Герой поневоле

— Ну да.

Она не настолько глупа, чтобы говорить о юношеских мечтах, о часах, проведенных ею в саду, когда, подняв голову к небу и любуясь звездами, она поклялась, что когда-нибудь доберется до них. Лучше не упоминать фантазии, а говорить практично, разумно. Никто не хочет иметь дело с мечтателями с широко раскрытыми глазами, тем более с фанатиками. Особенно если они прибыли из миров, ставших колониями человечества всего пару веков назад.

Но его молчание выудило из нее еще одну фразу.

— Мне нравилось думать о том, что я полечу в космос, — сказала она и почувствовала, как краснеет, как предательский румянец заливает лицо и шею. Она ненавидела свою светлую кожу, которая всегда выдавала все ее чувства.

— Ага, — ответил следователь, записывая что-то в блокноте. — Что ж, лейтенант, это все.

Пока все, говорил его взгляд. Допросы на этом не закончатся. Впереди еще много испытаний. Эсмей ничего не ответила, вежливо попрощалась — собственно, этого от нее и ждали — и вернулась в свое временное жилище.

Только после второй или третьей вахты на борту флагманского корабля она поняла, что ей одной из всех молодых мятежников предоставлена отдельная каюта. Она не знала, почему так случилось, ибо кроме нее были еще три женщины, однако все они ютились в тесной каюте. Эсмей была бы счастлива или, по крайней мере, рада разделить каюту с другой женщиной, но приказы адмирала не оспаривались. Это она поняла, когда спросила у офицера, которому приказано было следить за ними, нельзя ли как-либо изменить положение вещей. Он возмутился и рявкнул «нет» так громко, что у нее заложило уши.

Так что она могла уединяться когда хотела. Могла лежать на койке (вообще-то, на койке обычно спал кто-то другой, но в данный момент она) и вспоминать. А еще стараться думать. Ей не нравилось ни то, ни другое делать в одиночестве. Ее ум лучше всего работал, когда рядом находились другие люди. Как будто они заряжали друг друга. В одиночестве мысли ее кружились, снова и снова возвращаясь к одному и тому же.

Но другие не хотели говорить о том, что беспокоило ее. Хотя нет, она также не хотела обсуждать с ними эти вопросы. Она не хотела говорить о том, что чувствовала, когда увидела первые жертвы мятежа, как на нее подействовал запах крови и обгоревшей обшивки палуб, как это напомнило ей то, что, она надеялась, забыто навсегда.

Война никогда и нигде не может быть чистой, Эсмей. Это сказал ей отец, когда она объявила ему, что хочет в космос, хочет стать офицером Флота. Человеческая кровь и человеческие внутренности имеют везде одинаковый запах; крики людей звучат везде одинаково.

Она ответила, что все прекрасно знает, то есть она думала, что знает. Но те часы в саду, когда она рассматривала далекие звезды, чистый свет в чистой тьме… она надеялась на что-то другое. Она не мечтала о безопасности, нет, она была настоящей дочерью своего отца и не жаждала спокойной жизни. Но то, что ей пришлось пережить, — опасность, настоящая смертельная опасность, а вокруг вакуум и раскаленные орудия…

Она ошиблась, теперь она сознавала это каждой клеточкой своего тела.

— Эсмей? — Кто-то постучался в дверь. Эсмей посмотрела на часы и быстро поднялась. Должно быть, она заснула.

— Иду, — ответила она. Быстро взглянула в зеркало: волосы у нее вечно разлетались, и всегда с ними нужно было что-то делать. Если бы было можно, она бы отрастила их на сантиметр — и все. Сейчас она пригладила волосы обеими руками, а потом открыла дверь. У Пели, стоявшего на пороге, вид был крайне встревоженный.

— С тобой все в порядке? Ты не пришла на ланч, а теперь…

— Опять давала показания, — быстро ответила Эсмей, — да я и не хотела есть. Иду.

