Торговцы плотью

— А ты уверен, что он настоящий полицейский?

— Я видел его значок и карточку. Они выглядели как настоящие.

— Он был груб с тобой?

— Напротив, достаточно вежлив. Но он крутой мужик, Марта, поверь мне. И в нем есть класс. Рядом с ним я чувствовал себя настоящим дерьмом.

— Мне знаком такой тип, — мрачно сказала она. — Налей себе выпить, а мне надо позвонить.

Она прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Я глянул было на бутылку арманьяка, но пить мне не хотелось: после встречи с Футтером я чувствовал себя препротивно — будто в грязи вывалялся.

Марта вышла минут через пять.

— Я поговорила со знакомым адвокатом, у него есть опыт в таких делах. Он кое-что проверит и перезвонит через час. А пока давай посмотрим нашу бухгалтерию.

Мы подвели недельный баланс. Наши доходы снова выросли — моя доля составила шестьсот долларов, доля Марты — четыреста пятьдесят. Лучшим работником, как ни странно, оказался пятидесятилетний Уолкотт Сэндз — он имел пять «сцен» за неделю.

— Я же говорила тебе, что он настоящий сексуальный бандит, — сказала Марта. — Девочкам он очень понравился. Питер, если мы с тобой останемся в бизнесе, не думаешь ли ты, что нам нужны еще работники?

— Есть какие-либо пожелания?

— Ну, может, еще одного черного, и… Я не знаю, но, может, что-нибудь экзотическое? Восточного типа? Или типа грубого водителя грузовика?

— Ты полагаешь, твоим подружкам хочется чего-то новенького? — засмеялся я. — Знаю, знаю, глупый вопрос. — И я рассказал ей о Бетси с ее льдом.

Марта как-то странно глянула на меня.

— Питер, ты мне нравишься, и я тебе доверяю. Я знаю, что могу доверить тебе любую тайну и ты никому ее не откроешь. Что ж, слушай… Когда я была вдвое моложе, я три года проработала в одном чикагском борделе. И, смею тебя заверить, если у женщин бывают странные идеи насчет секса, то у мужчин их вдвое больше. Иные из них способны превратить женщину в стоптанный башмак…

— Верю.

— Секс — странная вещь, безумная вещь. Есть всякие пособия, книги с иллюстрациями поз, но есть и практический опыт. Спроси любую проститутку — она тебе такого понарасскажет…

— Все это — реализация мечтаний.

— По большей части, — согласилась Марта. — Я помню одного типа, он являлся каждую неделю и брал сразу четырех девушек, чтобы они…

Но досказать Марте не удалось — зазвонил телефон, и она снова закрылась в спальне. Выйдя, она сообщила мне следующее:

— Футтер — реально существующее лицо. Он работает в полиции, в особом отделе — в отделе нравов, или как там это теперь называется. Мой друг считает, что лучше всего все-таки ему платить, но, если мы развернемся еще круче, он наверняка потребует больше.

— Ладно, — вздохнул я. — Тогда будем платить ему сообща — пятьдесят твои, пятьдесят мои.

— Конечно!

— И нам следует перевести основную деятельность на Западную Шестьдесят восьмую. Я не думаю, что Футтер уже прознал о той точке, а чем больше клиентов мы будем принимать в моей квартире, тем больше он будет с нас требовать.

— Хорошо придумано, — согласилась Марта. — Поговори с тем парнем — может, он согласится на то, чтобы мы сами платили за его квартиру, если он разрешит ею пользоваться весь день.

— Он сказал, что швейцар уже начал задавать ему подозрительные вопросы.

— Тогда пусть сует швейцару двадцатку в месяц.

— Я об этом позабочусь. Что-нибудь еще?

— Да, — сказала она. — У меня есть приятельница, которая хочет «сцену» сразу с двумя парнями. Заплатит три сотни.

— Оба белые? Может, клиентка предпочитает шоколадных или с ванилью?

Глава 26

Встреча с детективом Люком Футтером заставила меня подумать о собственной небрежности: прежде я смотрел на свое занятие, как на некое забавное приключение, теперь же понял, что это — настоящий бизнес и заслуживает подобающего ему серьезного отношения.

