Страница 3 из 20
– Да где он, твой любимый? – почти захрипела Кура. – Где он? Покажи хоть пальцем!
– Покажу, когда встречу, – нацепила на пояс меч Лава. – И не нужно делать такие страшные глаза. Ничего не произошло. Отказала Болусу, значит, на следующий год он будет женат. Примета! Королева Армилла Пурусу Арунду отказала! Подумать только, – великий король великого царства предлагал место на своем ложе той, чьего мужа, по общему мнению, он и убил! Конечно, она отказала. И что?
– Замолчи! – взвизгнула Кура и тут же перешла если не на шепот, то на сип: – Ты забыла об осторожности! Твоя гордость граничит с глупостью!
– С глупостью? – вытаращила глаза Лава и выложила все то, что не решалась сказать матери еще с лета. А потом была лестница, которая словно сама расстелилась под ногами Лавы, испуганное лицо привратника, удар дверью, вьюга в каменном ущелье узкой Гороховой улицы и холодный ветер с колким снегом в лицо, вплоть до трактира…
– Вот, – трактирщик сам принес кубок вина, блюдо с угощением, принял с поклоном монету. Лава взялась замерзшими пальцами за глиняные стенки, закрыла глаза, сделала глоток. Надо было надеть что-то теплое, служанка выложила ведь на ложе и легкий пелиссон или плащ, не разглядела, и перчатки, и сапоги на меху. С другой стороны, что, как не мороз, остужает голову? Сейчас, именно сейчас, Лаве больше всего хотелось вернуться домой и обнять мать. Да, с нею невозможно говорить так, как с отцом. Но зато с отцом нельзя обняться и просто молчать. Как же не хватает ей Фламмы! Шесть лет уже прошло, как подруга бежала из Ардууса. Бежала вместе с Камаеной Тотум, но та вроде бы еще жива, и хоть не поймана лазутчиками Русатоса, но точно жива. Ходили слухи, что она вернула с нарочным герцогу Адамасу подаренный ей серебряный рог. Точно такой же, какой вернула Вервексу сама Лава. Но к рогу Камаены Тотум прилагалась записка с пожеланиями надежности и неприступности крепости Тимора, а сам рог был полон бесценных смарагдусов, рубинов и алмазов. А вот от Фламмы никаких вестей, никаких. Может быть, и нет уже ее в живых? Уж во всяком случае ее никто не разыскивает. Видно, даже в Обстинаре и Тиморе не чают увидеть свою дальнюю родственницу. А что если король Ардууса – Пурус Арундо – настиг свою бывшую дочь так же, как, по слухам, настиг ее настоящего отца – Вигила Валора? Да, вдова Вигила Валора, прекрасная королева Армилла, урожденная Кертус, младшая сестра матери Фламмы, посмела ответить Пурусу Арундо так, как считала нужным. А сама Лава могла ответить так, как она это сделала? Могла хлопнуть дверью так, что уж точно переломила нос, пусть и не самому Болусу, а его стражнику, а потом взять принца за горло и прошипеть ему в лицо, чтобы он бежал из дома своего дяди бегом, иначе – взмах ножа, и никакая женитьба ему уже не понадобится! Да, и ее нож был уже там, где и должен был находиться. И что же сделал принц? Обмочился. Сменил ненависть в глазах, которая пылала в нем с самого начала недолгой беседы, на испуг, а потом сразу вернулся к ненависти, когда Лава с брезгливостью оттолкнула от себя выросшее в доме короля Ардууса чудовище. Ударился спиной о дверь, распахнул ее, еще раз присадив дверным полотном по лицу нерасторопного стражника, бросил быстрый взгляд на оставленную после себя лужу и прошипел совсем уж по-змеиному:
– Так даже лучше! Быстрее сдохнешь! А могла бы помучиться!
И побежал по лестнице вниз, потому что брошенный Лавой нож задрожал в двери возле его лица. Не потому, что она промахнулась. С такого расстояния она не промахивалась никогда. Потому, что убивать ублюдка было нельзя. Из-за матери, из-за отца, да и из-за самой себя. Конечно, Пурус Арундо не позволил бы сыну расправиться с племянницей, как не позволил этого сделать шесть лет назад, когда она сломала Болусу нос. Но стал бы Болус спрашивать у папеньки разрешения? Это в ее дом он явился с одним стражником, видно, предполагал иной результат визита, а так-то за ним всегда следовало никак не меньше десятка мрачных дружинных, отобранных тем же Русатосом и, по слухам, готовых сделать для своего юного властителя все. Во всяком случае, Лава ловила куски сплетен о пропавших горожанках не только на улице, но слышала что-то подобное из разговоров отца и матери. И что же теперь ей делать? Выходить в город только ясным днем и старательно избегать безлюдных переулков? К кому обратиться за помощью? К отцу? Поможет. Запрет дочь в ее комнате на год или на полгода, тем и поможет. И ведь будет прав. А еще? Есть хоть кто-то, кто может помочь ей? Или, если говорить по-другому, есть хоть кто-то, кого она хочет видеть?