Она и теперь не была голодна, но если кто-то пропускал еду, к нему присылали психонянь, а ей вовсе не хотелось, чтобы ее еще кто-нибудь допрашивал. Ужин камнем лег в желудке. Она сидела в тесной маленькой кают-компании и толком не слушала, о чем говорят другие. За столом в основном гадали, где они теперь находятся, и когда прилетят, и сколько времени пройдет, пока начнутся заседания суда. Кто будут судьи, кто адвокаты и сколько это принесет им проблем в будущем.

— Не больше, чем служба под командованием капитана Хирн, если ей удалось бы выпутаться. — Эсмей услышала себя как будто со стороны. Она не собиралась ничего говорить. Она прекрасно знала, что только ей на суде может грозить реальная опасность. А они вот болтают, словно единственное, что имеет значение, — это пятно на репутации, которое может в дальнейшем остановить их продвижение по службе.

Все уставились на нее.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Лайэм Ливадхи. — Хирн не смогла бы из этого выпутаться. То есть если бы только она не повела корабль прямо к Доброте…— Он остановился и вдруг побледнел.

— Именно так, — ответила Эсмей. — Она могла бы сделать это, если бы ее не остановили Довир и его соратники. И все бы мы были пленниками Доброты. — Мертвы или, того хуже, в плену. Все смотрели на нее, словно внезапно она предстала перед ними в военных доспехах, с оружием в руках. — Или она могла заявить Флоту, что Херис Серрано предательница, что обвинения ложны и она сбежала, чтобы увести корабль и экипаж от маньячки. Ведь невозможно одолеть штурмовую группу Доброты, имея в арсенале всего два боевых корабля.

Даже Херис Серрано это не удалось. И только Эсмей распознала угрозу, которую сама же и нейтрализовала. Если бы она столь решительно не вступила в бой, Серрано наверняка бы погибла, а с ней и все свидетельства предательства Хирн.

Глава 2

Промышленная зона Харборвью, Касл-Рок

Конференц-зал подмели и украсили. Никого из охранников, несмотря на их рвение, в зал не пускали. В другом конце коридора квалифицированный секретарь будет принимать звонки и посетителей, остальные работники заняты на своих местах согласно плану. Три партнера, основавших Консалтинговое бюро по анализу специальных материалов, сейчас больше похожи на деловых конкурентов, чем на старых друзей. Архос Асперсон, мужчина небольшого роста, аккуратно сложенный и темноволосый, наклонился вперед, опершись локтями на полированный стол, а Гори Лансамир докладывал о результатах тайного расследования. Напротив откинулась на спинку стула Лоза Агуилар. Она сознательно игнорировала жесты и взгляды Гори. Но расслабленная поза как-то не шла ее стройной фигуре. Женщине гораздо больше подошла бы собранность.

— Ты был прав, Архос. Внутриведомственное расследование, проведенное в Калморри, говорит, что спрос резко возрастет, особенно на повторные процедуры, на последнем этапе которых как раз часто используются препараты сомнительного качества. — Гори ухмыльнулся, странная ухмылка на его обычно столь дружелюбном лице. Архос в ответ кивнул:

— Другими словами, скачок цен на первичное омоложение на прошлой неделе был не случайным.

— Да. — Гори продемонстрировал все на графике. — Сразу после того, как король сложил с себя полномочия, пошли разговоры о фальсификации компонентов. Встряска акций семейства Моррелайн позволяет предположить, что подделок было даже больше, чем можно заключить из зарегистрированных до настоящего времени судебных исков.

— Полагаю, следует радоваться, что мы не пошли на это в прошлом году, — вставила Лоза. Архос бросил на нее быстрый взгляд: ему послышалось или действительно в ее голосе прозвучали нотки самодовольства? Возможно. Лоза, как феодал за леном, следила за тем, чтобы все было справедливо и по правилам. Обычно он не обращал на это внимания, но, когда она не соглашалась с его мнением, ему это не нравилось.

— Это не наша заслуга, мы ведь не могли себе ничего подобного позволить в прошлом году, и в этом не можем, учитывая рост цен. Средств у нас хватит только на одного…— Архос взглянул на партнеров. Гори еще сможет с этим согласиться, но Лоза никогда. И сам он не согласится, если только омолаживать будут не его.