Страница 10 из 85
— Но только чтобы постель была недалеко, — вежливо посоветовал Гарри.
Я перенес наши бокалы на угловой столик и уже почти наполовину опорожнил свой, когда в бар вошла женщина. Она вгляделась в полутьму и прямиком направилась ко мне. Я встал и улыбнулся:
— Мисс Стюарт?
— Грейс. А вы Питер? Чудесно.
Рукопожатие ее оказалось крепким и уверенным. Я взял накинутую у нее на плечах котиковую шубку и подставил даме стул. Двигалась она вполне грациозно, но, как и говорила Марта, — даме было явно не меньше шестидесяти.
Выглядела мисс Стюарт весьма элегантно в узком поблескивающем в темноте платье, но более всего меня восхитила маленькая серебряная шапочка, плотно сидевшая на голове.
— Мне нравится ваша ермолка, — заметил я.
Она засмеялась и взяла меня за руку.
— По-моему, мы с вами подружимся.
Так и получилось.
Она наняла лимузин на весь вечер — с баром, телевизором и сиденьями, обитыми телячьей кожей. Я откинулся на спинку.
— Каково там сейчас беднякам? — заметил я.
— Вас это очень волнует?
— Ни капельки.
Мы отправились на ужин в шикарный ресторан «Окна в мир». Когда официант принес список вин, Грейс осведомилась:
— Вы умеете разливать вино?
— Только если у бутылок есть ручки, — ответил я.
Заказывала она со знанием дела. Я пил то же, что пила она, и ел те же блюда. Далековато же от «Приюта неудачников» я забрел! И, оглядевшись, понял, что этот мир мне нравится куда больше. Он мне явно подходит.
Я приготовился развлекать ее театральными сплетнями и шутками, однако она не дала мне такой возможности:
— Вам совсем не обязательно тратить столько усилий.
Взамен она одарила меня скандальными рассказами о Западном побережье: Беверли-Хиллз, «Бель Эйр», киношная и телевизионная публика. Она знала всех и везде бывала. К тому же любила сплетничать и при этом обладала острым языком и проницательным умом.
— Вы довольно злобная дама, — сказал я.
— Неужели? — Я ей явно польстил.
Вскоре я убедился, что и она из тех, кого перепить мне не дано. После ужина мы еще зашли в бар: она взяла два «стингера» с водкой, я осилил только один. Из окон был виден Манхэттен — море теплых огней.
— Вы милый, — объявила она, погладив меня по щеке. — И красивый, на грязный манер.
— Грязный?
— Я имею в виду — грешный, — поправилась она. — Мне это нравится.
В лимузине она приказала шоферу ехать на Одиннадцатую авеню, между Сорок седьмой и Сорок восьмой улицами.
— Веселенькое местечко, — заметил я.
— Я хочу, чтобы вы это увидели. Если оно еще существует, я найду…
Черты лица у нее были резкие, нос с горбинкой, кожа гладкая, без морщин. Стройное тело, молодые руки, волосы под серебряной шапочкой также отливали серебром. Чулок она почему-то не носила и, заметив мой удивленный взгляд, взяла мою руку и провела ею по лодыжке:
— Выбрито чисто.
Мы нашли место, которое она хотела мне показать: гадкий бар для моряков, с опилками на полу и резким запахом дезинфекции. Завсегдатаи пили, один, уже дошедший до кондиции, храпел в углу.
— Надеюсь, вы захватили револьвер? — спросил я, нервно оглядываясь по сторонам.
Она заказала у бородатого бармена джин.
— И подайте непочатую бутылку, я хочу, чтобы вы вскрыли ее при мне.
— Как прикажете, леди.
Она окинула меня холодным взглядом.
— Итак, что вы обо мне думаете?
— Что ваше общество весьма приятно.
— Ладно, хватит болтовни. Вам заплачено. Что вы на самом деле думаете?
— Хорошо, если честно, то я вижу в вас блестящую, добившуюся успеха, но очень одинокую женщину. Все эти голливудские россказни — да, тамошняя жизнь вас веселит, но вы держитесь от нее в стороне. Вы — наблюдатель. Вы — леди, в вас есть класс, но пару раз в год вам необходимо расслабиться, и тогда вы отправляетесь в местечки вроде этого. Только чтобы напомнить себе, какова она, настоящая жизнь.
