Страница 19 из 31
Потом я остановилась. Глаза мои видели перед собой хорошо освещенную, гладкую дорогу, но руки натыкались на груду земли и камня, из-под которой сочилась вода. Мужчина, крикнув мне что-то в самое ухо, удержал меня, и моя другая жизнь смутно вспомнилась мне. Как странно было открыть глаза в темноте и почувствовать, как Ретио сжимает мои руки в своих. Другие люди вокруг плакали и бормотали, что пошли за сомнамбулой на верную смерть. Я не видела ровно ничего — тьма была полная. Сколько прошло времени, я не знала, но в горле так пересохло, что я закашлялась. Ретио не отпускал мою руку, и я поняла, что за нами, вот так же держась за руки, следуют вереницей доверившиеся мне люди.
«Не отчаивайтесь, — прохрипела я. — Я знаю дорогу. Идите за мной».
Позже Ретио сказал мне, что эти слова я произнесла на чужом языке, но сила, заключенная в них, потрясла его. Я закрыла глаза, и город вновь ожил. К обсерватории можно было пройти и по-другому. Я повернула обратно. Фонтаны дразнили меня воспоминанием о воде, от дразнящих запахов съестного сводило живот. Но моим словом было Небо, и я шла, хотя мне становилось все труднее передвигать ноги. В другом мире мой язык превратился в кусок сухой кожи, пустой желудок завязался в болезненный узел, но здесь я перемещалась вместе с городом, понимала его речь, обоняла знакомые запахи и помнила слова песен, которые пели на улицах менестрели. Искусство древнего города пронизывало меня насквозь, и я чувствовала, что это мой дом — такого глубокого чувства я никогда не испытывала в Джамелии.
Я нашла другую лестницу, ведущую к обсерватории — заднюю лестницу, предназначенную для слуг. По ней носили подушки и бокалы с вином для вельмож, желавших полюбоваться звездами. Я легко распахнула неприметную деревянную дверь. Позади сдавленно ахнули, и благодарственные возгласы заставили меня открыть глаза.
Сверху сочился слабый дневной свет. Деревянная винтовая лестница расшаталась, но я сочла, что ей можно довериться.
«Небо, — сказала я моим спутникам, ставя ногу на первую скрипучую ступеньку. Мне стоило труда вспомнить заветное слово и сказать его вслух. — Небо». И они снова пошли за мной.
По мере восхождения свет становился ярче, и мы щурились, как кроты. На верхней каменной площадке я улыбнулась, и пересохшим губам стало больно.
Толстые стеклянные окна обсерватории потрескались, и в них проникли ползучие побеги, бледные от недостатка солнца. За ними виднелся свет, неяркий, зеленоватый, но все-таки свет. По вьющимся побегам мы и выбрались на волю. Многие из нас плакали от изнеможения, взбираясь наверх, только слез ни у кого не было. Впавших в колдовской сон детей и взрослых передавали с рук на руки. Приняв в объятия спящего Карлмина, я подняла его к свету и свежему воздуху.
Нас ожидали дождевые цветы, точно посланные сюда милостью самого Са — достаточно, чтобы каждый мог промочить горло и немного прийти в себя. Ветер обдавал прохладой, и мы смеялись, поеживаясь на нем. Мы стояли на вершине бывшей обсерваторной башни, и я с любовью смотрела на землю, которую знала давным-давно. Прекрасная речная долина превратилась в болото, но она оставалась моей. Башню, некогда такую высокую, занесло землей, но замшелые остатки других зданий вокруг нее делали почву сухой и твердой. Этот клочок сухой земли занимал не более леффера, но после стольких месяцев на болоте представлялся целым поместьем. Оттуда, где мы стояли, открывался вид на медленно текущую реку. Солнечные лучи косо падали на ее меловые воды. Мой дом подвергся переменам, но не перестал быть моим.
Все, кто покинул драконий зал вместе со мной, вышли наверх целыми и невредимыми. Город поглотил нас, присвоил себе, а потом выпустил, измененных, в это благоприятное для нас место. Здесь земля тверже благодаря погребенному под ней городу. Рядом растут большие, развесистые деревья, на которых мы сможем построить новый помост. Даже еды здесь, по меркам Дождевого леса, вполне хватает. На оплетающих деревья лианах зреют мясистые плоды — такие же я видела на лотках городских торговцев. Они обеспечат нас пропитанием. Пережить бы только эту ночь, а об остальном можно будет подумать и завтра.
