Школа министров

Замков вымученно улыбнулся.

- Мог бы. А дальше что? До конца дней своих - в приемной? Если хотите знать, Лядов терпеть меня не мог. Любыми путями хотел избавиться. Вот и «выдвинул». Мне очень даже польстило его предложение. Разве не заманчиво управлять производственным объединением? Только здесь понял, насколько это сложно и как безнадежно я отстал. И не догоню, сколько бы ни старался.

Такая откровенность озадачила Сергея.

- Ну и как думаете жить дальше?

- Рассчитываю на вашу помощь.

- Ладно. Разберемся.

Алтунину всегда казалось, что Лядову чужд субъективизм в любых его проявлениях. И сейчас почему-то не верилось, будто Замкова он поставил во главе объединения потому только, что невзлюбил его. Лядов не так прямолинеен. Может быть, он искренне хотел добра своему помощнику. Поверил в его пустословие о ностальгической тяге к производству и решил рискнуть: авось проявит себя! Старый метод проб и ошибок: «не потонет - выплывет».

Сейчас стало ясно: потонет. Но Замков еще барахтался. Вместо того, чтобы честно сказать «увольте меня», пытается перевалить прямые свои обязанности на Алтунина. И Алтунин вынужден принять этот груз, так как дело не ждет. Уволить Замкова он не может. Значит, тяни, опекай, иначе прорыв. Никому не докажешь, что тот паразитирует, заставляет работать за него. Мне, мол, на первых порах требуется помощь.

Она потребуется Замкову и на вторых порах и на третьих - без конца. Кресло начальника объединения не для него. Он не организатор. И раньше - на московском заводе, — должно быть, тоже заставлял работать за себя кого-то другого. Потому почувствовал: скоро его раскусят, нужно уходить. Куда? Туда, где поменьше личной ответственности, где можно пустить пыль в глаза и выглядеть фигурой, не будучи ею.

В приемной заместителя министра это удавалось, а во главе производственного объединения не тут-то было. Замков успел перессориться почти со всеми директорами заводов-филиалов. Алтунину приходится начинать с того, чтобы как-то помирить Замкова с ними. Только когда улягутся страсти, можно заняться настоящим делом.

Выходит, Замков и дипломат-то никакой. Хорошо быть дипломатом, когда на тебе не висит бремя материальной ответственности. А тут он уже начинает чувствовать неумолимую длань хозрасчета. Потому и нервничает, кричит. А колесо не хочет вертеться. Оно вертится только там, где установлен твердый и разумный порядок. Порядок нужно установить. Сам по себе он не возникнет.

Замков стал насаждать порядок лишь административными мерами. Он фанатично верил в магическую силу приказов, полагался на свой дутый авторитет. И, должно быть, искренне удивился, когда обнаружил, что авторитетом ни у кого не пользуется. Бывало, директора этих самых заводиков заходили к нему с заискивающими улыбочками: отец родной, помоги, замолви словечко перед Лядовым. А теперь откровенно потешаются над его некомпетентностью.

Не Замков создал производственное объединение «Тайга». До его приезда сюда оно уже обрело свои черты. Был определен оптимальный вариант. Согласовали проект с местными партийными органами. Обследовали объединяемые заводы. Короче говоря, провели весь комплекс подготовительных работ. Милости просим, товарищ Замков.

На долю Замкова осталось снять с производства продукцию, не соответствующую новому профилю заводов, и перевести их на этот новый профиль. А до того придется осуществить расширение и переустройство существующих цехов, построить дополнительные.

И вот Алтунин сидит в кабинете директора головного завода и корпит над планом организационно-технических мероприятий, который должен был разработать Замков. А Замков нахваливает Алтунина, бьет себя в грудь волосатой рукой: вот, мол, какой я недотепа - таких простых вещей не могу одолеть без вашей помощи. Алтунин скрипит зубами от ярости, но тянет чужой воз. Как поется в песенке: «сентябрь уж на дворе...». Через неделю нужно вылетать в Англию, а он застрял здесь почти на полмесяца.

