Страница 14 из 71
Чейз покачал головой:
— Не могу понять.
Мы продолжали сидеть в молчании, слушая сирены, кружившие по центру города в поисках нарушителей комендантского часа, и шумные взрывы смеха, раздававшиеся из комнаты в конце коридора. Чейз пошевелился, и шорох ткани напомнил мне последний раз, когда мы оставались наедине в темноте, и об отчуждении, которое установилось между нами с тех пор. С неожиданно острой болью я подумала, собирается ли он вернуться в кресло или даже уйти, но вместо этого он забрался на кровать, повернувшись ко мне лицом. Его белые носки выделялись в свете фонарика.
— Я знаю одну историю, — сказал он слегка неуверенно. — Иногда она помогает мне заснуть.
Я согласно кивнула.
— Хорошо, — начал он, придвинувшись ближе. — Мне было...
— Давным-давно, — подсказала я. Он опустил на меня глаза и улыбнулся, теребя нитки, вылезавшие из истрепанного края штанины.
— Верно. Давным-давно жил один восьмилетний мальчик, которому пришлось переехать в... один далекий-далекий город. Это случилось много лет назад, когда у людей было много барахла, так что его семье пришлось арендовать большой грузовик, чтобы все перевезти.
Я подумала, что сейчас все вещи, которые нам принадлежали, могли уместиться в одной сумке. Чейз перевернулся, так что теперь наши головы были в одной стороне, и устроился в двух футах от меня, опираясь на локти и свесив ноги с матраса.
Мои судорожно сжатые руки расслабились.
— Мы... я имею в виду, они ехали два дня, прежде чем добрались до места, фотографии которого показывал им отец. Дом выглядел неплохо и, по крайней мере, был большим. Мальчику выделили отдельную комнату. Но лучше всего оказалось то, что дальше по улице стоял старый дом с привидениями. — Он усмехнулся. — Классический дом с привидениями. Снаружи даже было старое кладбище. Так что мальчик отправился посмотреть на него, но другой мальчишка — в розовой рубашке — выскочил из кустов и велел ему проваливать, потому что там, представь себе, опасно.
Смутно в моей памяти всплыла та рубашка — вещь из другой жизни.
Он сухо рассмеялся, откинувшись на спину, и повернулся на бок, так что его голова опиралась на кулак. Нерешительно я повторила его позу, положив голову на согнутую руку. Между нами все еще оставалась пара футов, но теперь Чейз смотрел на меня сверху вниз.
— Мальчишка оказался девочкой, просто она остригла волосы. Вроде как заснула с жевательной резинкой во рту. Хочу заметить, что это, должно быть, была очень большая жева...
Не подумав, я ударила его коленкой в ребро. Он скривился. Я забыла, что во время ареста ему сломали ребра, но он начал смеяться, так что я не видела нужды извиняться.
Однако он положил руку мне на голень, прижав ее к своему телу. Я сглотнула. Я чувствовала его — не за стеклянной стеной, а здесь, рядом.
— Как бы то ни было, девчонка определенно была ненормальной: одна на улице, в своей розовой рубашке и с мальчишеской стрижкой, так что наш герой не стал заострять внимание на ее попытке командовать и сказал, что ей лучше дать ему войти, потому что, понятное дело, там водятся привидения и ему надо все обследовать, иначе... как бы это сказать... никто не знает, что может случиться. Поэтому они пошли внутрь...
Я улыбнулась.
— И этот дом оказался чертовски страшным местом, самым страшным из всех, где он бывал в своей жизни. Совсем не подходящим для маленьких девочек. Сам-то он, конечно, не испугался. Но неправильно было бы заставлять девочку там находиться, так что он сказал, что слышал, как ее звала мама. Просто чтобы она не чувствовала себя виноватой в том, что такая маленькая.
У меня вырвался смешок.
У меня никогда не хватало храбрости в одиночку войти в тот старый дом, но когда появился Чейз, горевший желанием заглянуть за растрескавшиеся белые колонны и сломанные ставни, я не смогла отказаться. Тогда я не знала, что так неприятно пахло из-за асбеста, а тянувшиеся вверх по обоям прожилки были всего лишь ходами термитов. В шесть лет не думаешь о таких вещах. В шесть лет ты думаешь только о том, что страх можно разделить, как апельсин, чтобы каждому досталась половина.
