Голод львят

— Это не имеет значения, — прошептала она.

— Для вас, может быть, но не для меня. Мне нужно знать, что вы обо мне думаете, Франсуаза?

Она покачала головой.

— Я ему сказала то, что… то, что… мне пришлось ему сказать…

— И вы его не убедили?

— Не вполне.

— Все же он не запретил вам продолжать занятия русским языком?

— Нет… точнее, не то чтобы запретил…

— Но вы должны были пообещать ему больше со мной никуда не ходить!..

Она заколебалась:

— Я постаралась совершенно ничего ему не обещать!

— Как же в таком случае вы вышли из положения?

Она изворачивалась, а он не давал ей уйти. Ускользнуть от него было невозможно. Но так ли уж она не хотела, чтобы ее преследовали, догнали и добились признания? Оправдание, подброшенное ее сердцем рассудку! С широко раскрытыми глазами она погрузилась в пустоту. Бутылочно-зеленый радиатор занял все ее воображение.

— Я сказала отцу, что вы хотите на мне жениться, — прошептала она.

Козлов замер. Потом беззвучный смех исказил его лицо:

— Как? — пробормотал он. — Вы ему это сказали?

Он все еще смеялся, сощурившись, растянув в улыбке рот, выставив вперед костистый подбородок. Франсуаза тоже натянуто засмеялась.

— Разумеется, — продолжал он, — вы имели полное право так сказать, потому что я вам это предложил!

Она перестала смеяться. Как узнать, что он думает? Да и знает ли он это сам? Непредсказуемый, по его собственному признанию. С ним ничего нельзя было поделать! Она отдала бы все что угодно, чтобы этого разговора не было, чтобы она не приходила сюда.

— Моя маленькая Франсуаза… — начал Козлов.

В глубине коридора открылась дверь.

— Господин Шевалье-Виньар только что пришел, — сообщила секретарша.

Козлов поднялся со стула:

— Подождите меня, Франсуаза. — Я на пять минут.

Он проследовал за секретаршей. Дверь закрылась. Франсуаза осталась одна в зеленой коробке с громадным радиатором в качестве единственного собеседника. Ее первой мыслью было уйти. Но ею овладела какая-то сладкая инертность. Ее мышцы расслабились, мозг напряженно работал. Она не собиралась бежать, как тогда! Если она вообще уклонится от всех объяснений, все кончится тем, что он станет ее презирать. А ей все же хотелось сохранить его уважение. Этот радиатор был ужасен. Органные трубы, покрашенные в зеленый цвет. И какая жара! Она задыхалась. Окна не было. На улице, наверное, начинает темнеть. Проехал громадный фургон, от которого затряслись стены. Франсуаза вспомнила, как однажды, когда отец вел машину, какой-то фургон для перевозки мебели загораживал дорогу, ведущую в Бромей. Гигантский грузовик с двойными колесами, с огнями, загоравшимися то справа, то слева, с названием предприятия на табличке «Жобуж (Департамент Луаре)». Почему она об этом подумала? Грузовик раскачивался, тормозил на поворотах, не давал проехать. Наконец, резко рванув вперед, они его обогнали. Каким счастьем было увидеть перед собой свободное пространство! Скоро она испытает такое же чувство облегчения! Но время шло, Козлов не возвращался. Мало-помалу она теряла уверенность и желание его ждать. Резкий свет электрической лампочки утомлял глаза. Наконец он снова появился перед ней — решительная походка, насмешливые глаза, свободный плащ и черная прядь волос на лбу. Портфель у него заметно уменьшился в объеме. Он вздохнул:

— Уф! Не очень долго? Отец Шевалье-Виньар не переставая рассказывал о своих проектах. Впрочем, я ничего не слышал!

— Почему?

— Потому что я думал о том, что вы мне сказали!

Он вывел ее на улицу. Уже спустились сумерки, густые и холодные. Вокруг зажженных уличных фонарей дрожала светящаяся дымка. Витрины магазинов бросали яркий свет под ноги прохожим. Франсуаза видела слева от себя жесткое лицо Александра.

— Думаю, ваш отец взорвался на месте, когда вы ему сказали о браке, — вернулся он к разговору. — Разница в возрасте, ситуация без будущего — все, наверное, было упомянуто!

