Сила меча

— Тоже ничего это не даст. Какие у меня приметы? “Среднего роста, плечистый и крепкий”? Так тут пол–Крыма таких.. “Знак ГТО на груди у него, больше не знаем о нём ничего,” – это, Макс, не приметы. Тем более, у меня и знака ГТО на груди нет. А у группы какие приметы? Стайка шумных пацанов разного возраста? Да летом Крым наводнён такими группами.

Ну даже если и найдут меня. И что из того? С чего это вы взяли, граждане милиционеры, что я его убил? Вам так кажется? А вы докажите, попробуйте. А пока не доказали, давайте, как этого и требует закон, считать, что я здесь совершенно не при чём.

И самое последнее, Макс. Даже если они меня найдут и докажут, тоже ничего страшного со мной не будет, не переживай. Необходимая самооборона в чистом виде, никаких признаков превышения. С голыми руками на нож – это, конечно, идиотизм, подумают судьи, и будут, кстати, правы. Но раз повезло остаться живым – победителей в таких случаях не судят. Точнее, не сажают. Помнишь, как у Высоцкого? “И кто кого переживёт, тот и докажет, кто был прав, когда припрут”. Вот если бы тот ухарь жив остался, тогда дело действительно могло обернуться непредсказуемо.

Вот так вот, Макс. Что ещё тебя беспокоит? Давай, спрашивай. Я же вижу, о чём‑то ты ещё хочешь узнать.

Я несколько раз глубоко вздохнул, проверяя себя, смогу ли удержаться, не разревусь ли опять, когда начну спрашивать. В горле были подозрительные спазмы, но я всё‑таки собрался с силами и спросил.

— Олег Иванович… Мне тогда показалось, что вы… Что он вас…

Олег быстро пришёл мне на помощь.

— Что я элементарно “лоханулся” и едва–едва не получил нож в бок? Да, Макс, так и было, не показалось это тебе. Хорошо, что он полным “бараном” оказался, а если бы был пошустрее и хоть немного владел ножом, то лежал бы я сейчас там вместо него.

— И… что тогда?.. С Ромкой… Со мной…

Олег быстро взглянул на меня и тут же торопливо отвёл взгляд. Неестественно бодрым голосом начал говорить.

— Ну, тебя‑то он бы никак не достал. Ты же стометровку бегаешь быстрее меня, от того бегемота ушёл бы, даже не напрягаясь…

— Олег Иванович… Не надо…

Олег сразу замолчал. Я хотел объяснить ему, что никуда бы не убежал. И вовсе не из‑за своего геройства, просто не смог бы. Хотел рассказать про противное оцепенение, безвольную слабость в ногах, какую‑то покорную безучастность, охватившую меня тогда, но понял, что Олег всё и так знает. Не зря же он сказал, что Ромка “совершенно домашний, совсем как я”. А Ромка тогда не то, что бежать, пошевелиться не мог… Ромка…

Я всё‑таки не удержал спазмы в горле и опять разразился рыданиями. Олегу опять пришлось утешать меня как малыша, но на этот раз успокоился я гораздо быстрее.

Олег продолжал держать руку на моём плече. Потом он задумчиво и горько произнёс.

— Что там говорить, Макс. Ты всё и так прекрасно понимаешь, тебе мозги, как Ромке, не запудрить. Но всё кончилось, Максимка, всё кончилось хорошо. Того, что не случилось и уже никогда не случится, не надо “пережёвывать” в своём сознании. Выкинь из головы, постарайся пореже вспоминать. Это получится, это тебе только сейчас кажется, что ты ни о чём, кроме этого и думать больше не сможешь. Жизнь продолжается. И жизнь эта, Макс, вовсе не такая уж плохая штука. Жизнь – прекрасна.

— Прекрасна?! А как же?.. Ведь где‑то… Всё равно – прекрасна?..

Несмотря на моё косноязычие Олег меня понял. Понял, но почему‑то не стал торопиться отвечать. Он крепко задумался, видно было, что мой вопрос не такой простой и для него.

Наконец он заговорил, очень медленно подбирая слова.

— Я мог бы тебе сказать, что хоть и есть в нашем мире страшное, такое, что в мозгах не укладывается, в целом жизнь всё равно прекрасна. Что жизнь – подарок. Свыше. Бесценный. Божественно щедрый. И это всё – так и есть. По крайней мере, я действительно так считаю.

Но я не знаю, не могу уразуметь, почему на нашей чудесной планете действительно есть много такого… Такого, что я так до конца и не смог поверить в существование Справедливого Бога.

