Страница 3 из 98
Делибес вскоре доказал, что он всматривается и вдумывается в изменяющуюся жизнь. Как раз в это время его книги получили широкое признание и за границами Испании: их перевели на французский, немецкий, английский, шведский языки. Делибес совершил несколько поездок в Европу, США, по странам Латинской Америки. Яснее прорисовались в его сознании ближайшие перспективы испанского общества. В 60-е годы стало очевидным, что франкистский режим не сможет дольше держать страну в изоляции от мира. Это угрожало полным экономическим крахом. Поощряемый туризм, разрешение испанцам выезжать на заработки в богатые европейские страны, привлечение иностранных инвестиций — все это стимулировало экономику, позволило несколько повысить жизненный уровень. В устоявшийся веками испанский быт, в консервативные нравы стали вторгаться новые, непривычные черты. Личные впечатления от путешествий помогли Делибесу конкретнее представить себе, в каком направлении эволюционирует его страна. В Испании по мере индустриализации укреплялось современное развитое капиталистическое общество, именуемое на западе «обществом потребления» или «обществом изобилия».
В письмах, интервью, дневниковых записях Делибеса постоянно возникает эта тема — «общество потребления», отношения между людьми, свойственные этому обществу, тип человека, который с неизбежностью формируется и утверждается в новых условиях.
«Машины согревают человеческие желудки, но замораживают сердце. Никогда еще в истории человек так не отдалялся от другого человека, как в наши дни. И в самых богатых, развитых обществах это проявляется с наибольшей силой; в слаборазвитых странах, среди бедняков еще сохраняется тепло солидарности. Убеждаешься, что с подъемом уровня жизни охладевают чувства. Все тепло, что раньше люди берегли для ближнего своего, теперь они обращают на вещи…»[8]
Эти слова заставляют вспомнить определения позиции Делибеса как «руссоистской» и «романтической». Да, во многом Делибес верен себе — его идеалом остается образ жизни здоровый и простой, в окружении природы, а не в окружения вещей; его менее пугает отсутствие комфорта, чем потребительская лихорадка. Неграмотные крестьяне воспринимают мир, чувствуют и думают совершенно по-разному: миллионы телезрителей в испанских городах воспринимают мир, чувствуют и думают совершенно одинаково. Средства массовой информации разрушают и «выравнивают» индивидуальность, талант, всякую самостоятельность и даже язык. Делибес повторяет это без устали.
Но правы ли те, кто еще и сегодня обвиняет Делибеса в луддитском призыве вернуться к ручному ремеслу и выкинуть на свалку телевизоры? Неужели Делибес верит в возможность возвращения вспять, к патриархальной, домашинной цивилизации? «Нет, я не ретроград, — отвечает на это писатель, — я не против техники вообще, я против дурного применения техники, приводящего к дегуманизации…»[9] Иными словами, Делибес осознает — и осознает все острее, все решительнее, — что в «охлаждении чувств», в разобщенности людей, в обезличенности желаний и стремлений виноваты не автомобили, телевизоры и другие вещи сами по себе, а социальная система, от которой зависит применение техники и отношение к технике.
О социальной системе, о необходимости ее коренного преобразования размышляет Дели бес в романе «Пять часов с Марио» (1966), самом значительном своем произведении, в котором полностью раскрылись и его аналитический дар, и его бесстрашный социальный критицизм.
Конечно, новый роман Делибеса замечателен не тем, что писатель отвернулся от деревни и обратился к городу. Замечательно, что писатель отказался от заданного тезиса: народ, деревня — это хорошо; город, горожане — это плохо. Кроме борьбы крестьян за существование, романист увидел и драматическую борьбу человека за мысль, за духовную свободу.
По испанскому обычаю, покойника не оставляют на ночь в пустом помещении. Кто-нибудь из близких должен провести ночь у гроба, бодрствуя и охраняя вечный сон усопшего. Такую ночь накануне похорон проводит героиня романа Кармен у гроба скоропостижно скончавшегося мужа. Пять часов осталось ей быть наедине с Марио. Листая семейную Библию, она, однако, не молится, а в последний раз мысленно обращается к мужу, перебирает события их совместной жизни, повторяет те же упреки, сетования, сентенции, что, наверное, изо дня в день твердила ему живому.