Я вел записи в маленьком дневничке: «Артур, вечер, Семьдесят пятая улица, Джин» или «Кинг, 15:00, Шестьдесят восьмая улица, Харриет». Мне стало ясно, что когда-нибудь в будущем эти записи могут сослужить мне недобрую службу — в них таилась опасность.

Поэтому я разработал простой шифр: «А» означало меня, «В» — Эндерса, «С» — Хейеса и так далее. Моя квартира шла под номером 1, квартира на Шестьдесят восьмой — 2. Имена женщин не упоминались, встречи обозначались следующим образом: «В21» или «С32». В конце каждой недели, после расплаты со мной и с парнями, все записи я уничтожал.

Еще одна проблема возникла с деньгами. Я тратил, не считая, в основном на свой гардероб, а еще мы с Артуром на паях наняли уборщицу, она приходила дважды в неделю и наводила в нашем логове хоть какой-то порядок.

И все-таки наличные у меня накапливались. Я завел сберегательную книжку в банке на авеню Колумба, но не мог класть на нее большие суммы, иначе у налоговой инспекции непременно возникли бы вопросы. То же касалось открытия счета или капиталовложений — я не хотел, чтобы где-то было зафиксировано мое имя.

В конце концов я абонировал в банке сейф и начал складывать наличность туда. Это было не самым удачным решением, но все же лучше, чем носить большие суммы при себе или прятать где-то в квартире.

А третья проблема состояла в том, чтобы как-то объяснить неожиданно свалившееся на меня богатство Дженни Толливер. Самым простым решением было по-прежнему изображать из себя бедного безработного актеришку.

Но меня истерзала невозможность разделить с ней удовольствие от моего благосостояния. Поэтому я просто врал, каждый раз придумывая все новые и новые вполне законные источники дохода, и надеялся, что она ни о чем не догадается.

Глава 27

Я настоял на том, чтобы взять такси.

— Ах, Питер, — упрекнула меня Дженни, — ты настоящий транжир. Деньги у тебя не задерживаются в кармане!

Господи, она и представить-то не могла, сколь двусмысленно прозвучали ее слова.

Я зарезервировал столик в «Джан Марино», добротном итальянском ресторане на Восточной Пятьдесят восьмой улице. Заказ продиктовал официанту быстро и уверенно: для начала по бокалу вина, затем спагетти, большой омар в остром соусе, замороженные кабачки по-французски и салат. А еще к этому большую бутыль «Вальполичеллы», кофе-эспрессо и ликер.

— Боже мой! — занервничала Дженни. — Ты можешь такое себе позволить?

— Нет! — Я нежно коснулся ее щеки. — Просто я договорился, что мы останемся после ужина и вымоем посуду.

Потом — снова на такси — мы отправились на Таймс-сквер: я купил самые дорогие билеты на постановку «Мороженщика».

Во время ужина я был в веселом расположении духа и развлекал Дженни и официанта пародиями на итальянских иммигрантов. А в такси изобразил чуть ли не всех персонажей из мюзиклов Джилберта и Салливена — уверен, что у таксиста еще никогда не было таких веселых пассажиров.

Но в театре настроение мое основательно ухудшилось: актер, игравший Хайки, был ненамного старше меня. Он играл так убедительно, так трогательно, что в конце спектакля зал разразился бурными аплодисментами.

— Пойдем отсюда, — резко сказал я.

Домой не хотелось, и мы отправились к «Блотто». Там никого из знакомых не оказалось, мы расположились в баре, и я заказал бренди.

Я пил один бокал за другим. Дженни пыталась меня урезонить, но я уже впал в бешенство и остановить меня было невозможно.

Я орал, пел, злобствовал, пытался заказать питье всем присутствовавшим и согласился уйти только после того, как свалился с высокой табуретки прямо на грязный, заплеванный пол.

Дженни хотела отвести меня в мою квартиру — в конце концов, это было всего в квартале от «Блотто», но я отказался, и мы поехали к ней.

Я швырнул деньги таксисту и, едва держась на ногах, поддерживаемый Дженни, пошел к ее дому. Едва переступив порог ее квартиры и даже не раздеваясь, я снова потребовал бренди и выпил.

Дженни молча наблюдала за мной. Ее лицо выражало страдание.