Забвение

Я не могла вздохнуть, поэтому замолчала.

– Будет лучше, если ты никогда не узнаешь правды, – бесстрастно произнес Патч. – Согласен, это самое плохое объяснение из тех, что я когда-либо тебе давал, но поверь мне, для твоего же блага лучше не знать некоторых вещей.

Я засмеялась, но смех мой звучал глухо и вымученно.

– Значит, всё?

Он приблизился ко мне и, когда я уже думала, что сейчас он обнимет меня, остановился, взяв себя в руки. Я выдохнула, изо всех сил стараясь не плакать. Он положил руку на косяк двери прямо над моим ухом. От него так чудесно пахло, такой родной запах – мыла и свежести… этот запах пьянил меня, пробуждая очень приятные воспоминания, и от этого было еще тяжелее, просто невыносимо. Я разрывалась от желания коснуться его, провести пальцами по его коже, почувствовать, как его руки нежно обнимают меня… я жаждала всем своим существом, чтобы он уткнулся лицом в мою шею, чтобы его дыхание щекотало мне ухо, когда он говорил бы самые сокровенные слова, принадлежащие мне одной… я хотела, чтобы он был близко, как можно ближе, так близко ко мне, что нас невозможно было бы разъединить.

– Ничего не кончено, – произнесла я. – После всего, через что нам пришлось пройти, ты не имеешь права отталкивать меня. И я не позволю тебе вот так просто уйти.

Я и сама не знала, угроза это, желание уколоть напоследок или просто бесполезные слова, которые рвались прямо из моего разбитого сердца.

– Я хочу защитить тебя, – тихо проговорил Патч.

Он был так близко. Сила, страсть, власть… Я не смогу скрыться от него сейчас, как не могла раньше. Он всегда должен быть рядом со мной, он навсегда завладел моими мыслями, он держал мое сердце на своей ладони. Меня тянуло к нему с непреодолимой силой, и я не могла даже контролировать это притяжение, не то что сбежать от него.

– Но ты не сделал этого.

С невыразимой нежностью он взял меня за подбородок:

– Ты правда так думаешь?

Я попыталась высвободиться, но не слишком решительно. Я не могла сопротивляться его прикосновениям – ни тогда, ни сейчас, ни когда-либо.

– Я не знаю, что мне думать. Винишь меня за это?

– У меня длинная биография, и хорошего в ней не так много. Я не могу изменить ее, но я не хочу совершить еще одну ошибку. Не сейчас, когда ставки слишком высоки, когда дело касается тебя. У меня есть определенный план, но для его осуществления нужно время.

Он все-таки обнял меня, убирая волосы с моего лица, и что-то внутри меня сломалось от его прикосновения. Горячие слезы побежали по моим щекам, обжигая кожу.

– Если я потеряю тебя, я потеряю все, – шепнул он.

– Кого ты так боишься? – повторила я свой вопрос.

Он положил руки мне на плечи, прижался лбом к моему лбу.

– Ты моя, Ангел. И я никому не позволю это изменить. Ты права – это не конец. Это только начало. Но нам придется очень нелегко, – он устало вздохнул. – Ты не вспомнишь этот сон и не вернешься сюда. Я не знаю, как ты нашла меня, но мне нужно быть уверенным, что ты не сможешь сделать этого еще раз. Я сотру твои воспоминания об этом сне. Ради твоей безопасности ты видишь меня последний раз.

Я почувствовала, как растет во мне тревога. Отстранившись, я взглянула в лицо Патча и испугалась решимости, которую оно выражало. Я открыла рот, чтобы возразить, и…

И тут мой сон рассыпался, словно песок…

Глава 5

Утром я проснулась с затекшей шеей и смутным воспоминанием о странном, бесцветном сне. После душа я нацепила полосатую тунику, легинсы и ботинки. По крайней мере, для внешнего мира я должна выглядеть собранной. На то, чтобы разобраться с внутренним, уйдет больше чем сорок пять минут.

Я пробралась в кухню, где обнаружила маму, которая варила овсянку старым добрым способом, в ковшике на плите. Насколько я могла вспомнить, она делала это впервые после папиной гибели. Думаю, на нее повлияли события минувшей ночи.

– Ты рано встала, – сказала мама, которая резала клубнику около раковины.

– Уже начало девятого, – ответила я. – Детектив Бассо звонил? – Я постаралась сделать вид, что мне абсолютно все равно, что он сказал, и начала стряхивать с одежды несуществующие пылинки.

