Страница 41 из 45
А история отношений Алтунина с Лядовым? Тоже оборачивается вроде бы иронией: зря старался, Алтуня! Крутился, вертелся, чуть выговор не схлопотал (а, возможно, еще схлопочешь) - и все как бы зря: опять Лядов на коне, возможно, даже потешается над тобой - по-своему, по-лядовски. Дескать, как там говорил Проперций Младший или Старший: платите за зло справедливостью? Утерся Алтунин, а теперь вот шагаешь в раздумье по своему кабинету, прислушиваешься к шуму осеннего дождя за окном. Даже времена года стал замечать, все стал замечать; при каждом телефонном звонке из министерства вздрагиваешь - вот как тебя поддел Лядов.
Дождь хлещет и хлещет. Этакая беспросветность. Клубятся за окном черные облака. Жухлый прозрачный листочек неприкаянно прилепился к стеклу. А ты все слоняешься по своему кабинету в странной неопределенности. Да и кабинет-то, возможно, уже и не твой. Пока ты тут раздумываешь, там, пожалуй, давно все решили. И не сомневаются. Думай, думай, Алтунин. В таких случаях положено думать. Как любил говорить Юрий Михайлович Самарин, умом не раскинешь, пальцами не растычешь; озадачили, словно перелобанили. Под гору-то так, да в гору-то как? Стал на думах, как на вилах...
Жить бы вот с такой присказкой. Но у Алтунина не получится. А как перевести на нынешний язык «перелобанили»?
Сегодня на коллегии Лядов прямо-таки на крик срывался: самоуправство, превышение полномочий, следовало бы строго наказать! И накажут, ежели после алтунинской пертурбации в объединениях дела пойдут хуже... Пертурбация - вот, оказывается, как это называется. А ты вообразил, будто наводишь порядок в своем хозяйстве.
Бурная была коллегия. И Алтунин в выражениях не стеснялся: называл вещи своими именами. Семь бед - один ответ. Не сомневался - на этот раз несдобровать, а потому отвел душу. Все равно...
Еще в тот день, когда вернулся из поездки в Москву, догадался: что-то за время его отсутствия произошло. Лядов принять отказался. На коллегию не вызывали. Никто не заговаривал о поездке Алтунина в Англию - будто и не было никакой договоренности. Когда Сергей намекнул о маркетинговой командировке секретарю коллегии, пытаясь через него выяснить, что же случилось, тот, взглянув на него без интереса, сказал с явной подковыркой:
- А вы разве не слышали: Большой Бен остановился? Усталость металла...
Алтунин, щадя свое достоинство, больше ни с кем на эту тему не заговаривал. Кире сказал:
- Не сердись, Кирюха: поездка к Джону Булю откладывается на неопределенное время. У них там что-то с Большим Беном стряслось. Да и за каким дьяволом нам связываться с этим прогнившим насквозь капитализмом? Поедем лучше в Болгарию, на Золотые пески. Еще не поздно. Надоел маркетинг до тошноты. Обойдемся? А?..
Она, не отрывая глаз от своей диссертации, спросила каким-то страдальческим голосом, от которого ему стало не по себе:
- Объясни, пожалуйста: почему мы так трудно живем?
- Что ты имеешь в виду?
- Все. Другие оседают навсегда. А тебя мотает из конца в конец. Хотя бы успеть диссертацию дописать... А как быть с мальчиками? Забирать из школы? Куда?.. Спецшкола ведь!
Она даже не взглянула на него. Усиленно свела брови, закусила нижнюю губу и принялась черкать по страницам. «Наверное, шлак выгребает», — подумал он.
- А куда ты. собственно, собралась уезжать? — спросил Сергей сердито, поражаясь ее проницательности. Ведь не было никаких разговоров! Все хранил в себе.
Наконец-то она подняла голову, и он увидел ее глаза. В них была откровенная тревога. Кира попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученная.
- Прости, Сергей. Это я так. Неврастения. Что у тебя там случилось? Чувствую: что-то не так. И ты изменился: вроде бы ждешь чего-то. Плохо, да?
Он беспечно пожал плечами, изображая ленивое спокойствие,
- Случилось? С чего взяла? Все вроде бы о'кэй-хоккей. Министр поправляется. С Лядовым вот уже две недели не встречался: зашивается, понимать надо, целая отрасль. Ну, а с маркетингом, должно быть, по каким-то международным соображениям поездку откладывают. Так случается часто. Международное сальдо с бульдой не сходятся.