Седьмой день Солнца и Воздуха
первого Дождевого года
Целые шесть дней шли мы вниз по реке к нашему селению на болоте. Свет и воздух почти всех привели в чувство, хотя дети держатся более замкнуто, чем прежде. Думаю также, что не мне одной снятся живые, яркие сны о городской жизни. Теперь они меня только радуют. Здешний край сильно изменился со времен расцвета древнего народа. Тогда болота здесь не было, и река сверкала серебряной нитью. Но земля уже колебалась, отчего река временами делалась меловой и едкой. Теперь былые луга и пахотные земли заросли лесом, но я еще узнаю кое-какие приметы. Я знаю еще, какие деревья пригодны для обработки, из каких листьев получается бодрящий чай, из какого тростника вырабатываются бумага и ткань — и многое, многое другое. Выжить здесь можно. Эта жизнь не будет ни роскошной, ни легкой, но если мы используем все, что предлагает нам эта земля, то нужда нам не грозит.
В моей древесной деревне почти никого не осталось. После несчастья, приключившегося с нами в городе, многие подумали, что мы пропали навсегда, и ушли. Из сокровищ, нагроможденных на помосте, они взяли только малую часть. В числе немногих оставшихся — Марти с мужем и сыном. Она разрыдалась от радости, увидев меня.
На мой гнев по поводу того, что ее бросили здесь без помощи, она ответила, что помощь обещали вскоре прислать, чему она верила из-за оставленных здесь сокровищ.
Я тоже, неожиданно для себя, обрела здесь сокровище. Петрус в последний миг решил остаться. Джатан, каменное сердце, ушел без сына, когда тот заявил, что дождется своей матери. Хорошо, что мальчик ждал не напрасно.
То, что Марти с мужем тоже остались, поражало меня, пока она не положила мне на руки причину такого решения. Они сделали это ради ребенка. Здоровенький и подвижный, он весь покрыт чешуей, как змейка. В Джамелии его сочли бы уродцем, а в Дождевом лесу он у себя дома.
Как и все мы.
Перемена, произошедшая с Марти, думаю, потрясает меня не меньше, чем ее — перемена во мне. Я вижу на ее шее и запястьях, где она носила принесенные из города украшения, маленькие наросты. Ее завороженный взгляд я приписывала догадкам о том, как изменила память города мою душу, но все оказалось гораздо проще. Причина в перистой чешуе, выросшей у меня на веках и вокруг губ. Сама я за неимением зеркала не могу сказать, насколько она заметна. По словам Ратио, алые чешуйки вдоль моего хребта, отнюдь не вызывают в нем отвращения.
Наши дети тоже понемногу обрастают, и я, по правде говоря, не нахожу в этом ничего отталкивающего. Почти на всех, побывавших в городе, он оставил свой знак, будь то изменившийся взгляд, чешуя или блестящие бугорки на подбородке. Дождевой лес пометил нас и признал своими.
Джордж P.P. Мартин
ПЕСНЬ ЛЬДА И ОГНЯ
Игра престолов(1996)
Битва королей (1998)
Буря мечей (2000)
В настоящее время автор работает над романами «Танец с драконами» и «Ветры зимы»
Пecнь льда и огня», задуманная как трилогия, ныне превратилась в цикл из шести книг. История, как сказал Дж. P.P. Толкин, разрастается по мере ее рассказывания.
Действие саги происходит на большом континенте Вестерос, в мире, и похожем, и не похожем на наш. Времена года там продолжаются несколько лет, а порой и десятилетий. Вестерос, с запада ограниченный морем, простирается от красных песков Дорна на юге до студеных просторов севера, где снег выпадает даже во время долгого лета.
Первыми известными обитателями континента были Дети Леса, маленький народец, вырезавший причудливые лики на белой коре чардрев. Затем с востока нагрянули Первые Люди, всадники с бронзовыми мечами. После войны, длившейся несколько веков, они заключили мир с коренными жителями и стали поклоняться их древним безымянным богам. Это перемирие знаменовало начало Века Героев, когда в Весте-росе то и дело возникали и рушились многочисленные мелкие королевства.