Ты прав, где‑то по миру шляется ещё не один такой урод, какой встретился нам сегодня. Нам повезло, что он нам встретился. Не говоря уже о том, что Ромке, Ромкиным родителям повезло! Может, Бог всё‑таки есть?

Но если Он есть, почему Он допускает, что такие вот нелюди выходят на свою охоту, что дети пропадают всё чаще? А потом находят то, что от них осталось… Если вообще находят…

Олег не договорил, спазм перехватил и его горло. Вот оно. Вот из‑за чего у него было на лице такое выражение горечи и бессилия. А вовсе не из‑за страха за себя, не из‑за опасения за свою судьбу.

Олег быстро справился с собой, переглотнул и продолжил.

— Чем таким уж важным Он занят, когда такое происходит? Дремлет? Не хочет вмешиваться? Кто мы для Него? Люди, созданные по Его образу и подобию, или амёбы, пожирающие друг друга, пауки в банке, бактерии? Которые друг друга как‑то там убивают, но почему, кто там прав и кто виноват, разобраться немыслимо, значит и вмешиваться нет смысла?

Помнишь “Молитву” Яцика?..

Я помнил. Как и многие другие песни Барда – наизусть. Страшная песня. Особенно один куплет…

С Божьей помощью – прошелестел фугас,

Для кого‑то Божий свет навек погас,

С Божьей помощью – расплавилась броня.

С Божьей помощью – попали…не в меня.

Олег этот куплет и имел в виду.

Мы долго сидели молча. В моей голове роились вопросы, на которые, наверное, просто нет ответов. Почему – так? Если Он есть, то почему?.. Неужели действительно всё, даже такое, происходит с Его помощью?! А если – нет, то почему же Он в самом‑то деле не вмешивается? Что вообще Он думает обо всём этом?

Олег вдруг начал говорить, как будто отвечая на мои незаданные вопросы.

— Не знаю, Макс… Я слышал объяснения, много объяснений. Что якобы Он наказывает людей за грехи. А если страдает невинный ребёнок, то это он вроде как несёт наказание за грехи своих родителей и дедов. И другие такие же бредовые объяснения. Не могу я в это поверить. На самом деле не знаю я, что Он там думает про всё это, чего хочет. Знаю только, что сегодня мне, то есть нам с тобой, извини Максим, именно нам с тобой удалось выручить из беды малыша. И я ни о чём не жалею, что сделал. И я надеюсь, что Судьба или Бог, если Он всё‑таки есть и как‑то влияет на нашу жизнь, позволит мне… В общем, что мне когда‑нибудь повезёт прикончить ещё какого‑нибудь такого мерзавца, спасти этим ещё кого‑нибудь.

Помнишь, как у Семёновой: “Но тот, на кого поднимал я свой мстительный меч, уже не загубит ничью беззащитную жизнь” .

Ради того, чтобы ещё хотя бы раз когда‑нибудь повезло встретить и открутить голову такому же выродку, как сегодня, ради этого, Макс, мне кажется, стоит жить. Вполне можно, конечно, и самому при такой встрече на нож напороться. Что делать! Когда‑нибудь мы все умрём. Лучше бы, конечно, попозже, но особой разницы – когда, если вдуматься, нет.

— Олег Иванович, – я неожиданно для себя перебил Олега, смутился, но продолжил – а помните, ещё у Семёновой, в самом начале “Волкодава”, в самом первом стихотворении, — я смутился окончательно, но всё же продекламировал отрывок из стихотворения, которое знал наизусть:

Я бояться отвык голубого клинка

И стрелы с тетивы за четыре шага.

Я боюсь одного – умереть до прыжка,

Не услышав, как лопнет хребет у врага.

— Ведь это как будто про вас написано? Ну ведь правда?

Олег рассмеялся было, но сразу умолк. Потом покачал отрицательно головой.

— Нет, Максимка, не про меня это. Спасибо, конечно, что ты меня на одну доску с Волкодавом поставил, но против того Волкодава я – щенок. Трусливый и беспомощный. И не потому, что я такой уж плохой, просто Семёнова написала сказку, очень хорошую, но – сказку. И Волкодав – сказочный герой, не знающий страха. Она так талантливо его описала, что в его существование хочется верить. Но таких людей на самом деле не бывает. Любой нормальный человек испытывает страх. Оцепенение, которое, как тебе показалось, на тебя сегодня напало, оно ведь и мне знакомо. Какая там “стрела за четыре шага”, у меня от вида простого ножа в руках совершенно не умеющего обращаться с ним “барана” внутри будто всё оборвалось. Из‑за этого и напортачил тогда… Это для Волкодава нож у противника в руке ничего особенного не значит. А для меня – значит очень много. Может быть, даже больше, чем того на самом деле заслуживает.