Страница 24 из 193
Так вот Уна наряду с прочим любила и поболтать, причем на любые темы.
– Ах, ах, какие у тебя волосищи! Целая львиная грива! Совсем как у каких-нибудь дикарей или хека хасут… Ой! Ты не скажешь хозяину?
– Не скажу, не скажу. Чем тебе не нравятся мои волосы, Уна?
– Голову надо брить!
– Кому надо? Мне и так хорошо.
– Вообще-то приличным людям полагается носить парик! Хороший такой парик из льна или шерсти.
– А мои волосы что, на парик не похожи?
– Да похожи… Только все равно это некрасиво. Ой-ой-ой! Ты зачем схватил меня за руку? А, хочешь еще!
– Нет. Просто любуюсь браслетом. Красивый!
– Хозяин подарил мне его на праздник Сета.
Вот примерно так и проходили беседы. Правда, когда хозяин находился дома, даже Уна не позволяла себя говорить лишнего… так, может быть, иногда, случайно упомянет, что не очень-то любит хека хасут и тоскует по прежней – очень-очень веселой! – жизни в городе Белых стен.
А вот теперь хозяин уехал! И можно поговорить на разные темы. И не только поговорить.
Как-то под вечер Максим поймал Уну за руку:
– Придешь сегодня?
– Ого! Соскучился! – Девушка явно обрадовалась. – Давненько не звал.
– Соскучился, да… Заодно научишь меня накладывать на лицо краски?
– Краски?! Конечно! Наконец-то ты захотел походить на истинного вельможу, о благороднейший Ах-маси.
– Ладно тебе смеяться-то. Так придешь?
– Конечно. Погоди, вот только закончу с уборкой. Позвать подруг?
– Нет. Лучше приди одна.
– Как скажешь, господин мой.
В ожидании гостьи Макс улегся на ложе и принялся размышлять. В центральной зале даже ночью в отсутствие хозяина всегда находился кто-то из слуг, если не жрец Сетнахт – тот тоже иногда любил бодрствовать до зари. И необходимо было как-то обойти сие препятствие. Как именно, юноша еще не знал, но почему-то не сомневался – придумает!
Уна проскользнула в дверной проем, как всегда, неслышно, лишь чуть шевельнулась тяжелая портьера. Прилегла на ложе, прижалась горячим нагим телом – из одежды на ней, как всегда, были только тоненький поясок, браслеты и ожерелье; молодые служанки здесь вообще не обременяли себя излишком одежды.
Руки девушки ласково скользнули по груди Максима… развязали набедренную повязку.
– Сделай как в прошлый раз, – тяжело дыша, томно прошептала Уна. – Как ты это называл, когда губы в губы?
– Поцелуй…
Крепко прижав к себе ночную нимфу, юноша принялся целовать ее в губы, жарко и долго. Уна стонала, извивалась: жители Черной земли не знали поцелуя – вместо этого лишь терлись носами. А прикасаться губами к губам… и более того, языком – казалось неслыханным, неимоверным развратом!
Чем сейчас, не очень-то переживая, и занималась Уна. И, кажется, поцелуи возбуждали ее куда больше, чем все остальное…
– Целуй меня, целуй! О…
Желтое пламя свечи выхватывало из полутьмы сплетенные коричневые тела, отражаясь в глазах любовников, пронзительно черных – Уны и светлых, серо-голубых, – Максима.
– Ты обещала научить меня красить лицо.
– Научу. – Соскользнув с ложа, девушка с наслаждением напилась из большой черной кружки. – Я оставила шкатулку за дверью.
Качнулась портьера, и Уна проворно вернулась обратно с небольшим сундучком в руках. Поставив его на пол, открыла крышку и, лукаво взглянув на юношу, шепнула:
– Садись!
– Послушай-ка, – облизнув губы, несколько сконфуженно произнес Макс. – Давно хочу спросить… Не обидишься?
– Если не будешь хулить богов – нет!
– Да я никогда и не…
– Шучу! Спрашивай, милый мой.
– Ты… мы… мы с тобой часто… ну, спим вместе… и с другими тоже. Но ведь от этого рождаются дети и…
Девушка неожиданно расхохоталась и, подбежав к парню, обвила его руками за шею:
– Поверь, глупенький Ах-маси, я и все мои подруги знаем, когда и где нам заводить детей. Уж точно – не здесь! Ты, верно, заметил, что я прихожу к тебе далеко не каждый день? И не всегда – в одно и то же время. О, мы, женщины, знаем много чего… Не вертись! Теперь опусти ресницы… Ага! Подними… Ну и глаза у тебя, брр! Вот уж точно, нехороший взгляд, не людской.
