые они претендуют. При этом японская сторона не только не предоставила российским рыболовным судам аналогичные права на промысел в японских территориальных водах, но и не взяла на себя никаких обязательств по соблюдению ее гражданами и судами законов и правил рыболовства, действующих в российских водах. Другими словами, японской стороне было предоставлено своеобразное «право экстерриториальности», ущемляющее российский суверенитет в пределах собственной морской территории. Не случайно депутаты Сахалинской областной думы направили президенту РФ, премьер-министру и другим российским руководящим работникам специальное обращение, в котором выступили решительно против этого ущемляющего суверенитет государства и законные интересы российских рыбаков соглашения с Японией.
Хотя президент и правительственные чиновники не сочли нужным прислушаться к мнению дальневосточников, они не могли полностью игнорировать усилившиеся в центре и на местах протесты против потакания японским требованиям. Для того чтобы несколько успокоить озабоченную судьбой Курил российскую общественность и приглушить протесты, министр иностранных дел России И. Иванов счел необходимым с большей степенью внятности, чем ранее, озвучить позицию правительства. В частности, было заявлено:
«…Абсолютно ясно, в каких рамках следует вести поиск возможного решения. Оно должно быть взаимоприемлемым, не наносить ущерба суверенитету и территориальной целостности Российской Федерации, отвечать нашим национальным интересам, базироваться на существующих реалиях, получить широкую поддержку общественности, быть одобренным в соответствии с установленным конституционным порядком высшими законодательными органами обеих стран.
Руководствуясь такими подходами, Борис Ельцин передал премьер-министру Японии в ноябре прошлого года (1998 г. — А.К.) соответствующие предложения российской стороны по вопросу о будущем договоре между двумя странами и о его разделе, касающемся территориального размежевания. Эти предложения составлены, исходя из убеждения, что для нас неприемлемы любые варианты, которые означали бы отказ России от суверенитета над Южными Курилами… В целом хотел бы подчеркнуть: у жителей Южных Курил нет оснований для беспокойства по поводу якобы неопределённости их судьбы в связи с ведущимися нами переговорами с Японией. Земля, на которой они живут, есть и останется неотъемлемой частью России»{475}.
Итак, на рубеже 80—90-х гг. в СССР происходили события, которые не могли не оказать влияние и на советско-японские, а затем российско-японские отношения. Период жесткой конфронтации, ознаменовавшийся новым раундом «холодной войны», постепенно стал сменяться поисками путей оздоровления двусторонних связей. Однако направленные на развитие контактов в различных областях инициативы неизменно наталкивались на «территориальную проблему», решить которую к взаимному согласию не удавалось. Хотя Горбачев и Ельцин проявляли склонность идти на территориальные уступки Японии ради ожидавшихся экономических выгод, они не могли игнорировать позицию российской общественности и оппозиционных сил, которые решительно выступали против каких бы то ни было территориальных потерь. Немаловажное значение имело и то, что проблема подписания мирного договора с Японией на условиях уступки Курил трансформировалась в объект острой внутриполитической борьбы, в том числе на федеральных и местных выборах. В результате ни Горбачев, ни Ельцин так и не осмелились выступить против воли большинства народа, в последний момент они все же предпочли избежать вовлечения в неприглядную сделку вокруг Курил. Что касается японской стороны, то ее ошибка состояла в том, что Токио сделал основную ставку на единоличное решение по поводу Курил того или иного российского руководителя. Негативную роль сыграло и то, что лидеры двух государств прибегали к устаревшим методам «тайной дипломатии», тщательно скрывали свои намерения и содержание переговоров. Однако времена изменились. Период напряженного противостояния в конце 80-х — начале 90-х гг. по вопросу о судьбе южнокурильских островов убедительно продемонстрировал возросшую роль общественных институтов в нашей стране, рост политического влияния сил, придерживающихся государственных патриотических позиций.
Глава XI.
Иркутское обещание
Поиск компромисса
Выдвижение сначала на пост премьер-министра, а затем избрание президентом РФ Владимира Путина поначалу всерьез озадачили японцев. Особенно обеспокоила их биография нового российского лидера, а именно его прежняя принадлежность к советским спецслужбам. По предыдущему опыту они усвоили, что так называемые «силовики», к которым в Японии относят не только военных, офицеров ФСБ, но и сотрудников внешней разведки, менее коррумпированы, патриотичны и в своем большинстве занимают достаточно твердые позиции в отстаивании интересов своей страны. Наиболее хорошо осведомленные о внутренней ситуации в России японские журналисты и политологи не без основания высказывали предположение о том, что при Путине роль выходцев из силовых структур в управлении государством заметно возрастет, а это в свою очередь может негативно для Японии сказаться на ходе переговоров о судьбе Курильских островов. Правда, были и такие, кто высказывал надежду на то, что, будучи ставленником Ельцина, новый президент продолжит прежнюю внешнюю политику, в том числе и на японском направлении.
В известной степени правы оказались и первые, и вторые. В отличие от много чего наобещавшего японцам своего предшественника, Путин действовал во время первых контактов с японскими лидерами весьма осмотрительно. Чувствовалось, что в сложной и новой для него материи российско-японских отношений он старался до поры до времени избегать прямого обсуждения вопроса об условиях подписания между двумя государствами мирного договора. Фактически этот вопрос был обойден и при встрече Путина с японским премьер-министром Мори Ёсиро в апреле 2000 г. в Санкт-Петербурге, и во время саммита глав «большой восьмерки» на Окинаве в июле того же года. Однако бесконечно долго отмалчиваться было невозможно.
Впервые новый президент высказался по поводу территориальных претензий Японии, отвечая на вопрос не японцев, а своих сограждан. Накануне первого официального визита в Японию в сентябре 2000 г. он посетил Сахалин, где заверил жителей области в том, что «возвращать острова не собирается»{476}. Это высказывание обескуражило японцев, но ненадолго. Со времен Ельцина токийские политики научились различать заявления российских высокопоставленных лиц, сделанные «для внутреннего пользования», то есть на российскую аудиторию, и подлинные цели и намерения Москвы, проявляемые в ходе переговоров за закрытыми дверями.
Хотя высокий российский гость старался склонять японскую сторону к обсуждению в первую очередь вопросов развития торгово-экономических отношений, обойти вопрос о границе японцы позволить не могли. Так как никаких принципиально новых подходов к разрешению территориального спора ни у Токио, ни у Москвы не было, решили ограничиться повторением прежних, «ельцинских» формулировок. В российско-японское совместное заявление по итогам визита был включен пункт, который гласил: «Стороны согласились продолжать переговоры с тем, чтобы, опираясь на все достигнутые до сих пор договоренности… выработать мирный договор путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи». Тем самым, как и при Ельцине, эти входящие по Конституции РФ в состав России земли, по сути дела, признавались спорными.