Страница 167 из 167
— Красоту истины, — заметил Вольтер. — Если мы должны ее найти, то на ее поиски стоит мобилизовать лучшие умы человечества. И это, я думаю, единственный путь приблизиться к истинному Богу.
Бен улыбнулся:
— Подобную философию я разделяю. Она по крайней мере, содействует развитию и распространению полезных вещей. И если уж разговор зашел о философии в ущерб такому серьезному занятию, как игра в карты, то сообщаю, что скоро нам предстоит посетить Собрание.
— Думаю, я готов, — мгновенно откликнулся Вольтер. — Очень уж я хочу, чтобы ты прочитал то, что я написал.
— Глупости. Ты — автор…
— Я был лишь пером. Настоящий автор — ты.
— Понимаю, в случае провала ты хочешь, чтобы все шишки достались мне.
— О, еще одно оскорбление в мой адрес. Думаю, через несколько часов у тебя будет новый повод рассыпаться передо мной в извинениях.
— Вольтер, если мы встретим одобрение, я не просто извинюсь, мсье, я преклоню пред вами колено и поцелую ваш перстень.
Вольтер вздернул бровь:
— О сэр, как страстно я желаю этого! Мне следует хорошенько почистить перстень и сбрызнуть его духами, чтобы доставить вам максимум удовольствия.
Эпилог
ДЕКЛАРАЦИЯ
Погода могла бы и услужить. Жара стояла такая, что босоногие мальчишки, пытаясь укрыться в тени, перебегали с места на место и подпрыгивали на бегу, обжигаясь о растрескавшуюся грязь, толстым слоем покрывавшую площадь. Солнце на бледно-голубом небе висело раскаленным добела шаром, но на горизонте, предвещая грозу, собирались тучи. Появился и первый вестник грозы — порывистый ветер, похожий на дыхание раскаленной печи для плавки железа.
Не обращая внимания на надвигающееся ненастье, Бенджамин Франклин вышел в центр площади и обвел взглядом собравшуюся толпу. Он был уверен — день сегодня выдался замечательный. Ни один человек из сотен собравшихся на площади Нью-Пэриса не был жестоко наказан за простое преступление — умение остаться в живых. Многие потеряли дорогих сердцу людей. Некоторые потеряли и того больше. Вытянулись ряды солдат — французских, английских, немецких, шведских, вместе с ними стояли индейцы, негры, мароны, у многих не хватало рук, ног, ушей, носов… За ними стояли те, кому достались только душевные раны, кто видел гибель товарищей и натерпелся невыносимого для человеческого сердца страха. За их спинами теснились женщины, дети и инвалиды, они надеялись и ждали возвращения родных и близких. Многие… нет, большинство не дождалось.
И все эти люди собрались на площади, чтобы выслушать его, Бенджамина Франклина.
Нет, не его, а то, что написал Вольтер и что сегодня утром просмотрели и единодушно одобрили лидеры Содружества Наций.
С появлением Франклина на площади постепенно воцарилась тишина, слышались лишь крики чаек, карканье ворон, да ветер, порывисто налетая, шумел кронами деревьев.
Франклин откашлялся и начал:
— Друзья, мы — свободны. Свободными нас сотворил Господь. Свобода принадлежит нам по праву, и избранное правительство будет ее надежно охранять. По легкомыслию мы ее однажды потеряли. Но силой вернули.
Ребенок рождается, чтобы стать свободным. С возрастом он приходит к пониманию социальных свобод и разумных ограничений, одно без другого — анархия. Несмышленый ребенок находится на попечении родителей в отчем доме, так должно быть. Но тиран не может быть отцом, деспот не может быть матерью, и их подданные не дети, а разумные, свободные, обладающие равными правами люди, притеснять которых никому не позволено. И мы заявляем: мы не дети, и правительство наделяется властью с непосредственного согласия управляемых. И это правительство существует исключительно для того, чтобы охранять их права, привилегии и собственность, дарованные им естественным ходом жизни.
И хотя Господь провозгласил это изначально, предлагаю провозгласить это вновь, слив все наши голоса в один голос Содружества Наций Америки. Услышав его, пусть дрожат тираны Земли. Мы — свободны. Один человек не может поработить другого, государство не может поработить человека, равно как один народ не может поработить другой народ. Наш закон основывается на доверии, долге и всеобщем согласии. И на этом мы стоим твердо, как крепостная стена, обагренная кровью ее защитников, и мы будем хранить наш закон, накажем хранить его нашим детям и детям наших детей, и так на века. Так давайте же провозгласим все вместе: мы свободны.
Франклин готов был приступить к чтению имен подписавшихся под декларацией. Не успел он открыть рот, как площадь взревела запечатленным Вольтером на бумаге лозунгом: МЫ СВОБОДНЫ.
И еще не стих победный рев многочисленной толпы, как началась гроза, и Франклин уже не понимал, слезы это на его щеках или капли дождя, его смех это звучит или раскаты грома. «Мы свободны» летело к затянутому темными тучами небу, и прошла гроза, а народ не расходился. На площади начался настоящий праздник.
Наступила ночь, а мароны пили со следопытами, индейцы с драгунами. Франклин гадал, как долго просуществует это единство и всеобщий мир. И вдруг его осенило: это не важно. То, что случилось один раз, будет неизменно повторяться, пока живы люди с горячим сердцем, владеющие мудрым словом и готовые к благоразумному поступку.
И это было первым изобретением нового времени, и на века это изобретение останется лучшим.