Чейз притянул меня ближе, и на этот раз я не напряглась.
— Ни за что не догадаешься, где она жила.
Перестав улыбаться, я заметила, что он передвинул руку выше и пальцами медленно выводил на моем бедре круги, прожигавшие мои джинсы насквозь. Спать в одежде было разумно, чтобы быть готовым в любую минуту сорваться с места, но сейчас я подумала о том, как его прикосновения ощущались бы на моей обнаженной коже.
Он отвел подстриженную темную челку с моих глаз и нежно прижался губами к моей брови.
— Я помню, кто ты. Даже если ты забыла, — сказал он.
Мои веки отяжелели, и в последний момент перед тем, как провалиться в сон, я ощутила тепло его руки на своей ноге, его прикосновение и почувствовала себя живой. Не просто тенью. Не просто воспоминанием.
* * *
Я одевалась, повернувшись к пустой стене, надеясь, что это поможет мне прояснить сознание. В комнате, кроме меня, никого не было. Мои мысли неслись галопом от предвкушения того, что принесет этот день, но всегда возвращались к одному образу: камере предварительного содержания на базе. Стерильно чистому полу, тонкому матрасу, который пах отбеливателем и блевотиной, лампочкам сверху, которые гудели и моргали. И Такеру Моррису, прислонившемуся к двери, его зеленым глазам, говорящим: "Я знаю, ты еще вернешься".
Я напомнила себе, что однажды уже пережила заключение там, и сосредоточилась на своем задании.
Мои руки дрожали, пока я застегивала накрахмаленную блузу, натягивала колючую шерстяную юбку и завязывала на шее морским узлом треугольную косынку. Я размышляла, что бы обо мне подумала мисс Брок, злобная директриса из Женского исправительного центра, увидь она меня сейчас — снова (уже по собственной воле) в том обличье, которому я так сопротивлялась.
Вспышкой желтого света, от которой я едва не выскочила из кожи, комендантский час окончился.
Хьюстон и Линкольн с Карой уже ушли: они проверяли, не было ли на нашем пути постов ФБР. Мы пойдем следующими, за нами — Шон, одетый, как солдат, и Риггинс в уличной одежде. Шон встретится с нами возле палаточного городка, остальные станут тенями, оберегающими нас.
Я вышла из комнаты и нос к носу столкнулась с Чейзом. Когда он увидел, что я все-таки переоделась, на его лице появилось разочарованное выражение: очевидно, он надеялся, что я все же откажусь. Он выпрямился в полный рост. Символ МН — флаг США, развевающийся над крестом, — украшал карман его темно-синего бронежилета, расположенный прямо над именным значком с фамилией "Веласкес". Его штаны прикрывали верх только что начищенных черных ботинок. В этой краденой форме Чейз выглядел точно так же, как во время маминого ареста.
Я осознала, что он никогда не говорил, что тоже пойдет. Кое-что ему не нужно было произносить вслух.
Когда я опомнилась, Шон, Чейз и я стояли в пустом вестибюле перед двойными дверьми выхода. Из-за плотных черных туч было все еще темно, но я радовалась этому дополнительному прикрытию. Положив руку на стекло, я приоткрыла дверь и почувствовала, как меня манит в неведомую опасность прохладный и влажный утренний воздух, но в то же время тянет обратно уют четвертого этажа.
— Здесь Сестры другие, — сказал Шон. — Помнишь Брок? Она обладала неограниченной властью над солдатами в школе реформации — ее ничто не смущало. В городах же Сестры занимаются благотворительностью. Показывают пример покорности. У них есть власть, но не над ФБР. Они как раз те женщины, какими должны быть, согласно Статуту, поняла?
Покорные. Почтительные. Безотказные.
— Поняла, — сказала я.
Он помедлил, потом сжал мою руку.
— Вам пора идти.
Я сглотнула.
— Пока, Шон.
— Я буду сразу за вами. — Он замялся, затем отвернулся от двери, будто не хотел видеть, как мы выходим. Я была рада подаренному им уединению. При нем я нервничала.