– Я объяснила ему, что это была ошибка. Он понял.

Значит, они решили, что у меня была галлюцинация. Я была той самой девочкой, которая кричала: «Волк!» – и отныне, что бы я ни говорила, все будет восприниматься как плод моей больной фантазии. «Бедняжка. Ты просто кивай в ответ и говори что-нибудь веселое».

– Может, вернешься в постель, а я принесу тебе завтрак, когда он будет готов? – предложила мама, возвращаясь к клубнике.

– Да нет, я в порядке. Выспалась.

– Принимая во внимание все, что произошло, мне кажется, тебе стоит отдохнуть. Поспи, почитай хорошую книгу или прими ванну с душистой пеной…

Я не могла припомнить, чтобы моя мама хоть раз в жизни предлагала мне побездельничать в учебный день. Наш обычный диалог за завтраком представлял собой обмен фразами типа: «Ты закончила сочинение? Обед взяла? Постель заправила? Можешь заплатить за электричество по дороге в школу?»

– Так что насчет завтрака в постель? – мама сделала еще одну попытку. – Что может быть лучше!

– А что насчет школы?

– Школа может подождать.

– Как долго?

– Я не знаю, – ответила она беспечно. – Неделю. Или две. Пока тебе не станет лучше.

Она, может быть, и не знала. А вот я за несколько секунд уже приняла решение. Конечно, можно было бы воспользоваться ее предложением, но сейчас это не входило в мои планы.

– Конечно, это здорово, знать, что у меня есть целых пара недель в запасе, прежде чем я стану нормальной.

Мама отложила нож:

– Нора…

– Это ничего, что я не могу вспомнить последние пять месяцев. Ничего, что отныне каждый раз, когда какой-нибудь незнакомец в толпе скользнет по мне взглядом, я буду спрашивать себя: не он ли это. И даже лучше, что о моей амнезии трубили все новости. Ведь теперь он знает, что я его не могу узнать. Наверно, я должна радоваться, что так прекрасно прошла те тесты доктора Хьюлетта – это, вероятно, означает, что ничего ужасного со мной в эти одиннадцать недель не случилось. Возможно, я даже смогу убедить себя, что все это время принимала солнечные ванны в Канкуне. А что, очень даже возможно! Может, этот мой похититель хотел как-то выделиться, сделать что-то неожиданное, побаловать свою жертву! Правда в том, что на мое возвращение к нормальности могут уйти годы. А может быть, этого вообще никогда не произойдет. И уж точно это не произойдет, если я буду валяться на диване, смотреть сериалы и прятаться от реальной жизни. Я иду сегодня в школу. И точка, – закончила я безапелляционно, но сердце у меня в груди подпрыгнуло при мысли об этом. Я постаралась отбросить страх и сомнения, убеждая себя, что это единственный способ вернуть себе свою жизнь обратно.

– В школу?! – мама повернулась ко мне, забыв и о клубнике, и об овсянке.

– Судя по календарю на стене, сегодня десятое сентября, – сказала я. Мама молчала, и я продолжила: – Занятия начались два дня назад.

Она поджала губы:

– Я в курсе, Нора.

– А раз занятия начались, разве мне не следует быть в школе?

– В принципе следует.

Мама вытерла руки о фартук. Мне показалось, что она хочет еще что-то сказать, но колеблется или подбирает нужные слова. Что бы там ни было, мне бы хотелось, чтобы она говорила прямо. Сейчас любые, даже самые жесткие споры были лучше сочувственного молчания.

– С каких это пор ты одобряешь прогулы? – я попыталась подтолкнуть ее к разговору.

– Не хочу вмешиваться и указывать тебе, как жить, но думаю, что тебе нужно слегка притормозить.

– Притормозить? Я не помню последние несколько месяцев своей жизни! Я не собираюсь «тормозить» и позволять ответам на вопросы ускользать еще дальше от меня! Единственный способ справиться с тем, что случилось, это вернуться к своей жизни. Я иду в школу. А потом я пойду с Ви есть пончики или что-нибудь еще такое же вредное – не знаю, чего она захочет сегодня. А потом я приду домой и буду делать домашнее задание. А потом я буду засыпать, слушая папины старые записи. Я столько всего теперь не знаю. Я смогу справиться с этим и не утонуть, только цепляясь за то, что знаю.