Страница 68 из 101
Храбрость махдистов произвела на Черчилля глубокое впечатление. Она была связана с религиозным пылом: Черчилль слышал крик противника: “Нет бога, кроме аллаха, и Мухаммед пророк его”. Сражение не было лишено риска и для британцев. Действительно, в конце дня был момент, когда только решительные действия Гектора Макдональда — вопреки приказу сирдара — предотвратили большие жертвы среди них. Однако в конечном счете у махдистов не было никаких шансов против, как выразился Черчилль, “механизированного рассеивания смерти, которую цивилизованные народы довели до такого чудовищного совершенства”. У британцев были пулеметы Максима, винтовки Ли-Метфорд, гелиографы и канонерки на Ниле. Правда, у махдистов также было несколько “максимов”, но главным образом они полагались на устаревшие мушкеты, копья и мечи. Черчилль так описал результат:
У пулеметов Максима выкипела вода в кожухах, и несколько из них пришлось наполнить из фляг шотландцев Камерона, чтобы пулеметы могли продолжать свою смертельную работу. Гильзы, звякая о землю, образовывали… растущие кучки около каждого человека. И все это время на другом конце равнины пули пронзали плоть, разбивая и раскалывая кости; кровь хлестала из ужасных ран; отважные люди продолжали бороться в аду свистящего металла, взрывающихся снарядов и вздымающейся пыли, страдая, отчаиваясь и умирая… Сраженные махдисты падали, тела сплетались, образуя кучи. Массы в тылу остановились в нерешительности.
Это продолжалось пять часов. Согласно одной оценке, армия махдистов потеряла до 95% людей, по меньшей мере пятую часть — убитыми. Потери англо-египетской стороны составили менее четырехсот солдат (погибли сорок восемь британцев). Осматривая поле боя, Китченер лаконично отметил, что врагу задали “хорошую трепку”. Но это не удовлетворило его. Он приказал разрушить мавзолей Махди и, по словам Черчилля, “в качестве трофея увез голову в канистре из-под керосина”. Затем Китченер пролил сентиментальную слезу, когда играли военные оркестры. Программа концерта отражает всю гамму викторианских чувств:
1 Боже, храни королеву
2 Гимн хедива
3 Похоронный марш из “Саула” [Генделя]
4 Марш из “Сципиона” [Генделя] (исполняет оркестр Гвардейского гренадерского полка)
5 Похоронная песнь (исполняют волынщики Сифортского полка и полка Камерона)
6 Пребудь со Мной[154] (исполняет оркестр 11-го Суданского полка)
В частных беседах Черчилль высказывал свое сожаление не только по поводу осквернения останков Махди, но и “жестокой резни раненых” (ответственным за которую он также считал Китченера). Он был глубоко потрясен тем, как британский огонь превратил живых воинов противника в подобие “грязных обрывков газет”, которыми была усеяна равнина. Тем не менее во всеуслышание он объявил Омдурман “наиболее значимым триумфом, который когда-либо одерживала над варварами наука”. Пятьдесят лет спустя, после уничтожения поблизости от Марианских островов японского авианосного соединения, американцы назвали подобное “охотой на индюков”.
Казалось, что урок Омдурмана был твердым и однозначным: никто не может безнаказанно бросить вызов британской власти. Однако можно было вынести и другой урок. В тот день за сражением пристально наблюдал майор фон Тидеманн, германский военный атташе, должным образом отметивший разрушительное действие пулемета Максима, на счет которого, по мнению одного из наблюдателей, следует отнести около трех четвертей потерь махдистов. Тидеманну стало ясно: единственный способ победить британцев — это сравняться с ними в огневой мощи.
Немцы по достоинству оценили потенциал пулемета Максима. Вильгельм II в 1888 году уже присутствовал на демонстрации пулемета. Он отозвался об увиденном так: “Вот это — оружие, другого такого нет”. В 1892 году, при посредстве лорда Ротшильда, берлинский производитель станков и вооружения Людвиг Леве получил лицензию на производство пулемета Максима для немецкого рынка. Как непосредственное следствие сражения при Омдурмане было принято решение придать каждому егерскому батальону германской армии батарею из четырех пулеметов Максима. К 1908 году пулеметы имелись во всех немецких пехотных частях.
