Сила меча

В наушниках зазвучала старая, хорошо мне знакомая песня.

С тобой мы встретились, когда

На Тарханкут сошла звезда

Каникула, Каникула,

С волной на бережок легла

И радость жизни мне дала,

Тебя дала, тебя дала…

Я свою Любу–Любовь не на Тарханкуте встретил, конечно. А в собственном классе. Но после Тарханкута, после Бухты. Явно не обошлось всё‑таки без этой воспетой Бардом загадочной звезды, дарящей любовь.

А как Люба смотрела на нарисованную мной Бухту! Она сразу почувствовала сказку, непостижимую загадку Бухты, в которой навсегда растворилась часть моей души. Бухту, озаряемую Свыше, место, в котором переплелись, слились воедино реальность и мечта, свет волшебной звезды и песня Барда о ней.

Но что же делать‑то всё‑таки? Нет ответа в песнях Барда!

Самому надо решать…

И я неожиданно понял, что уже решил.

Давно уже решил, только страшно очень было признаваться себе в этом решении.

Я решил, как и в день драки с Тайсоном, пойти на иай учи.

Приглашу Любу с этим её Кириллом на свой день рождения, когда последний экзамен сдадим, и – будь, что будет. Но я выясню с этим Кириллом отношения, раз и навсегда. И при этом пальцем его не трону, это‑то было бы легче простого, но об этом все, в том числе и я сам, отлично знают. Поэтому это было бы подло с моей стороны – драться с противником, у которого против меня нет шансов.

Нет, я выясню всё без мордобоя, но выясню обязательно, в этом и есть смысл иай учи – выяснить и решить всё сразу, одним движением тела и души, слившихся воедино, движением, в которое вкладываешь всего себя. И проблема в любом случае будет решена. Или я верну свою Любу–любовь, либо потеряю её. Навсегда.

Мне стало легче, когда я, наконец, признался себе в своём страшном решении. И даже почувствовал, что смогу наконец заснуть. Спать оставалось недолго, уже начинало светать… Ну ладно, хоть часок вздремну.

Я выключил папин плеер…

И сразу чуть было не задохнулся от распахнувшейся вокруг меня чёрной, усыпанной мириадами ярких звёзд Пустоты. И от ударившего в лицо пронзительного Космического холода.

Я летел, сидя верхом на хвостатой комете, полыхающей ослепительным голубоватым огнём, а навстречу лупил холодом и смертью бешеный Космический ветер.

Я летел и чувствовал, как Ветер в клочья рвёт и уносит прочь мою одежду, срывает волосы, отрывает кровавыми лоскутами кожу, обдирает мясо с костей… Боли не было, было лишь непередаваемая, оглушающая смесь ужаса и радости, как при первом прыжке–полёте с десятиметровой вышки. Я ощутил себя каким‑то дьявольским байкером из фильма ужасов и закричал навстречу ветру – с яростным вызовом и самозабвенным восторгом. На комете мчался раскалённый встречным Ветром один лишь мой скелет. Скелет, обдираемый как наждаком встречным Ветром, становился всё тоньше и прозрачнее и вскоре исчез совсем. И вместе с остатками своего тела я потерял остатки страха. И ощутил…

Никакими словами нельзя передать, что я ощутил. Нет таких слов. Не придумано.

Я исчез, меня не было нигде, и одновременно я был везде. Я растворился во Вселенной. Я был – сама Вселенная. Я мог всё и не мог ничего. Я был всемогущим Творцом, любая моя мысль, даже невольный обрывок, неясная тень мысли тут же порождала огромные звёздные скопления, галактики, населённые миры, прекрасные и одновременно страшные, наполненные радостью и болью, жизнью и смертью. И при этом я был абсолютно беспомощным, ощущал себя безвольной игрушкой в чьих‑то руках, поскольку сам был не властен над своими мыслями…

Из бездн Космоса на грешную землю меня вернула Лапушка, довольно чувствительно укусив за палец. Я проснулся, но странный сон всё ещё жил во мне, и Лапушка ещё раз вцепилась мне в руку зубами и передними лапами, а задними принялась энергично скрести. От боли и щекотки я проснулся уже окончательно.

С облегчением засмеялся, погладил Лаперузу. Было уже совсем светло, можно было и вставать, но я решил вздремнуть ещё чуточку. Провалился в сон, уже без всяких сновидений, а потом оказалось, что “вздремнул” я чуть ли не до обеда.

