Самоидентификация

Я ведь знаю. Мира без меня нет. Пусть он еще посуществует.

Говорю, что не поеду на бои. Вик и Женя собираются. Мик посередине. В итоге, тоже отказывается и уезжает куда-то.

А я домой. Ловлю тачку. Диктую адрес. Молча дремлю. Даю водиле двести процентов чаевых. Он в шоке. Усмехаюсь.

Как только захожу в квартиру, звонит отец. Кто-то в прессе прочухал момент драки. Кто-то снял на мобильник и выложил на «ютуб». Кто-то скинул отцу. Оперативнее некуда. Такое время – не успел накосячить – а уже спалился.

Говорю, что все в порядке. Что я стоял в сторонке. Что я хороший домашний мальчик. Отец смеется. Говорит, что на это у меня ума должно хватить. Я спрашиваю про мать. Она как-то грустно на меня смотрела, когда мы расходились. Говорила, что все будет хорошо. Отец говорит, что у нее все по-старому. Что он вчера приехал ночью, и она спала. По крайней мере, не устроила истерики или допроса.

- Все круто, отец? – неожиданно для себя выдаю.

Отец кашляет. Смущается.

- В смысле?

- Вообще.

- Наверное… Почему ты спрашиваешь?

- Я хочу знать, - вздыхаю. – Просто… - мой голос срывается в плаксивость. – Знаешь, я только тебе верю. То есть, никто не знает ведь, да? Никто не знает, круто все или не очень? Кроме тебя, да?

- Ну ты даешь, - смеется. – Сын, все круто. Говорю тебе, как доктор. Что у тебя не так?

- Да, все так, - потираю глаза. – Просто, если бы ты не сказал, я бы подумал, что все не очень.

- Твоя девчонка в Америке?

Молчу. Кусаю губу.

- Так вот что тебя парит, - хлопает рукой по чему-то; по крышке стола? – Слушай, только не начинай эту хрень. Не первая, не последняя. Не те годы, чтобы страдать.

- Уже?

- Еще. Ты еще не знаешь, что такое серьезно любить и страдать из-за серьезной потери. И что такое двадцать с лишним лет прожить, чтобы понять, что устали друг от друга.

- Не говори так, - прошу. – Хотя бы не мне.

- Извини. Отдыхай. Не парься.

Прощаемся.

Никто не хочет быть один. Никто не хочет быть несчастным. Самоубийцы привлекают внимание. Одиночки ждут чуда. Меланхолики надеются на понимание. Мы никогда не даем себе шанс на счастье раньше положенного.

Почему?

Включаю на весь экран, занимающий полстены, «На грани сомнения» и ложусь на диван.

Смотрю на часы.

20:03

Просыпаюсь в панике. Дергаюсь и падаю с дивана. Что-то жмет на предплечье. На плечо.

Бинты.

Бегу на кухню. Беру нож побольше и срезаю их. Раны ноют. Прикасаюсь к одному из порезов. Шершавый край. Нажимаю. Палец раздвигает кожу. Уходит вглубь. Жуткая боль. Крупный осколок.

Достаю бутылку «Дом Периньон». Ухожу в комнату. Фильм все еще идет.

Смотрю на часы.

21:12

Первые три прозвона я игнорирую. Старательно держусь за диван.

Четвертый выводит из себя. Вскакиваю. Бегу в прихожую. Хватаю мобильник.

Мик.

- Здорово, не спишь?

Грузно выдыхаю. Тяжесть где-то между лбом и макушкой. Горечь во рту. Что-то не так.

- Ну, - отвечаю.

- Приезжай в начало Кутузовского. Когда сможешь?

- Прикалываешься? Че за тема? – не скрываю недовольства.

- Серьезная. Надо поговорить.

- Или в двух словах или пошел ты…

- Алессио убили.

Бросает трубку.

Пытаюсь переварить последние слова. Может, это сон? Но во сне ты не можешь подумать, что это сон. Так ведь?

Алессио…

Кладу мобильник в карман.

Ищу ключи от «ягуара». Не нахожу.

Хватаю ключи от «бэхи».

Ухожу.

- Так просто, - добавляет Мик к своему рассказу.

Пытаюсь разложить все по полочкам. Не выходит.

Алессио – единственный из нас, кто уже получил образование, причем в LSE, в Лондоне…

Алессио – единственный из нас, у кого уже есть работа – в штате компании его отца…

У Алессио все круто. Он не мог умереть.

- Артур звонил, - подходит вылезший из своего «гелика» Вик. – Собираемся.

