Страница 86 из 89
И Мандро, с пустотою в глазищах, с оскалом — в переднюю, даже не бросив прощального взгляда на дочь: уж ничто не касалось его; и — ничто не задерживало; путь — свободен и легок; казалось, — уходит, чтоб снова вернуться, и зная, что радость, — огромная, рвущая душу, — на крыльях его переносит: куда?
Провалился сквозь землю
Лизаша припомнила в руки профессора павши вчера обрела она ясность.
И — пала:
— Вы, он… трое нас?
— Да-с!
А Тителев, видно, — четвертый, из двери свой выкинул красный жилет; и пошел, опираясь на руку Мардария.
— Тира?
Пустыми глазами увидел: два глаза — в два глаза: железо — к магниту!
И квост скорпиона, морщина, просек его строгий базальтовый лоб; и она поняла, что стояние друг перед другом — последнее: больше они не увидятся
Круг!
И он — руку отдернул под бороду, в воздухе взвесилась
— Тира?
— За что?
Свои руки — по швам; пяткой топал в гостиную.
Топ закосив, как кинжалом, сквозь шерсткую бороду глаз себе в сердце всадил он, зажавши по швам два стальных кулака.
И ему Серафима, кидаясь к Лизаше, как бы защищая ее от удара. — грудным, низким голосом:
— Жестокосердный!
— Партиец: я!
Тителев, бросивши бороду, бросивши два острых локтя отгибом спины в потолок, захватился руками за голову точно отрезал себя от последнего в жизни, чтоб в первых рядах стать: ударился двумя локтями о стол.
Никанор подскочил: как пушинку, Лизашу понес; и за ним Серафима, чтоб в серых, как дым, перевивчатых кольцах на черное все положить; и — над ней убиваться.
Профессор услышал, — как ветер, поющий в горах; он не выронил слова; он щетку сжимал утомленно; он — правды хотел.
Уже Тителев, взяв себя в руки, стоял при пороге:
— Идите себе: этот дом очищают полиция сию минуту нагрянет; ее встретят бомбами… Шли бы…!
Мардарий, свалявши в гостиной ковер, на колено упал и рукой показал на то место, которое он обнажил.
Свою вытянув шею, а руки — по швам, став на то обнаженное место, глядел на профессора Тителев так простодушно и грустно:
— Была коротка наша встреча.
Моргали усталыми лицами и отирали испарину:
— Не поминай меня лихом, коли что вчера… Еще встретимся ли?
И Мардарию подал он — знак; и подполье взурчало; и — пол передрагивал.
Тителев —
— медленно стал опускаться в отверстье квадратного люка; по пояс, по грудь; голова снизу вверх поглядела; рука, кисть, два пальца…
В квадратном отверстии нет ничего, кроме света свечи да поставленных ящиков.
Грустно стоял, опираясь на щетку, профессор, склоняя над люком усталую голову.
Снизу приставили лесенку; кто-то карабкался; сжав черный браунинг в твердой руке, появился из люка огромного роста рабочий с железным лицом; две ручные гранаты качались при поясе; оба, как замерли, — недоуменно.
Рабочий с железным лицом произнес:
— Вы — того бы, товарищ: очистили место.
И он за профессором, шлепая в пол, — пошел.
Тойфель, картойфель
Друа-Домардэн переталкивал тело; вот выведено: даже — подведено к… офицерику: розовый мальчик, — такой симпатичный; и он — растерялся:
— Мосьё Домардэн?
— «Домардэн» — что такое?
— Си-си[135].
Удивлялись: забор разбирают какие-то: слом; в него прут: из соседнего дворика; под ледником что-то: сходка?
— Вам виза, пакет: передача… Прошу за мной следовать; я провожу вас: туда.
Как? Какая? Ловушка? И тут же: ведь выручил этот Картойфель из Риги, который все может, — два года назад, когда он был доставлен в тюремный покой; подменили же их номера; мертвеца и его; он, накрытый шинелью, в мертвецкую вынесен был; мертвеца же на койку его уложили; так — умерли оба: для сыщиков.
Все этот —
— тойфель: —
— Картойфель![136]
Случись, — и он явится; можно ли было забыть, что Картойфель в Москве: все еще; появляется там, где не ждут; пропадает оттуда, где ищут; Друа-Домардэн потерял его нить бытия; что не значит еще, что Картойфель его на видках не имеет.