Знает: процесс формирования объединения будет продолжаться очень долго. Еще нужно проанализировать жизненность «Тайги». Может случиться и так: если все не сколотится в единое целое, «Тайгу» расформируют. Этого Алтунин опасался больше всего. Огромные усилия обширного коллектива пойдут насмарку. Крах эксперимента.

За подготовительные работы он ручается. Пугает возможность разрыва последующей организационной деятельности с принятыми решениями. Это зависело от Замкова. Генеральный директор в первую голову должен обеспечить жизнеспособность своего объединения...

Муторно у Алтунина на душе. Скверно. Еще, наверное, тяжелее Замкову, необдуманно ринувшемуся бог весть куда. Сидит вот распаренный и с тоской глядит в окно, за которым стеной высится лес. Жаркое лето. И осень, наверное, будет жаркой. Тлеет, дрожит воздух, и кажется, будто он позванивает, вибрируя. Над лесными пространствами висит мутная пелена, не шелохнется ни один листик.

Отродясь не бывал в Сибири Замков. Страшна она ему и непонятна. Как все сложится дальше, представления не имеет. Должно быть, Лядов дал ему какие-нибудь гарантии. Он всегда, перемещая человека, дает гарантии. И, к чести своей, выполняет их. Потому-то Замков при всей его подавленности все-таки пыжится: покрикивает, вступает в конфликты с подчиненными, не успев как следует разобраться в сути дела. Постоянная близость к высокому начальству наложила почти неуловимый отпечаток на его личность, на все повадки – величествен, неприступен, «властные мотивации». Только перед Алтуниным раскис. Тут стесняться не нужно: Алтунин все понимает, притворяйся не притворяйся.

- Хочу побывать на заводах-филиалах, — сказал ему Сергей. — Можете не сопровождать. Подготовьте письменный отчет о проделанном. Дайте свои соображения на будущее. Поставьте цели предприятию до девяностого года.

Замкову подумалось: Алтунин шутит.

- До девяностого года?! Я не знаю, что со мной будет завтра! Зачем все это нужно, если вы меня все равно снимете. До девяностого года надо еще дожить!

- А при чем здесь вы лично? Выполняйте!..

Алтунину некогда вступать в пустые словопрения. Ему и сюда, в далекий Нижне-Тайгинск, звонят беспрестанно со всех концов страны, со всех предприятий. Он ведь не мог просто исчезнуть, раствориться, запропаститься неведомо куда, подобно обыкновенному частному лицу. Он должен и отсюда руководить.

И руководил.

Может быть, очень уж много значения стал придавать он своей особе, все больше укореняясь в мысли, будто чуть ли не единолично распоряжается целой подотраслью?

Совсем недавно в порыве энтузиазма наметил себе обширную программу: побывать на всех заводах подотрасли, увидеть все своими глазами; без этого мудрено освободиться от решения сонма второстепенных текущих вопросов, которые директора могут решить и без него.

Успел побывать в трех объединениях. Знакомился с их техническим уровнем, ходом производства, с организационной схемой, с планами на будущее. Старался всеми силами выявить организационно-технические неполадки, устранив которые можно будет добиться наибольшего производственного эффекта.

Спрашивал у генеральных директоров, представляют ли они, как будет выглядеть их объединение в 1990 году? Ни один из них вразумительного ответа не дал.

- Нужно поставить цели предприятию до девяностого года, — требовал Алтунин. — Займитесь. Пусть все ваши заместители и главный инженер в письменной форме, страничках на пяти, опишут предполагаемое состояние руководимых ими участков к девяностому году. Потом соберемся, уточним все и составим единый согласованный сценарий... Следует дать описание и промежуточных состояний. Таким образом зафиксируем общие производственно-технические, экономические и социальные цели объединения.

Это была не просьба - требование. Без ясной перспективы невозможно двигаться дальше. Надо по всем правилам современной науки разграничить деятельность предприятий на основные и подчиненные сферы. Особо выделить рентабельность, качество продукции. Составить карту задач руководителя.