- Он… - Мик сглатывает. - Все?

Вик кивает. Достает пачку сигарет.

Позже, мы сидим за столиком в «Крыше мира». Я, Вик, Рома «Макс» - один из владельцев того клуба, Женя, Мик и брат Алессио – Артур. Какое-то время обсуждаем все, что видели этим вечером у клуба. Лица, события. Но я видел мало, и мало же говорю. Артуру нужно выяснить, чья это была провокация. Наверняка. У него будет немало дел теперь на этой почве. Алессио был слишком глубоко в определенных кругах. Так ему было привычно. Так он оказался в морге. C’est la vie.

Мик основательно принял. Теперь говорит, в основном, он.

- Ты не представляешь мир без себя. Но вот прикинь – ты исчезаешь, а мир существует. Ты превращаешься в твердый камень, а мир все тот же. То есть, вообще тот же. Просто… Миру по хуй на тебя.

Его речь обрывается. Молчим. Вик сидит, прикрыв рот рукой. Смотрит в никуда. Рома и Мик молча курят.

– Нас было пятеро, - говорит Артур; у него крупные брови, крепкое угловатое лицо, черные волосы; все полно напряжения.

Все обращают взгляды на него.

- Пятеро, - повторяет. – Пять братьев. Я старший, он поменьше, остальные младшие.

Никто не вставляет ни слова.

- Трое попали по глупости. Играли лишнего, - продолжает. – От него никто не ожидал. Я не знаю, как сказать отцу. Мне просто нечего сказать. Я виноват.

- Виноваты эти пидоры… - замечает Рома, но не заканчивает фразу.

- Нет, - качает головой Артур. – Они просто умрут. А мне с этим жить, - твердо, без тени сомнения.

Смотрю на часы.

23:30

Все разъезжаются спустя еще полтора часа коротких пустых разговоров. Я какое-то время сижу в машине. Не решиться, куда ехать.

Уже достаточно темно, чтобы на улице было уютно для одиночества. Когда у тебя под рукой огнестрельный «ствол», всегда уютно.

Я не заметил смски.

Юля из универа.

«Привет. Может, поговорим? Как у тебя? Слушай, может, просто встретимся? Поболтаем?»

Ей не спится. Странно.

Время, конечно, детское. Но неужто ей нечем заняться сейчас, кроме как писать чуваку, у которого все в жизни в порядке, и которого она видит раз в три месяца? И с которым, кстати, у нее был всего один живой разговор на отвлеченную тему.

Закрываю глаза.

Что-то внутри начинает перечислять. Пункт за пунктом. События. Имена. Лица. Тусовки, люди, чувства, объяснения. Чего-то не хватает.

Почему она там?

Почему она не отвечает?

Мне нужно быть спокойнее. Мне нужно воспринимать все проще. Я слишком молод, чтобы…

Почему я не могу найти ее?

Почему я здесь?

Хватаюсь за руль. Смотрю вперед. Я готов к рывку. Но куда?

Завожусь и еду к одному знакомому дилеру. Он живет практически рядом. Интересный чувак. Бисексуал, порноактер, музыкальный продюсер и дилер. Всегда жизнерадостный.

Сижу с ним в его квартире. Недолго болтаю «за жизнь». Объясняю, что мне нужно. Он говорит, что это не проблема и задает вопрос о расчете. Проблема, конечно, снимается мигом.

Передает мне смесь.

Жму руку.

Уезжаю.

Я где-то в области. Остановившись у обочины, перелезаю на заднее сиденье и выдвигаю столик для пассажира.

Первая, вторая, третья, четвертая…

Пока хватит. Схватит за минуту. Дилер обещал, что смесь будет работать, как минимум, пятьдесят минут. При восприимчивости – больше. Но я слишком привык, чтобы иметь восприимчивость.

Я задерживаю дыхание на несколько секунд. Инстинктивно. Становится горячо. Я с воем, даже с визгом выдыхаю. Мысли роятся где-то во лбу, в затылке. Грызутся в переносицу. Мне не терпится. Я должен двигаться.

Какой-то придорожный магазин. Уже поздно. Продавщица – неопределенной национальности хабалка, - говорит мне, что продажа спиртного до 11 утра закрыта. Но когда я кидаю ей на стол десять рыжих бумажек и говорю, что за это я хочу бутылку «хеннесси», ее глаза чуть не вылазят из орбит. Вид у меня, полагаю, такой, что на проверяющего я не потяну, будь у меня хоть десять «корочек» в кармане.