Голод львят

Жан-Марк кивал головой, время от времени из вежливости задавал сквозь зубы какой-нибудь вопрос и одновременно ощупывал кончиком языка клочок омертвевшей кожи у себя за щекой. Эти бойскаутские истории ему порядком наскучили. Веселость, наивность, аппетит брата в сочетании с уродством этой закусочной в конце концов стали невыносимы. Холодная печаль так тяжело лежала у него на сердце, что временами ему казалось, что он задыхается. Однако он, наверное, должен быть счастлив, что порвал с Кароль. Никогда бы он не поверил, что найдет смелость разговаривать с ней так, как говорил, когда остановил машину. Правда, она сама, не подозревая того, подтолкнула его к жестокости. Ее бледность, умоляющий взгляд: «Жан-Марк… Ты не можешь забыть обо всем… Или же я чего-то не знаю… Ты должен мне объяснить… Кто стал причиной того, что ты от меня отвернулся? Что я такого сделала, что тебе не понравилось? Я шокировала тебя? Ты пресытился нашей любовью? Ты, по крайней мере, не болен?..» Говоря это, она повернулась к нему и вынула у него изо рта сигарету, которую он только что закурил. «Поцелуй же меня, Жан-Марк!» Ее рука легла ему на затылок. Лицо приблизилось. И по-прежнему этот дурацкий ожог во рту. Это было невозможно. Невозможно из-за отца, из-за Даниэля, из-за ожога… Жан-Марк инстинктивно отпрянул. Неожиданно его охватил гнев. Он ненавидел ее за то, что она была для него такой желанной. Что он сказал ей? Какие-то бессмысленные фразы: «Послушай, Кароль, хватит уже!.. С меня довольно всех этих историй!.. Я перевернул страницу, ты должна сделать то же самое!.. Иначе ноги моей больше не будет в доме!..»

— …Когда мы выбрались из болота, Иссиака сказал мне: «Ты настоящий смельчак!» Иссиака был нашим шофером. Отличный парень. Немного хитроватый, правда. Он мне готовил местные блюда. Я попробовал жареных гусениц. Неплохо…

Пришел официант поменять тарелки. Даниэль взял остатки эскалопа и завернул его в бумажную салфетку. Это будет ужин для фенеков. Они получат его вечером, дома. Себе после капусты он заказал еще бифштекс под перцем.

— Ты лопнешь! — сказал ему Жан-Марк.

— Не смейся! Мне нужно восполнить серьезный пробел. А ты себе больше ничего не возьмешь?

— Кофе.

— Какой мы пили там кофе! Охлажденный, разумеется… Охлажденный кофе с ромом!..

И Даниэль пустился дальше в воспоминания. Даже не спросил Жан-Марка, как он съездил в Соединенные Штаты. Эгоизм, глупость, недостаток воспитания? Скорее всего, поразительная неспособность представить, что у твоих близких могут быть иные заботы и интересы, чем у тебя.

— Бифштекс под перцем превосходный! Хочешь попробовать?

Жан-Марк отказался и закурил сигарету, глядя, как Даниэль уплетает свое блюдо. Скоро они смогут наконец отправиться в Париж. Кароль, возможно, дождется их. С каким видом встретит она Даниэля? Беспокойство Жан-Марка росло. Ему никогда не забыть ее взгляд, полный холодной ненависти. После того, как он пригрозил ей, что ноги его больше не будет в доме, она закричала с побелевшим лицом, холодными глазами: «Сейчас же вези меня обратно в Париж!» Он возразил: «Мы должны ехать за Даниэлем». — «Потом ты поедешь один! Он подождет!..» По дороге обратно Кароль не разжала рта. Рядом с ним сидел какой-то разгневанный манекен. Красивая и ужасная. Совершенно бесчувственная. Вся в своих тайных расчетах. Приехав в Париж, на первом же светофоре она вышла из машины и хлопнула дверью. Он увидел, как она села в такси.

— Ничего, если я закажу торт? — спросил Даниэль.

— Пожалуйста, но мне бы не хотелось выезжать слишком поздно.

— Мне тоже. Я с утра мечтаю о своей постели. Кстати, не нужно ничего говорить Кароль о фенеках. Я возьму их на эту ночь в свою комнату. А завтра позвоню Маду.

Жан-Марк заказал торт.

— У тебя, по крайней мере, есть чем платить? — обеспокоился Даниэль.

— Конечно! — ответил Жан-Марк.

Отец оставил ему деньги.

