Суета сует

— Шахов? — негромко, с радостным удивлением окликнул кто-то.

Он вздрогнул, нахмурился, поднял глаза.

Около стенда по технике безопасности, на фоне плаката, на котором нарисован был парящий в штреке гигант бурильщик с паническим лицом, отброшенный похожим на комок паты взрывом, стояла невысокая черноволосая девушка. Тоненькая. В синих джинсиках. В пестрой приталенной блузке. Над головой грозное предупреждение плаката: «Не бури в стакан!»

— Наташка! — Андрей обрадовался, подошел торопливо, стиснул протянутую ладонь. — Какими судьбами? Когда приехала?

— Отпусти, больно, — Наташа поморщилась, выдернула руку, помахала ею. — Соизмерять надо свои силы, Шахов.

— Извини, — Андрей смутился. — Что ты тут делаешь?

— Здравствуйте, — обиделась девушка. Плавно отвела рукой стекающие на плечи волосы. — Я по распределению.

Андрей удивленно заморгал, но тут же сообразил, хлопнул себя по лбу.

— Вот дубина, забыл. Поздравляю. Дай я тебя поцелую, — раскинул руки, как шахтер на плакате, но девушка отшатнулась, посмотрела на него насмешливыми черными глазами.

— С ума сошел? — Она уперлась ладонями в грудь Шахова, толкнула его. — Пусти, мне сюда, — мотнула головой в сторону кабинета Сокольского.

— А, ты к отцу… — Андрей поскучнел. — Иди, у него никого нет.

— Не к отцу, а к главному геологу, — строго уточнила Наташа. Попыталась нахмуриться, но это у нее не получилось.

— Да, да, понимаю. Субординация, — кивнул Андрей и усмехнулся.

Девушка быстро и внимательно глянула на него, задумалась на миг, прищурившись, и только сейчас Андрей заметил, как сильно она похожа на отца: тот же высокий лоб, нос с небольшой горбинкой, то же выражение больших черных глаз: ироническое и оценивающее, когда Василий Ефимович или его дочь, уйдя в себя, забывали о собеседнике.

— A-а, ладно. Не к спеху, — Наташа отбросила назад волосы, улыбнулась, и сходство с отцом тотчас исчезло. — Пойдем поболтаем. Ты не спешишь?

— Нет, — Андрей незаметно взглянул на часы.

После унылого глухого коридора, освещаемого тусклой лампочкой за пыльным плафоном, солнце — яркое, резкое, веселое — показалось настолько неожиданным, что Шахов зажмурился.

— И-эх, славно как! — Он потянулся, раскинув руки. Хотел приобнять девушку за плечи, прижать ее шутливо к себе, но та увернулась. Посмотрела с веселым изумлением.

— Шахов, что с тобой? Что еще за фамильярности?

— Да, нехорошо… — Андрей постарался сделать серьезное лицо. Откашлялся, поинтересовался: — Как жила? Как защитилась?

— Защищалась по молибдену. Ездила на Приполярный Урал, — Наташа пошла впереди, держа на отлете синюю сумку «Адидас», покачивая ее размеренно. — Поставили «отлично»… Да это ерунда все. Формалистика. Ты же знаешь. — Помолчала, спросила незаинтересованно: — Как у тебя с дипломом?

— Ну-у, у меня… — Андрей шел слегка сзади, сутулясь, чтобы быть хоть немного пониже, но тут выпрямился. — У меня такой диплом, что все ахнули. Некоторые от восхищения, некоторые от смущения, большинство — от возмущения.

Девушка быстро взглянула на него, но ничего не сказала.

Они спускались под горку по широким плахам старого щелястого тротуара. Шли мимо палисадников, густо заросших сиренью и черемухой, за которыми прятались длинные двухэтажные «казенные» дома, срубленные из огромных, в обхват, лиственниц, теперь потрескавшихся от времени; мимо нахально торчащих из-за серого штакетника таких же серых от пыли гигантских лопухов и репейников.

Андрей, сначала нехотя, посмеиваясь, а потом все более серьезно и даже желчно, рассказывал, как его идея была встречена сперва настороженно, а потом и вовсе в штыки.

— Конечно, все, о чем я пишу, может показаться бредом, — сквозь зубы процедил он. — Еще бы! Корифеи, зубры, киты науки и практики утверждают, что рудник разрабатывает коренное месторождение, которое якобы простирается на юг. И никому в голову не приходит, что мы выгребаем по сусекам последние крохи, что разведка на юге — дохлый номер. Основное месторождение там. Там! — развернулся, ткнул рукой за спину девушки и увидел ее скучные глаза, равнодушное лицо. — Не веришь?