Свидание с дочерью, встреча с профессором; и провались: Велес, Тертий, Мирра!
Он вышел; машина стояла; в машину он сел; офицер же — за ним; а те двое, в тулупах, — за спинами: лица скрывали.
Их тотчас забыл.
Унеслись: ясным вечером.
О, —
— синета отдаленных домов — голубая! А красные домики издали, точно в сияющем паре, молочном, чуть-чуть фиолетовом, —
— розовою
желтизною смеются: —
— цвет персиков!
Крыша с большим отстояньем от окон; цвет — хлебного кваса; заборик; цвет — хлебного кваса; и — Наполеон его видел; а рядом — доминище: семь этажей вздыбил улицы угол; он выкинул сорок балконов; он — ими осклабился.
Щель междустенная: узкий и небом синеющий вырез, линейкой воздушною глупо поставленный; и — протупела стена безоконная (окна уборных в ней — слепы): дом, шесть этажей; цвет — печенье: крупа «Геркулес»; между окнами — все треугольники, выбитые из квадратов: вид — глупый; вид — новый; недавно ведь еще букетец цветистых домчонков, топорщился.
Их разобрали; и с этого места продылдились три глупых дуры.
И все приседает кругом.
Не о том вовсе думает; надо бы думать; хотел офицерика, робкого мальчика, атаковать:
— Куда, что, кто, зачем?
Да запело, —
— сияюще, идиотически, что —
— Миновали страданья, прошли испытанья;
Я снова с тобой, мой друг!
Иоахим Терпеливиль
И вот Гурчиксона шары, синий, красный, — аптечные, — где Тигроватко живет.
Здесь машина застопорила.
— Как так?
— Именно.
Вежливый, блещущий мальчик, став косноязычным, конфузливым, дверцу открыл, приглашая сойти:
— Сюда: вам.
И — решительно спрыгнул:
— Приказано.
Щелкнувши, под козырек бросив руку и высадив, дернул в машину; и — выдернулся вместе с нею.
Пожалуйте! — перетолкнулся: те двое, которые за спину влезли и молча сидели (о них он забыл же), прижали к подъезду: косой, с бороденкою рыжей, рябой мужичок; и горилла безглазая в рыжем тулупе — другое: чудовище.
Как этим двум, значит, — сдан?
Тот же сыщик (в «Пелль-Мелле» торчал) при подъезде; в подъезд, занырнул с мужиками; опять «они» — тут!
И застукали ботики по этажам; этаж — первый, второй; кто-то сходит, закутанный в шубу.
Душуприй?
— Нет, — чех, но — похожий: сходил квартирант, Иоахим Терпеливиль под собственной, медной дощечкою, где «Иоахим Терпеливиль» стояло; другая: «Л. Л. Тигроватко»; сюда, что ли? А мужичок, прилипающий к локтю:
— С вас…
— А?
— На чаишко бы!
Тупо достал кошелек, чтобы рубль: нет рублей; только — трешница:
— Может, Картойфель? Раз, — выручил; может, — и выручит?
Дверь распахнула: не горничная, унтер шубу сорвал, шапку вырвал; съезжают, — по-видимому; мужики не ушли, а вошли и стояли; зачем-то поставленный ящик; в нем — пакля; и — толстая рядом веревка; и — желтый холстинный мешок, позабытый, как видно; лежит на полу; на него наступил.
Почему так не прибрано? Кушанья припахи.
И Тигроватко не вышла; открылось: знакомое выцветом, серо-прожухлое золото (цвет — леопардовый) мебели, напоминающее неприятный весьма эпизод, здесь начавшийся.
Дочери — нет: нет — профессора!
Вот —
— тинь-тень-тант —
— звуки шпор.
И — в пороге коленкой — о ящик.
— Пора, брат: давно бы так!
— Что — «бы так»?
Шагун, оказавшись среди абажуров, драпри и фарфориков.
Цвет — леопардовый; фон — желто-пепельный: бурые пятна; а посередине ковра — столик, ломберный, перенесенный сюда на короткое время (стоять ему глупо тут); стул: тоже глупо стоять.
135
Си, си (фр.) — так, так.
136
тойфель (нем.) — черт.