Она солгала:

— Нет. Просто он был настроен скептически.

— В отношении чего?

— В отношении моих шансов на счастье с вами.

— Но он же меня не знает!

— У него есть о вас представление как о человеке.

— Как о плохом человеке, в этом я уверен! А вы, Франсуаза, настроены скептически?

Она не ответила. Он остановился и обеими руками взял ее за плечи, чтобы заставить смотреть на него. Подняв голову, она встретила его взгляд, направленный ей прямо в глаза. Это был дерзкий и радостный взгляд, взгляд игрока.

— Почему бы не попытаться?

— Попытаться? — повторила она едва слышно.

— Да. Может быть, мы двое создадим необыкновенный союз!

— Вы так не думаете…

— Да нет, думаю!.. Или, скорее, я снова так думаю!.. Сколько раз нужно предлагать вам выйти за меня замуж, чтобы вы мне поверили?

Он пригнулся из-за своего высокого роста. Светящаяся витрина магазина холодильников резко освещала часть его лица в три четверти — щеку и уголок блестящего глаза. Франсуаза каким-то совершенно неопровержимым образом чувствовала, что все то, что она делала, все, что говорила до этой минуты, имело целью услышать от него именно те слова, которые она услышала. Собственная хитрость удивила ее как проявление второй натуры. После стольких колебаний она чувствовала себя торжествующей и признательной, подобно паралитику, вновь обретающему пользу от своих ног. Счастье, пронизывающее ее, было пугающим, почти волшебным.

— Ну, так да?.. Или нет? — спросил он.

— Да, — ответила она.

Зажав портфель под мышкой, Александр взял обе руки Франсуазы и одну за другой протянул их к губам. Она подумала, что он собирается целовать ее прямо на улице, но он прошептал:

— А сейчас возвращайтесь домой! Уже половина восьмого. Я хотел бы вас проводить, но не могу… У меня дела, там!..

Движением подбородка он указал на освещенное бистро на другой стороне улицы. Смутившись, она посмотрела на него как на чужого. Он что, опять смеется над ней? Ей захотелось спросить его, когда они снова увидятся, на какое число он думает назначить свадьбу. Но остаток гордости помешал ей задавать эти вопросы. Едва она успела подумать, что завладела им, как он выскальзывает у нее из рук. Нет, это не человек, а какое-то гибридное существо, гибкое, многоликое, противоречивое.

— Франсуаза, маленькая моя, я очень счастлив, — сказал он. — Я вас люблю.

И, даже не сказав «до свидания», перебегая между машинами, он пересек бульвар Сен-Жермен, мелькая своими длинными ногами и развевающимися по ветру волосами. Мгновение спустя он уже растворился в толпе. Ничего как бы и не произошло между ними. Эта радость, которую она пока еще смутно ощущала, корнями своими уходила в мечту.

Вернувшись домой, Франсуаза застала Кароль и отца в гостиной. Конечно, ей снова сейчас будут выговаривать за опоздание? Она уже приготовилась к очередной вспышке. Но лицо у отца было спокойным. Он сообщил ей:

— Мне только что звонил господин Козлов. Он будет у нас завтра в шесть часов.

X

Уже по предварительным пассам Козлов понял, что партия обещает быть куда занимательней, чем он ожидал. Одно то, что он расположился в этой элегантной гостиной перед родителями, озабоченными будущим дочери, наполняло его удовлетворением. Сидевшая недалеко от него Франсуаза следила за этим решающим разговором с тревогой, скрыть которую никак не могла. Козлов пожалел ее и одарил взглядом, перехваченным девушкой с большой признательностью. За ней была розовая стена, какая-то мрачноватая картина, лампа с абажуром бананового цвета, и во всем этом ощущался академический, официальный стиль, вызывающий отвращение своим чувством меры и вкусом. Подали виски. Разумеется! Шампанское будет позднее, когда для всех он станет своим, когда можно будет поздравить его и друг друга! А пока было принято принципиальное решение о свадьбе, без уточнения деталей. Филипп Эглетьер ходил вокруг да около. Его мозг силился составить представление о будущем зяте. Своей ловкостью он восхищал Козлова.