— Близко, но не в самое яблочко. Вы сказали, что у меня есть класс, не так ли? Так вот, сорок лет назад я была официанткой в этой самой дыре. Я родилась и выросла в Адовой Кухне…[5] Ладно, а теперь поехали отсюда в мой номер на Парк-авеню, за который я плачу четыреста долларов в сутки.
Диваны и кресла там были обиты бархатом, на столах стояли гладиолусы в хрустальных вазах. Гостиная, спальня, ванная комната — огромная ванна покоилась на звериных лапах. Дорогое спокойствие. Благородная тишина.
— Хотел бы и я здесь пожить… — протянул я.
— Жаль, что я не встретилась с тобой в понедельник, я б тебя непременно пригласила… Мы можем повидаться, когда я в следующий раз приеду в Нью-Йорк?
Я подумал, что Марта Тумбли наверняка подстроила мне все это для проверки.
— Конечно, Марта со мной свяжется.
Она кивнула.
— Заказать какую-нибудь выпивку?
— Спасибо, но я сегодня уже достаточно выпил.
— Да и я тоже… Но у меня есть кое-что получше.
Она отправилась в спальню и вышла оттуда с маленькой серебряной коробочкой тонкой работы. Открыла крышечку и протянула мне.
— Кокаин? Боюсь, для меня это напрасный перевод продукта. А вы, если хотите…
Она нюхнула.
— Ты знаешь, у женщин бывают всякие фантазии… — начала она.
— Никогда в этом не сомневался. Ну, и какие фантазии у вас?
— Ох, всякие… Ты не мог бы раздеться?
Я начал раздеваться. Я уже снял брюки, когда увидел, что она по-прежнему сидит в кресле полностью одетая.
— А вы?
— Я не буду.
Она заставила меня лечь на кушетку, пододвинула поближе кресло и долго разглядывала мое обнаженное тело.
— Очаровательно.
— Спасибо. Вы бы хотели, чтобы я что-нибудь сделал?
— Не сейчас.
Она начала легонько ласкать меня прохладными пальцами. Я почувствовал возбуждение.
— Смотри-ка, при твоем сложении эта штука выглядит весьма прилично, — сообщила она.
Потом она выдала мне сто долларов обещанной платы и еще сто долларов на чай. Я пожелал ей счастливого пути, мы пожали друг другу руки и расстались.
Глава 17
Дженни Толливер собиралась на Рождество домой. Домой — это в Ратленд, штат Вермонт. Там ее отец, отставной инженер-железнодорожник, и мать-домохозяйка жили в доме, похожем на зачерствевший свадебный торт. Дженни уезжала утром 24-го и возвращалась в самый канун Нового года.
— Значит, на Рождество ты меня бросаешь? — спросил я. — Это потому, что я отказался сходить с тобой на мессу?
— Вовсе нет! Мама и папа становятся совсем старенькими, они очень просили приехать на праздники, я не могу им отказать. Но ты можешь поехать со мной, Питер, поживешь у нас недельку.
— Не думаю, что это удачная идея. Они станут расспрашивать, что да как, в каком качестве я появился в их доме, и окончательно испортят тебе настроение. А к Новому году возвращайся обязательно. Я поговорю с Артуром, может, устроим вечеринку. Ничего особенного — пиво и запеченный окорок. Как ты на это смотришь?
— Положительно! Веди себя хорошо в мое отсутствие!
— А разве я себя когда-нибудь плохо вел?
— Лгунишка! — Она вроде бы шутила, но в голосе ее звучала грусть.
Предрождественская суббота была моим последним днем в «Королевских дланях». Со мной расплатились, я холодно кивнул менеджеру — типу весьма ехидному — и решил прогуляться по Мэдисон-авеню до бутика «Баркарола». Хотел глянуть: могу ли я там купить подарок для Дженни? То есть могу ли я себе это позволить…
Как и в прошлый раз, я был ошеломлен богатством здешних клиентов — мне никогда прежде не доводилось видеть столько норковых манто сразу.
Для Дженни я нашел там роскошный шарф от «Гермеса». Он стоил гораздо дороже, чем я намеревался потратить, но я утешал себя мыслью о том, что Дженни сможет содрать рисунок для своих тканей.
Я уже направлялся к выходу, когда заметил в витрине знакомую серебряную шапочку — точно такую, как была на Грейс Стюарт. Слишком явное совпадение, чтобы быть просто совпадением.
5
Адова Кухня — один из самых запущенных трущобных кварталов Нью-Йорка. (Примеч. перев.)