План Б. Дерзаю

Винтовка… Нелирикку захотелось плюнуть.

Будь у него приличный набор инструментов, ее можно было бы починить — но у него не было инструментов. И будь у него время, он мог бы сделать из ее частей небольшую бомбу. Но он сомневался, что разведчик будет отсутствовать дольше, чем нужно для того, чтобы заточить нож. И наверняка кто-нибудь наблюдает за ним через маленький сканер, закрепленный под потолком в углу.

Значит, бомба не помогла бы ни застигнуть кого-нибудь врасплох, ни попытаться бежать. Особенно если учесть, какие тут крепкие стены.

Лезвие ножа уже стало идеально острым: точильный камень оказался превосходным. Вот такие вещи обычно и вывозят с лиадийских планет: мелочи, которые лучше работают и при этом отличаются изяществом.

Нелирикку вдруг показалось странным, что существа, которых Командование считает чуть ли не паразитами, умеют изготавливать такие прекрасные вещи. Подобные вещи, изготовленные икстранцами, обычно нормально работали, но были неинтересными.

И враг добровольно дал ему точильный камень, чтобы он мог вернуть своему ножу достойную остроту!

И теперь его клинок может спокойно пронзить насквозь столь хрупкое и худое существо, как разведчик.

Увы, бросить такой большой нож метко практически невозможно — да и глупо думать, будто разведчика можно было бы захватить врасплох таким способом. И что хуже, разведчик носит при себе клинок, который режет оружейную сталь, как сыр. Что такое оружие может сделать с мясом и костями…

Он задумался над этом.

Можно попробовать раздразнить разведчика, заставив его пустить кристаллический клинок в ход. И тогда у него получится геройски умереть, и ни один икстранец не узнает о том, что Нелирикк Никто снова потерпел поражение, что…

Гнев.

Нелирикк стал разбираться: гнев затемняет мышление.

Когда он думает о разведчике, в нем появляется гнев — подавленный и неясный, словно мутный осадок тех лет острой сфокусированной боли повис между ними, заслоняя то, что может оказаться истиной.

Стоит ему подумать о винтовке…

Его пульс предельно участился, и он чуть было не приставил нож к собственному горлу, когда его захлестнул стыд из-за того, что ему дали столь бесполезное оружие.

Дурак. Как всегда. Усилием воли он заставил себя успокоиться и снова стал думать о клинке и разведчике.

Что он на самом деле знает о лиадийцах? Что бы ни говорилось в инструкциях Командования, даже самому тупому солдату ясно, что они — люди, обладающие разумом и самосознанием. И если эти люди следуют обычаям и системам, придуманным ими самими… Можно ли допустить, что лиадийцы следуют какому-то своему странному понятию о чести? Возможно ли, что этот разведчик специально оставил своего врага одного, предоставив ему возможность поступить по чести? Нож стал очень острым: три быстрых движения решат очень много проблем.

Нелирикк взвесил в руке нож и со вздохом убрал его в ножны. Спустя секунду он извлек из узкого голенища свой нож чести и начал затачивать и его.

Уход за лезвием успокаивал. Возможно, разведчику тоже так кажется.

— Я вижу тебя, исследователь.

Нелирикк оторвался от своего занятия и прищурился на мешок, который принес с собой человечек.

— Я вижу тебя, разведчик.

Вал Кон кивнул и снова устроился на том же ящике, положив мешок себе на колени. Контур тревожно висел у него перед внутренним взглядом, указывая на 27-процентную вероятность немедленного нападения и еще более тревожный отказ вычислить конечную Вероятность Выполнения Задания и Вероятность Личного Выживания.

Свет отражался от лезвия, которое затачивал Нелирикк. Элегантное оружие. Отличается от того большого ножа, как отвертка от стайного клинка в рукаве у Вал Кона.

Он порылся в мешке и небрежно бросил икстранцу паек. Тот легко поймал его и следующую упаковку и застыл, сжимая их в руках.

— Еда?

— Еда, — подтвердил Вал Кон. — Командор Кармоди считает, что солдату следует давать есть.

Нелирикк осторожно наклонился и вернул нож в ножны на голенище. Под татуировками выражение его лица разобрать не получалось.