К концу 1898 года в Южной Африке остался только один народ, все еще сопротивлявшийся мощи Британской империи. Эти люди уже переселялись на сотни миль севернее Капской колонии, чтобы избежать британского влияния. Эти люди уже сражались с британцами за независимость, нанеся им тяжелое поражение у Маджуба-Хилла в 1881 году. Это был единственный белый народ Африки: буры — фермеры, ведущие свое происхождение от ранних голландских колонистов юга Африки.
Для Родса, Чемберлена и Милнера независимый дух буров был невыносим. Как обычно, британские расчеты были и военными, и экономическими. Несмотря на растущее значение Суэцкого канала для британской торговли с Азией, Кейптаун оставался военной базой “огромной важности для Англии” (Чемберлен) по той причине, что Суэцкий канал мог быть уязвим в случае большой европейской войны. Капская колония оставалась, с точки зрения министра по делам колоний, “краеугольным камнем британской колониальной системы”. В это же время на территории одной из бурских республик были открыты крупнейшие в мире залежи золота. К 1900 году в Ранде добывали четверть мирового объема золота. Промысел привлек инвестиции на сумму более 114 миллионов фунтов стерлингов (главным образом это был британский капитал). Вдруг оказалось, что захолустный и нищий Трансвааль может превратиться в экономический центр Южной Африки. Но буры не видели причины, по которой они должны делить власть с десятками тысяч британских иммигрантов-ойтландеров[155], устремившихся в их страну мыть золото. Они также не принимали несколько более либеральный подход британцев к чернокожему населению Капской колонии. С точки зрения президента Трансвааля Пауля Крюгера, строго кальвинистский образ жизни буров был просто несовместим с британским правлением. Для британцев же проблему составляло то, что этот африканский народ не был похож на другие (правда, в большей степени не то обстоятельство, что буры были белыми, а то, что они были хорошо вооружены).
Едва ли можно отрицать: Чемберлен и Милнер развязали войну с бурами, считая, что их можно быстро принудить к отказу от независимости. Их требование, чтобы ойтландеры после пяти лет проживания в Трансваале получали право голоса (“гомруль для Ранда”, по лицемерному выражению Чемберлена), было только предлогом. Настоящие цели британских политиков стали очевидны после их попыток воспрепятствовать постройке бурами железной дороге в контролируемый португальцами залив Делагоа. Это освободило бы их (и их золотые копи) от зависимости от британской железной дороги в Кейптаун. Любой ценой, даже за счет войны, буры должны были потерять свою независимость.
Чемберлен был уверен в победе: разве у него не было предложений военной помощи от Виктории, Нового Южного Уэльса, Квинсленда, Канады, Западной Африки и Малайских федеративных штатов?[156] Как язвительно заметил Джон Диллон, ирландский член парламента, “Британской империи противостояло 30 тысяч фермеров”. Но у буров было достаточно времени, чтобы подготовиться к войне. С 1895 года, когда доктор Линдер Старр Джеймсон, старый приятель Родса, предпринял неудачный рейд в Трансвааль, было очевидно, что прямое столкновение неизбежно. Назначение Милнера Верховным комиссаром Южной Африки два года спустя стало другим однозначным сигналом: его непоколебимая позиция заключалась в том, что в Южной Африке нет места “двум абсолютно несхожим общественно-политическим системам”. Буры были надлежащим образом снабжены новейшим оружием. У них имелись, конечно, пулеметы Максима, а еще столько новейшей артиллерии эссенской фирмы Круппа, сколько они могли купить. Кроме того, буры являлись обладателями винтовок Маузера последней модели, точно бьющих более чем на две тысячи ярдов.[157] Образ жизни буров сделал их превосходными стрелками. Теперь они были еще и хорошо вооружены. И, разумеется, знали местность гораздо лучше британских rooinekke, “красношеих” (их прозвали так из-за загорелой кожи типичного томми). На рождество 1899 года буры нанесли удар вглубь британской территории: “индюки” отстреливались! И, как показал С пион-Коп, делали это отлично.
154
Христианский гимн, сочиненный в 1847 году. — Прим. пер.
155
Ойтландеры (на языке африкаанс uitlander — чужеземец), европейские, главным образом английские, переселенцы, прибывшие в 1870-1890-х годах в Трансвааль и Оранжевое Свободное государство после открытия там месторождений золота и алмазов. — Прим. ред.
156
Канада, Австралия и Новая Зеландия действительно прислали тридцать тысяч человек.
157
Более 1830 м. — Прим. пер.