Страница 107 из 128
Неизвестно откуда взявшимся у него стилетом он в две секунды заколол всех оставшихся в живых санитаров. Так, что те не успели не только закричать, но даже ничего толком и не поняли, смерть наступила для них почти мгновенно.
А потом… Потом стало происходить что‑то совсем уж жуткое, такое, чего от Олега я совершенно не мог ожидать, не представлял, что он на это способен.
Олег принялся ожесточённо топтать трупы, ломать им кости ударами своих тяжёлых ботинок, стараясь оставить на них как можно больше отпечатков перепачканных в крови рубчатых подошв.
В первую секунду я решил, что он просто рехнулся. Только чуть позже до меня дошло, что это он просто путает следы, не свои, конечно, а мои, отводит от меня любое подозрение в причастности к тому, что произошло в “процедурной”, пытается взять на себя и “мой” труп. Менты, которые вскоре появятся здесь, увидят такую картину, что им вряд ли даже в голову придёт, что кроме взбесившегося маньяка в армейских ботинках здесь ещё орудовал до него и пацан в больничных тапочках.
Олег спасал меня, спасал мою надежду, мечту о возвращении домой.
Спасал страшной ценой. Такое ему приходилось делать явно впервые. Чтобы начать ломать кости мертвецам, Олегу пришлось что‑то сломать в себе. Переступить через что‑то очень важное. После чего он уже никогда не сможет больше быть прежним Олегом.
Когда он вышел из “процедурной”, в которой осталось лежать шесть обезображенных трупов, больница ещё не успела переполошиться. Ещё никто, кроме меня, не знал, не мог даже и вообразить себе, что только что произошло. Шум некоторые больные слышали, но шум этот не был ни для кого чем‑то необычным, избиения в “процедурной” были явлением вполне заурядным.
Поэтому удивление у больных, находящихся в коридоре, вызвал не шум, а неожиданное появление незнакомого им Олега, мужика не в пижаме и не в больничном халате, а в уличной одежде, стремительно и целеустремлённо топающего куда‑то по коридору и оставляющего за собой на полу красные отпечатки рубчатых подошв.
Олег быстро прошёл мимо меня. Так, как будто мы с ним не были никогда знакомы. Заинтригованные больные, не обращая на меня никакого внимания, побежали за ним следом.
Олег продолжал путать следы, уводил от меня преследование. Продолжая быстро идти по коридору, он подключился к каналу связи и стал давать мне короткие и чёткие инструкции, как я теперь должен действовать.
— Слушай внимательно, Макс и запоминай. К тому, что случилось с этими уродами, ты никакого отношения не имеешь. Никакого. Ты даже не знаешь вообще, что там такое случилось. Держись этого до конца, во что бы‑то ни стало. Даже если менты что‑то заподозрят и примутся тебя “колоть”. Ты ничего не видел и не знаешь.
— Хорошо, Олег Ива…
— Не перебивай. Меня ты тоже не видел. Разве что – в коридоре, издалека. И ни в коем случае не узнал. Это не потому, что я ментов боюсь, я давно уже влип в такое, что менты ничем ухудшить моё положение здесь не смогут. Просто…
— Я понимаю. Если они узнают, что это были вы, обязательно примутся за меня.
— Ну вот и прекрасно, раз всё понимаешь. Запомни, малыш, ты ни в чём не виноват. И я, кстати, тоже, эти уроды сами выбрали свою судьбу. Иди к себе в палату и сиди там как мышь. Помогай мне только по своему каналу. Ты ведь, кажется, можешь видеть то, что перед моими глазами?
— Да… Олег Иванович, осторожно! Этот врач очень опасен! У него третий дан по джиу–джитсу! И вообще, он очень умный, хоть и большая сволочь…
Договорить я не успел. Помимо моей воли у меня в мозгу мелькнули воспоминания об этом враче, какая именно он сволочь, что именно он делал со мной и другими беззащитными больными. И эти мои мысли мелькнули в мозгу и у Олега…
Поэтому он не стал драться с третьим даном. Он просто его убил.
У Олега совершенно не было никакого трепетного отношения к людям, имеющим высокие даны. Он считал, что никакой самый высокий дан ничего особенного не значит, по крайней мере, никакой гарантии неуязвимости не даёт, разве что повышает шансы выжить в критической ситуации. Всего лишь повышает. И обычно – не так уж сильно, как принято об этом думать.