— Поешь! — предложил ему Вал Кон. — Подозреваю, что они лучше, чем те пайки, которые вам выдали.

Нелирикк хмуро посмотрел на надписи на земном.

— И ты бы стал это есть? — Вал Кон рассмеялся.

— Готов признать, что это не так вкусно, как кролик, которого поймал сам. Но наемники сами покупают себе еду — надо думать, они не стали бы себя травить. И уж определенно этого не стал бы делать командор Кармоди, который дал их мне из своего собственного запаса.

Лиадиец вскрыл паек обычным ножом. Икстранец наблюдал за его действиями.

— Хотите поменяться? — негромко предложил Вал Кон, включая крошечный нагреватель. — Вы не уверены в качестве?

Казалось, Нелирикк готов засмеяться. Он указал на еду Вал Кона.

— Исследователь, — неуверенно проговорил он, — незнаком с местным обычаем.

— Местный обычай таков: голодный человек может есть. Если вам не нравится то, что у вас есть, можете взять мой. И здесь есть вода, если хотите разделить со мной фляжку. Или воспользуйтесь собственной, если доверяете фильтрам.

— Еда, — тихо повторил икстранец. Он вскрыл серебристую упаковку, быстро разобрался в устройстве подноса и нагревательного механизма, включил его и снова стал рассматривать этикетку. — Что это за еда?

Вал Кон взглянул на яркие буквы.

— Лососевое филе. Превосходное блюдо. Хотя я надеюсь, что вы не будете настаивать, чтобы я его с вами разделил.

Нелирикк резко поднял голову. Даже сквозь его лицевые узоры ясно проявилась настороженность. — Нет? — Вал Кон засмеялся.

— Еда хорошая. Но во время моей последней экспедиции Бог интендантов счел нужным снабдить нас с моим капитаном годичным запасом лосося и крекеров — и больше ничем!

Икстранец осторожно попробовал рыбу. В следующую секунду он уже с аппетитом уплетал паек.

— Назови мне мою смерть, командор-разведчик.

Они поели, и щуплый лиадиец передал ему фляжку. Они собрали остатки еды и уложили их в мусоросборник, и теперь смотрели друг на друга.

— Как я умру? — повторил Нелирикк.

Икстранские слова показались ему сладковато-горькими.

— Не знаю, — тихо ответил разведчик тоже по-икстрански. — Мой приказ прост: сделать то, что надо сделать по необходимости и с честью.

— С честью?

Этот вопрос, казалось, завис между ними. По правде говоря, Нелирикк не хотел, чтобы это прозвучало как вызов, но что может знать о чести человек, взявший в плен солдата?

Лиадиец покачал головой и изменил позу, не вставая.

— Оказалось, что мои любопытство и самоуверенность причинили вам немалую боль. Мне совсем не хотелось, чтобы мой сотоварищ по поискам миров пострадал — особенно так, как пострадали вы. Так что мне хотелось бы компенсировать зло, которое я вам причинил.

Нелирикк воззрился на него, пытаясь освоиться с таким взглядом. Разведчик говорил о личной ответственности — личной компенсации, личном действии. Это было настолько странно, что его несчастная голова снова запульсировала болью.

— Компенсация.

Он попытался оценить коннотации и значение этого слова. Он посмотрел на лиадийца, который так спокойно сидел на своим ящике, и не заметил никаких следов насмешки, злого умысла, обмана или намерения атаковать. И никаких признаков готовности к обороне.

И в то же время — разговаривать о чести с лиадийцами? С этими недостойными врагами, которые не понимают, что такое уважение: обращаются с человеком, как с солдатом, когда Отряд от него отказался.

— Компенсация, — еще раз повторил он и, не вставая, сумел неловко поклониться. — Твой корабль, командор-разведчик.

Зеленые глаза буквально сверлили его. — Да?

— Причина, по которой я здесь, — медленно проговорил Нелирикк, — заключается в том, что во время удара по посадочной площадке я показал твой корабль диспетчеру. Разжалованный не имеет права говорить, если к нему не обращаются… — Нелирикк на секунду подумал о гневе и посмотрел на нож, лежащий без дела, пока он мирно разговаривает с врагом. — Несмотря на это правило, я предупредил, что твой корабль опасен. Я сказал, что уже видел такой. Я сказал им уничтожить его…