– Да почему же не людской-то? – обиженно переспросил молодой человек, терпеливо снося все косметические манипуляции.
– Потому что! – Уна ловко вырывала ему лишние волоски из бровей изящными золотыми щипчиками. – У всех людей глаза как глаза – черные, а у тебя какие, милый мой? Страх!
– Да ладно!
– И волосы тоже – слишком уж мягкие. Говорю тебе – побрей голову!
Макс дернулся:
– Сама-то чего не бреешь?
– Я служанка. А хороший парик стоит дорого. Ну, чего прищурился, милый?
– Щекотно.
– Щекотно ему… Так! Теперь мы тебя причешем… вот так… припудрим… подведем брови… губы… Так!
Отойдя в сторону, девушка оглядела молодого человека с видом художника, бросающего взгляд на только что написанную картину. Нахмурилась:
– Голубого бы чуть добавить, было бы куда изысканней. Да вот только, увы, нет у меня голубого… один зеленый.
– А я знаю, у кого есть, – словно бы между прочим произнес Макс. – Почти целый флакон! Мы б взяли немножко, и тебе и мне… он бы и не заметил.
– Ты про хозяина нашего говоришь? – покосившись на дверь, шепотом спросила Уна.
– Про него. – Гость заговорщически подмигнул. – Пойдем, а? Или боишься?
– Тебе-то хорошо рассуждать!
Девчонка передернула плечами. Видно было, что ей и хочется и колется. В конце концов, подумаешь, немного краски возьмут… Не обеднеет от этого хозяин, да и не заметит ничего.
– Ну, давай, давай, решайся! Хотя… – Макс вскочил на ноги. – Сиди тут, я и без тебя пойду. Ой, сколько у господина Якбаала интересных вещиц! Ужас просто. Ты их так никогда и не увидишь.
Юноша подошел к портьере и обернулся:
– Ну, я пошел.
– Постой.
Уна тут же бросилась за ним, позабыв все свои опасения:
– Там, в зале, могут быть слуги. Я знаю, как их отвлечь. Тсс! Жди здесь.
Ловко, словно пантера, девушка выскользнула в залу. Максим прислушался. Поначалу все было тихо, но немного погодя послышались чьи-то приглушенные голоса.
– Да-да, клянусь Баст! Они как раз собрались совершать омовение… Или завтра.
– Так сейчас или завтра? – послышался заинтересованный голос.
Ага, так слуги здесь все-таки не немые!
– Может, сейчас… а может, и завтра. – Уна негромко засмеялась. – Ну-ну, Хеви, не приставай… Я же сказала! Идите-ка лучше в сад, глядишь, что-нибудь и сладится.
– Так твои подружки точно туда придут?
– Точно и разливы Хапи не всегда предсказывают… Эй, эй, постойте-ка! Не говорите девушкам, что я вам про них сказала.
– Да уж знаем, не глупые. Спасибо, Уна.
Закрывающая дверной проем портьера дернулась, и тонкая девичья рука, нащупав ладонь Максима, властно повлекла его в залу.
Юноша прихватил свечку – дернулось желтое пламя.
– Все спокойно, слуги ушли, – останавливаясь перед дверью хозяйской опочивальни, тихо произнесла Уна. – Только ты иди первым.
– Хорошо, хорошо. – Макс уже распахнул дверь, вовсе не снабженную замком, и поднял повыше свечу.
Спальня Якбаала оказалась не очень большой, такой же, как и опочивальня, предназначенная для гостей. Широкое ложе на низких позолоченных ножках в виде львиных лап, кресло, два табурета, небольшой резной шкафчик, чем-то напоминающий секретер, три больших сундука, шкатулки. К последним сразу же кинулась Уна, Макс же быстро осмотрел сундуки… а потом и шкатулки… и секретер… И ничего интересного не нашел! Кроме запонок. Обычные такие запонки, для рубахи. А где же сама рубаха, костюм, туфли?
– Слушай, Уна, ты случайно не помнишь – уезжая, хозяин захватил с собой сундук?
– Конечно, захватил, – алчно перебирая флаконы с благовониями и мазями, отозвалась девушка. – Он всегда берет с собой дорожный сундук, его несут специальные слуги. В том сундуке у него какие-то смешные одежды – уродливый серый балахон, закрытые сандалии с жуткими тупыми носами и – представляешь?! – суконные трубы для ног! Ты б увидал – описался бы от смеха! Ой… извини.