И обошёлся с этим мастером третьего дана Олег практически точно так же, как обошёлся бы и с другим, которого решил убить. Он не дал своему противнику никаких шансов.
Я видел, как врач, шедший Олегу навстречу, настороженный, но вовсе не так, как бы ему следовало насторожиться, вежливо улыбнулся, явно в ответ на улыбку самого Олега, дескать, а какими это судьбами вы, сударь, сюда попали? Какой это остолоп из охраны додумался вас сюда пропустить?
И, Олег, не дожидаясь прямого вопроса, сам начал что‑то говорить ему, дескать, да как‑то так получилось, сам даже не знаю… И одновременно с этим, приблизившись, лёгким и незаметным, совершенно не несущим с виду никакой в себе угрозы движением, продолжая что‑то говорить, мимоходом ткнул врача стилетом в грудь, прямо в сердце.
Этот третий дан тоже умер, так ничего и не успев понять, он не заметил, как Олег вытащил откуда‑то стилет, не заметил и самого удара. Да и не удар это был, на удар врач ещё, может быть, успел бы как‑нибудь среагировать. Это было лёгкое и совершенно безобидное с виду прикосновение. После которого врач почему‑то зашатался и стал по стене сползать на пол. Крови почти не было.
Никто из стоящих почти вплотную больных тоже ничего, наверное, не понял. Просто плохо стало человеку вдруг – и всё.
А Олег, осторожно поддерживая оседающего на пол врача, совершенно незаметно для больных успел обшарить его карманы и вытащить связку ключей.
И опять деловито зашагал по коридору к выходу.
Любопытные больные заметались, не зная, что интереснее – бежать за Олегом или остаться рядом с врачом, законченным садистом, который неожиданно, не иначе, как по чьей‑то молитве, кажется, отбросит сейчас копыта.
— Олег Иванович! В связке нет ключа от входной двери! Она вообще не открывается ключом, там электронный замок, и его может открыть только охранник внизу. А возле двери – переговорное устройство и скрытая видеокамера.
— Вот как… Спасибо, Макс. Ничего, как‑нибудь постараюсь всё равно прорваться. В крайнем случае – уйду в Фатамию в любой момент. Но не хотелось бы это делать при свидетелях. Тогда за тебя уже не только врачи и менты возьмутся, но и какие‑нибудь совсем уж крутые спецы. Так что попробую прорваться на улицу, а уже оттуда – в Фатамию.
— Олег Иванович! У охранников пистолеты, осторожнее!
Олег не ответил. В этот момент из ближней к нему двери стал выходить другой врач, и Олег, не останавливаясь, ловко ухватил его под руку и потянул по коридору за собой, что‑то нашёптывая на ухо. Со стороны казалось, что идут два очень близких приятеля и шушукаются о каких‑то своих делах. “Голубых”, скорее всего, делах. Наверное, только я один и смог заметить, что врачу в бок упёрся острый стилет. Нешуточно упёрся, наверняка уже проткнул кожу и слегка вошёл между рёбер. Врач шёл, даже и не пытаясь дёргаться.
Подведя врача к выходу с этажа, перекрытого тяжёлой стальной дверью с электронным замком, Олег подпрыгнул и стилетом разбил камеру видеонаблюдения. И опять незаметно приставил стилет к боку несчастного врача.
Не помню, что говорил врач охране, как объяснял то, что видеокамера не работает, но электронный замок вскоре открылся. И Олег тут же коротко ударил на прощание и этого врача. Не насмерть, а всего лишь для того, чтобы ненадолго “отключить”, чтобы тот не смог выдать его охране.
И сразу ринулся вниз по лестнице.
— Осторожно! У охранников – пистолеты! – отчаянно вновь “закричал” я через канал связи.
— Спасибо, малыш, я помню, ты не волнуйся. Не будут они стрелять, если не будет угрозы нападения, не положено это по ихним инструкциям. А угрожать им нападением я не собираюсь.
Когда Олег добрался до охраняемой проходной, его встретили направленными на него стволами. Стрелять – пока действительно не стреляли, но я видел по их лицам, что они готовы выстрелить в любой момент, при любом подозрительном движении Олега.