Лава снова сделала глоток, погладила горячий кубок. Из всех, кто решил свою судьбу в последние шесть лет, ее могли бы заинтересовать только четверо. И последним из них, наверное, был как раз Фалко Верти. Но не Вервекс же Скутум, который подарил ей шесть лет назад серебряный рог? И ведь удумал же, заявился четыре года назад с предложением! Да она и четыре года назад была уже выше его ростом, а теперь стала выше почти на голову! Вот до Фалко Верти она не доросла, да и не дорастет уже. Но отказала ему два года назад с его полуслова, полупредложения. Нет, она отказала бы любому, кто вознамерился бы заполучить ее руку, не завоевав сердце, но Фалко Верти она даже не позволила договорить, хотя и благоволила к принцу Фиденты. Нет, он не был уверен в ее согласии. В нем не сияло самодовольство Сигнума Белуа. Но глаза Фалко Верти сверкали. Он принес себя принцессе Лаве, как подарок. И она не дала ему договорить. Поймала его руки до того, как он успел произнести больше, чем ее имя, и дала знак замолчать. А пока он молчал, в долгие секунды недоуменного безмолствования мужества, красоты и гордости Фиденты, Лава спросила себя, а может ли она прожить без этого тридцатилетнего, еще молодого воина со свисающей на лоб непослушной челкой? И ответила себе – может. А затем ответила Фалко. Прошептала тягуче и нежно:
– Нет! – и, ловя мелькнувшую в его глазах искру боли, предложила ему: – Давай напьемся.
И они напились как раз в этом углу этого самого трактира. Не до беспамятства, но достаточно, чтобы сказать друг другу, что их взаимная симпатия все же далека от взаимной жажды. Наверное, это был единственный случай, когда ей удалось не обидеть возможного жениха. Оставшаяся в ее списке предпочтений тройка к ней не сваталась.
Третим из них был Фелис Адорири. Лучший воин из всех принцев, кто либо стал герцогом, либо пережил тот нелегкий одна тысяча четыреста девяносто девятый год и остался тем, кем и был. Он ни разу не заговаривал с Лавой Арундо. Он вообще больше не появлялся в Ардуусе после того, как был рукоположен королем Пурусом в герцоги Утиса. За него это продолжал делать король Салубер, его отец. А Фелис заключил брак с сестрой Фалко – красавицей Диа, и та родила ему дочь.
Вторым был герцог Адамас Валор. Тот самый, что подарил призовой рог Камаене Тотум и затем получил его обратно со щедрым содержимым. Тот самый, что основал новый Аббуту, который теперь старательно возводил принц Бэдгалдингира Тутус Ренисус вместе с герцогиней Аббуту и почти королевой Бэдгалдингира Фоссой. Тот самый, что теперь обращал весь Тимор в один большой укрепленный бастион. Тот самый, что приютил тысячи беженцев и из Аббуту, и из Касаду, и из Валы, Иевуса, да и из Эрсет. Но Адамас Валор тоже никогда не заговаривал с Лавой Арундо. Еще бы, на ней была черная метка, как и на всех Арундо для всех Валоров. И женился Адамас Валор на нежной красавице из далекого Раппу. На Регине Нимис. На самой загадочной из всех принцесс. На той, по которой тайно и явно сох Игнис Тотум. Первый номер в списке Лавы.
Нет, она всегда понимала, что он ее брат, пусть даже и двоюродный. Она даже и помыслить не могла о том, что он может быть кем-то большим, чем просто братом. Но, пожалуй, к нему она могла прижаться, и ему она могла рассказать о многом, если не обо всем. Наверное, даже о том, что она жалеет, что он ее брат. Но Игнис Тотум, который, как и его сестра, исчез шесть лет назад, уж точно определил свою судьбу. Правда это или нет, но Болус орал еще лет пять назад, когда мастером тайной службы Пуруса стал высокий, худой и страшный Русатос, о том, что скоро Игнис будет пойман, потому что в храме Эбаббара обнаружилась запись о его сочетании браком с некоей девицей Ирис. И что же? Игнис все еще не пойман, да и за что его ловить? Разве он обвиняется в каком преступлении? Вот с Камаеной понятно, пусть даже Лава и раскопала что-то о ее невиновности, но даже ложные основания ее искать – были, а уж эти разговоры, что и смерть дяди Малума на ее совести, и кровавое свейское месиво в доме, где останавливалась королевская семья Лаписа, тоже не обошлось без нее, да и что-то странное, приключившееся в Дакките, все это хоть как-то объясняло ее поиски. Но что понадобилось королю Пурусу от Игниса?..