— Я читала у отца твой диплом, — сухо сказала Наташа. — Так что… представляю, в общем, — она вежливо улыбнулась.

— И что же? — посопев, осторожно спросил Андрей.

Девушка смотрела на грязно-желтый каток, который неторопливо ползал на небольшой площади перед клубом. По жирно чернеющей, дымящейся полосе битума носились с истошными визгами босоногие ребятишки, увертываясь от притворно рассерженных женщин в оранжевых жилетах.

— Смотри ты, асфальтируют! Надо же… — Наташа удивленно-радостно взглянула на Андрея, но, увидев его хмурое лицо, опустила глаза. — Знаешь, сначала твоя работа показалась мне дерзкой, даже гениальной, но потом…

— Отец разубедил? — Андрей усмехнулся.

— При чем тут отец? — возмутилась Наташа. — Логика разубедила.

Они вышли на бетонный мост через обмелевшую, белую от рудничных вод Акташку. На отмелях ее, там, где когда-то плескались волны давным-давно спущенного пруда, весело зеленели тоненькие липы, посаженные в прошлом году школьниками. Наташа остановилась, уперлась ладонями в перила, спросила сердито, не повернув головы:

— По-твоему, все идут не в ногу, один ты в ногу?

— Почему не в ногу? В ногу, — Андрей язвительно засмеялся. — Только не в ту сторону. И мы с парнями из научного общества доказали это.

— Да, да, я видела тебя с ними, — рассеянно кивнула девушка.

— Где? Когда? — удивился Андрей.

— В институте, — пояснила она и торопливо уточнила: — Один раз… Смотри, благоустраивается наш Катерининск. Мост бетонный, асфальт, парк вот разбили, — кивнула в сторону отмели. — Хожу и не узнаю.

— Что же ты не подошла ко мне в институте? — спросил Шахов.

— Некогда было. Спешила, — как можно равнодушней ответила Наташа.

Не могла же она сказать, что еще задолго до сессий изучала расписание заочников и знала его лучше, чем свое, поэтому, когда приезжал Андрей, видела его часто — не раз наблюдала за ним в щелку двери аудитории или, оставаясь незамеченной, смотрела издали, как он, чуть-чуть ссутулясь, идет озабоченный по коридору.

— А вот я, свинья, ни разу не повидался с тобой, — виновато и подчеркнуто покаянно вздохнул Шахов. — Ни в институте, ни на квартире у тебя. Хотел, клянусь, зайти в гости, но… — развел виновато руками.

— Шахов, не ври, — Наташа засмеялась. — Ты даже не знаешь, где я жила.

— Не знаю, — согласился смиренно Андрей и опять старательно изобразил вздох. — Но мог бы узнать.

— Если бы захотел, — девушка повернулась к нему, сморщила нос, склонила голову к плечу. — Но ты не захотел, Шахов! — Взяла его под локоть. — Можно?.. Когда ты ушел на заочный, — задумчиво начала она, слегка покачиваясь в такт шагам, — стало как-то пусто и скучно, — быстро глянула на Андрея, уточнила торопливо: — В группе. И все преподаватели очень сожалели, что ты ушел. Особенно Королев. Вот, говорил, геолог, талант милостью божьей…

— Что ты меня, отпеваешь, что ли? — насмешливым голосом, в котором скользнуло, однако, удовольствие, поинтересовался Шахов.

— Не отпеваю, а воспеваю, не понял разве? — фыркнула Наташа. И, чтобы сменить тему, заметила удивленно: — Ох ты, как земляки-то заелись, из таких хоромин переезжают!

Они свернули на улицу Кирова — широкую, горбатую, с разбитой самосвалами рыжей дорогой, вдоль которой стояли крепкие, крытые железом дома с затейливой резьбой наличников. Выглядели дома уныло: заколоченные ставни, распахнутые ворота, заросшие безлепестковой ромашкой дворы.

— Ага, переезжают, — согласился Андрей и нахмурился. — Вернее, уезжают. В другие края, на другие рудники.

— Ну зачем так мрачно, — вяло возразила девушка. — В Советском поселке вон какие дома понастроили.

— Верно. Для леспромхоза и цементного завода. А шахты закрывают. Остались Южная, первая да пятая. И те еле дышат.

— На наш век хватит, — у Наташи дрогнули ноздри от сдерживаемого зевка.