Мама не разбудила меня утром, пожалела. Но самое интересное, что шумная и непоседливая Светулька тоже умудрилась меня не разбудить. Я проснулся сам. И увидел, что все мои дорогие девушки (включая Лапку) ходят на цыпочках и разговаривают шёпотом…

Мне стало тепло и хорошо на душе. За любовь моих родных мне вовсе не надо “бороться”. Они и так любят меня. И будут любить всегда, что бы я ни сделал. Любить не потому, что я какой‑нибудь особенный, а просто так, просто потому, что не любить меня они не могут. И этого у меня уже никто никогда не отнимет. Что бы ни произошло завтра …

Уход

Александр Пирогов

Мне до сих пор кажется, что я сумею понять, что же на самом деле произошло тогда на вечеринке. На которой исчез Максим. Что разгадка лежит на самой поверхности, вот ещё чуть–чуть – и я пойму. А когда пойму, смогу помочь.

Уже не раз бывало, что разрозненные обрывки мыслей, наблюдений, догадок, калейдоскопом вертящиеся у меня в голове, вдруг складывались в чёткую и простую до гениальности картинку. Вот только рассмотреть эту картинку ни разу не удалось, я просто не успевал, в следующий миг картинка вновь распадалась на тысячу осколков, которые устраивали бешеный беспорядочный танец.

Но я всё равно не теряю надежды. Надо просто настроиться, заставить себя быть внимательным и быстрым. И тогда всё получится. Обязательно получится. Потому что иначе – нельзя. Иначе – Максима не вернуть.

Он не умер, он именно исчез. Из нашей жизни исчез. Из моей жизни. Исчез у меня на глазах, неожиданно, странно и страшно.

Максим не собирался исчезать. Наоборот, он наконец начал тогда бороться, отчаянно бороться за свою любовь. Но, видно, как‑то не так. Ошибся он в своей борьбе. Перестарался… Или способ не тот выбрал…

И из‑за кого! Из‑за Кирилла, этой мерзости гнилой! Надавал бы ему в пятак – и дело с концом. Да только не тот Макс человек, чтобы кому‑то, даже Кириллу, морду бить.

Да ещё и Олег сглупил, он сам мне потом рассказал, что Макс спрашивал у него совета, что делать. И Олег, который вообще‑то чистоплюйством никогда не отличался, стал мямлить что‑то несуразное. Что не может давать в таких делах совет, что сам когда‑то мучился вопросом “бить или не бить”, но решил в итоге не трогать соперника. И потерял свою любовь. Но если бы тронул, тоже, наверное, потерял бы, но при этом ещё другим людям, может быть, жизнь разбил…

Ясно, что после такого разговора с Олегом Максим уже никак не мог мордобой устроить. Вот и решил он “драться” с Кириллом “на его территории”, “по его правилам”, то есть заранее поставил сам себя в заведомо проигрышную ситуацию.

В тот день мы сдали последний экзамен, и несколько человек из нашего класса собрались в Максимовой квартире, чтобы отметить это событие, а заодно и день рождения Макса. Я, дурак, сам ему недавно это посоветовал. Посоветовал пригласить не только эту дуру Любку, но и этого урода Кирилла. И несколько наших одноклассников. И доказать Любке и всем остальным, что Кирилл этот — полный ноль, фальшивая пустышка.

Ох, и дурак же я был! Что Кирилл – пустышка и дешёвый болтун, это так на самом деле и есть. Но вот только публично доказать это, переспорить, переговорить болтуна этого – дело совершенно нереальное. Тем более – для Макса. Он очень умный парень, но совершенно не умеет вести словесные дуэли, сразу теряется при столкновении с утончённым хамством. Это я бы ещё мог сцепиться с Кириллом, посоревноваться с ним в искусстве пудрить другим мозги… Но и мне, если честно, мало что светило бы в таком поединке, весовые категории явно разные. А уж Макс‑то, наивный и доверчивый как детсадовец, все переживания и сомнения которого видны как на ладони…

Это было избиение, а не дуэль. Кирилл как из пулемёта сыпал всякими научными терминами, которые для всех нас были просто пустым звуком. Я так думаю, что он и сам мало что в них понимал. Что‑то понять, в чём‑то разобраться – к этому он совершенно не стремился. Его цель была – запутать других, сделать так, чтобы все почувствовали себя рядом с ним полными дураками, и в этом умении равных ему найти было трудно. Я даже и вспомнить толком не могу, что он там плёл, ловко пересыпая туманные рассуждения о высоких материях с издевательскими намёками на “пещерный” уровень нашего, особенно Максового, интеллекта.