Кира понимающе улыбнулась в ответ. Собственно, никаких передряг она не боится: ей хотя бы только еще полгода оседлой жизни... Завершить диссертацию, защитить...
Почему-то было жаль ее. До спазм в горле. Вечная зависимость всех от всех. В семье это всегда принимает особенно острые формы. Кто-то собственный жизненный интерес вынужден подчинять интересам семьи; как правило, подчиняют его жены. Мужья двигают прогресс, им не до семейных забот. А когда жена пытается двигать прогресс, то на ее пути встают эльбрусы. Семья есть семья - основа мироздания. И, возможно, тут должна быть главная забота женщины?
В те недели тягостной неопределенности он спрашивал себя: чего мечешься? Ах, не вызывают на коллегию? Ну и что? Лядов не принимает? На Лядове сейчас вся отрасль, ему не до тебя. Зачем пробиваться к Лядову, зачем рваться на коллегию? Делай свое дело. Или так привык к опеке, что хочешь, чтоб каждый твой шаг оценивали? Если отважился взять на себя всю меру ответственности, то действуй!.. Действуй. Отвечай.
Алтунин не на шутку расстроился, узнав, что секретарь парткома Андриасов в отъезде: хотелось посоветоваться. Потом успокоился: перед парткомом всегда отчитаюсь - Андриасов все поймет... А сейчас надо действовать не покладая рук...
И он действовал. Торопился. Только бы успеть... Начав с объединений «Самородок» и «Тайга», перешел к другим заводам и объединениям.
Звонили Карзанов и Мухин: дела идут успешно. Мухин до сих пор числится исполняющим обязанности. Висит в воздухе. Сергей послал на него представление в министерство, но ответа нет. Таким же неясным оставалось положение Карзанова. Он продолжал работать под началом Скатерщикова - Лядов словно бы забыл о своем обещании, и Андрей Дмитриевич трудился, затаив горечь и приписывая задержку с новым назначением Алтунину. Что бы ни случилось - во всем виноват Алтунин, он один.
...Каждый день, ознакомившись с ходом выполнения плана предприятиями, Сергей принимал оперативные решения и в то же время вел перестройку, ту самую, которую наметил изначально. На фоне этой большой перестройки положение дел в «Тайге» и «Самородке» начало представляться ему не таким уж угрожающим. Все образуется, если ничего не выпускать из-под контроля. На некоторых заводах дела обстояли намного хуже, а живут заводы.
Он уяснил свою главную заботу: сколотить на деле, а не на словах все входящие в промышленное объединение предприятия и организации в единый производственно-хозяйственный комплекс. Упорно трудился над развернутым комплексным планом, вовлек в эту работу не только совет директоров, но и научные учреждения, все те комиссии, которые создавал на заводах. Шел небывалый поиск резервов, шло проектирование централизованных служб, которые должны заниматься нормированием труда, изучением спроса, стандартизацией, унификацией, строительством в масштабе всего промобъединения, всей подотрасли. Алтунин хотел, чтоб его комплекс был оптимальным по своей структуре, составу, профилю, стал единым жизнедеятельным организмом, обрел совершеннейшие связи внутри и вне с другими объединениями.
Надо было внедрить так называемый нормативный метод учета затрат на производство. Вместо «учета упущенных возможностей». Нормативный метод предполагал прежде всего оперативность учета: расход материальных ресурсов следовало учитывать непрерывно, в динамике, а не задним числом.
Целая революция в объединении. Такого еще не бывало.
Трудоемкое дело, сложное. И не всем оно по нутру.
Приходится доказывать, что на мелких предприятиях их маломощный счетный аппарат и бухгалтеры - лишняя обуза. Объединение без них все подсчитает, у него возможностей больше.
Только бы дали завершить перестройку!..
Мозг Алтунина и во сне продолжал формировать «вселенную». Сергей вскакивал среди ночи, торопясь тут же записать на клочке бумаги оригинальное решение. Потом долго лежал с открытыми глазами или тихонько вставал, уходил в большую комнату и, упершись лбом в стекло, часами стоял босыми ногами на холодном полу.