Кто такая Кармен? Не аристократка, не богачка и уж, конечно, не интеллигентка, хотя ее отец пописывает статейки в солидной газете и иногда выступает по телевидению. В русском языке и в русской общественной традиции существует точный термин для обозначения той социальной силы, что персонифицирована в Кармен. Это мещанство. Кармен — законченный, выразительнейший тип мещанки. Не владея буржуазной собственностью, ведя отнюдь не буржуазный образ жизни (скромный заработок мужа, преподавателя провинциального института, не позволяет жить на широкую ногу: многодетная мать, Кармен целый день сама возится на кухне), мещане тем не менее составляют самую плоть буржуазного общества, настолько они прониклись буржуазной моралью, буржуазным мышлением. Слой населения, к которому принадлежит Кармен, не просто консервативен — он агрессивно-консервативен, он берет на себя охранительные функции, он верный страж «порядка». Кармен находится на одной из нижних ступеней социальной лестницы — у нее нет даже малолитражного автомобиля, доступного теперь чуть ли не консьержкам и лифтерам, — но она не допустит и мысли о разрушении этой лестницы: как тогда попадешь, хотя бы в грезах, на самый верх?
«Мещанство — это строй души современного представителя командующих классов. Основные ноты мещанства — уродливо развитое чувство собственности, всегда напряженное желание покоя внутри и вне себя, темный страх перед всем, что так или иначе может вспугнуть этот покой, и настойчивое стремление скорее объяснить себе все, что колеблет установившееся равновесие души, что нарушает привычные взгляды на жизнь и на людей», — писал А. М. Горький в «Заметках о мещанстве».[10] Кармен только мечтает — теперь уж тщетно — о том, чтобы муж заседал в аюнтамьенто (юродском управлении) или имел право на почетный титул «превосходительства», но строй души ее именно такой, какой нужен командующим классам. Все основные ноты звучат в ее монологе: и неудовлетворенная жажда собственности, и стремление к безмятежной гармонии с окружающей социальной средой, и темный страх перед любой новой мыслью, любым самостоятельным поступком, и неколебимая уверенность, что все на свете объясняется вульгарными, пошлыми мотивами.
И если бы она заботилась только о сытном куске, столовом серебре и соблюдении внешних приличий! Но Кармен безапелляционно судит обо всем и поучает мужа и детей по всем злободневным вопросам. Ее речь состоит из одних ходячих мнений и газетной фразеологии, недаром то и дело повторяется припев: «Это все говорят». Слушая ее монолог, мы можем себе представить, какой страшный пресс — тяжелее гробовой доски — давил всю жизнь Марио, а теперь будет давить детей, о физическом и моральном здоровье которых Кармен так трогательно печется. Ее материнская забота обернется инквизиционным ошейником — гарротой их юному прямодушию, вольной мысли.
Монолог Кармен построен мастерски. Дело не только в непринужденности интонации, восклицаний, повторов, перебивок. Искусно сплетаются темы, подобные темам в музыкальном произведении, и каждая из них — особая линия содержательного анализа, которому романист подверг буржуазное миросозерцание. Есть темы, характерные, так сказать, для всесветного мещанства, например тема социального престижа, символизированного в автомобиле или столовом серебре. Но есть темы специфически испанские, позволяющие уяснить особую роль мещанства в структуре испанского общества. Буржуазка из другой европейской страны, скажем из Франции, вряд ли предпочтет, чтобы «бог прибрал» ее ребеночка, лишь бы он не сделался интеллигентом. Это презрение к интеллигенции, вообще к умственному труду, если он не вдохновлен церковью, — одна из самых окостеневших испанских традиций, глубоко укоренившаяся за века отсталости. Афоризм, изреченный отцом Кармен: «На экспорт мы должны посылать не машины, а духовные ценности и целомудрие», имеет в виду отнюдь не интеллектуальные достижения. «Духовные ценности» в традиционном понимании — это религиозная мораль. Наука, светская культура, литература, с исконно испанской точки зрения, — занятия второсортные и опасные, поскольку всегда как-то связаны с атеизмом и вольнодумством. Верная дочь своих родителей, Кармен убеждена, что приятель ее юности Пако Альварес, разбогатевший на спекуляции земельными участками, достиг в жизни куда большего и стал более значительной персоной, чем неудачник Марио, институтский преподаватель и автор нескольких романов.
8
M. Delibes. Obras completas. t. 3. Barcelona, 1968, p. 10.
9
M. Delibes. Un año de mi vida. Barcelona, 1972, p. 120.
10
М. Горький. Собр. соч. в 30-ти т., т. 23. М., 1953, стр. 341.