— Потому что у меня только семь сантимов на все про все, — сообщил Даниэль с гордостью. — Чего я только не выдумывал, чтобы заработать там, это невероятно! Обо всем расскажу в своем отчете. Может быть, получу премию или стипендию на вторую поездку… Ты увидишь фотографии. Я уйму их наделал. Особенно в африканских деревнях в джунглях, чтобы показать ужасные гигиенические условия, в которых живут люди. Это, кстати, тема моего отчета: санитарное образование в Кот-д’Ивуар. Ты знаешь, что я ассистировал при родах?

Он сиял: «Я… я… я…» Жан-Марк выпил кофе. Разумеется, очень горячий. Ожог во рту снова напомнил о себе.

— Не очень-то красивое зрелище — роды! — продолжал Даниэль, с отвращением скривив губы. — Ты уже их видел?

— Нет.

— Ну и достается бедным бабам!

Последовало молчание. Даниэль вдруг стал мечтательным. Его вилка отсекла кусок торта в тарелке.

— А ты? — спросил он внезапно. — Как твоя поездка в Штаты?

Жан-Марк посмотрел на него с иронией. «А, все-таки вспомнил!» Но болтовня Даниэля отбила у него всякое желание рассказывать о собственных впечатлениях. Он был пресыщен словами, как Даниэль пищей.

— Я тебе потом расскажу, — пробормотал он.

Даниэль не настаивал, слишком довольный тем, что снова завладел разговором.

— Больницы там — это позор!.. Они делают, что могут, но, в самом деле!.. Я помогал доктору Пуарье, когда он оперировал чернокожего по поводу костной мозоли на колене. Он был уверен, что мне станет дурно. Ничуть не бывало!

— Ну, пошли? — спросил Жан-Марк, расплатившись.

— Я бы еще взял торта, — сказал Даниэль.

Официант принес вторую порцию, более внушительную, чем первая. Залитые золотисто-коричневым сиропом абрикосы горкой вздымались над треугольником из теста. Вместо того чтобы есть сидя, Даниэль встал, захватил свой торт указательным и большим пальцами и направился к двери, на ходу жуя большие куски. Жан-Марк шел за ним, испытывая неловкость за раскованные манеры брата. Выходя, он дополнительно заплатил в кассу и, как бы извиняясь, улыбнулся официанту. В душе он тут же упрекнул себя за эту маленькую низость. Какое значение имело для него мнение официанта в закусочной Шатодёна? Ему не хватало уверенности в себе. Поэтому он боялся Кароль. Даже поставив ее на место, он далеко не был уверен в том, что одержал победу. Несомненно, ему по-настоящему никогда не преуспеть в жизни. Все дело в характере. Даниэль, даже оказавшись в проигрыше, демонстрировал бы апломб победителя, а он и в случае успеха сохранял бы неуверенность побежденного. Тем не менее, сев в машину, Жан-Марк внутренне собрался. Мощность мотора, покорного его управлению, возвратила ему иллюзию уверенности в себе.

— Ну она и рванула! — заметил Даниэль. — Хорошо для разнообразия после моих прогулок в драндулете по джунглям! Ты можешь еще немного поднажать?

— Нет, — ответил Жан-Марк. — Она в обкатке.

— Ну, только чуть-чуть. Чтобы посмотреть!

Жан-Марк прибавил скорость. Освещенная фарами дорога бросилась ему навстречу. Черные деревья били в уши как барабанные палочки. У него дух захватило от скорости. Это было прекрасно.

— Ты знаешь, — сказал Даниэль, — я переспал с одной бабой в Абиджане.

— А? — переспросил Жан-Марк.

— Да. С белой. С вдовой лесничего. Я ей приглянулся. Ну, это продолжалось недолго… А ты?

— Что я?

— В Америке?

Жан-Марк не ответил и сбавил скорость.

— Если я снова отправлюсь в путешествие, выберу, может, Америку, — продолжал Даниэль. — Скорее всего, Южную Америку. Гватемалу, Перу… В тех краях должно быть потрясающе!

Неожиданно он замолчал. Поскольку молчание затянулось, Жан-Марк скользнул взглядом вправо. Его брат провалился в сон, откинув назад голову и уронив на колени руки. Какой-то резкий запах ощущался в машине. «Что это?» — недоумевал Жан-Марк, шевеля ноздрями. Потом понял: у Даниэля плохо пахло от ног.

Кароль сидела в гостиной: мягкое освещение, светло-синее домашнее платье и на коленях книга. Увидев Даниэля, она встала и томным движением направилась к нему, с улыбкой протягивая руки. При созерцании этой нежности, простоты и радости Жан-Марк счел себя пассажирским составом, который по ошибке стрелочника перевели на другой путь. Здесь, на другом пути, мир был неузнаваем!