Страница 8 из 13
Оля приняла или восприняла это приглашение как приказ и, конечно, сразу решила ехать, хотя подруги, которым она; рассказала об этом звонке, отговаривали.
– Нечего ехать. Пусть подождет, помучается.
Но она в воскресенье, взяв такси, ровно в двенадцать подъехала к дверям шикарного загородного коттеджа в престижном районе пригорода.
Правда, приехала одна. Без детей. Уж очень все это было неожиданно.
Она подошла к высокому забору.
Позвонила.
Залаяли собаки.
Что-то там за забором лязгнуло, щелкнуло, и распахнулась неприметная дверь в высоком металлическом заборе.
Дверь распахнул Коля.
Одной рукой он держался за ручку двери, другой держал за поводок двух огромных бультерьеров, которые рвались из его рук и готовы были прямо разорвать любого, кто находится за пределами забора.
– А, это ты? – как бы удивился Коля и, сказав собакам: «Свои», после чего те сразу успокоились, добавил: – А дети где?
Оля посмотрела на Колю, на собак и вдруг подумала, что правильно сделала, что не взяла с собой детей.
– Дети немного приболели, – нашлась она, – в следующий раз привезу.
– А, – недоверчиво промолвил Коля, – ну тогда проходи.
А Оля машинально про себя добавила: «Раз уж приехала».
Она перешагнула порог коттеджа и попала в другой мир: чистый, красочный, аккуратный. Красивые гравиевые дорожки, цветы, газоны, кустарники – все было ухожено, аккуратно подстрижено.
Дверь с лязгом захлопнулась, две псины приблизились к ней, обнюхали и, завиляв хвостами, отошли в какой-то загончик из хромированной сетки.
Коля наслаждался эффектом.
– Что, не ожидала?
– Да, не ожидала.
– Ну, проходи в дом. Там еще не то увидишь.
Они прошли в дом.
Дорогая мебель, люстры, ковры, картины. Везде чистота и порядок.
Он провел ее в гостиную под пальму с маленьким водопадом. Не спрашивая налил ей в тонкую хрустальную рюмку французского коньяка. На закуску предложил лимон, порезанный тонкими дольками и выложенный на золотом блюдечке с золотой вилочкой.
Себе налил сок в небольшой фужер из серебра. Предложил тост:
– За нас.
Оля подняла рюмку. Чокнулись.
Она пригубила. Он отпил сок. Поставил фужер на салфетку и, откинувшись на спинку, спросил:
– Удивлена?
Оля пожала плечами, как бы отвечая «не знаю».
– Просто надо было вовремя сгрести то, что плохо лежало. Вот я и сгреб кое-что в нашем КаБэ. Заплатили хорошо. Купил коттедж. Живу богато. Да ты пей, пей.
Он опять наполнил ей рюмку.
– А ты? – спросила она.
– Я не пью, не курю и, вообще, слежу за своим здоровьем.
Коля неожиданно вскочил, стащил с себя рубашку и стал демонстрировать мускулы своих рук и торса и даже работу своих внутренних органов. Затем, вновь натянув на себя рубаху, спросил:
– Ну как?
Оля опять пожала плечами.
Коля шумно сел и сердито буркнул:
– Зря ты так. Я с открытым сердцем. У меня до сих пор никого нет. Да сейчас и иметь-то опасно, только и норовят что-нибудь откусить или украсть. А тебя знаю давно, и дети уже выросли. Да и скучно мне.
Может, поживем вместе? С детьми.
Оля, выпив рюмку коньяка, согласилась почему-то:
– Поживем.
Коля, услышав это, вскочил.
– Вот и замечательно. Ты давай в следующий раз приезжай с детьми. Хорошо?
И с этим словом Коля проводил Олю за забор.
С лязгом захлопнулась дверь.
Вечером Оля рассказала подругам о своем посещении Колиного коттеджа.
Девчонки много вздыхали и предполагали. Одна даже вспомнила, что слышала о какой-то афере в том секретном КаБэ, где работал Коля. Говорят, что многих посадили, а те, кто остался, прямо озолотились. Но всем было непонятно, что же хочет Коля от Оли. Его слова о скуке мало кого убедили, точнее никого, кроме Оли.
Оля сказала подругам:
– Не знай как вам, а мне почему-то его стало жалко. Пусть он богатый и здоровый, все равно какой-то брошенный. Один с собаками. И у собак-то имена какие-то странные – Крис и Кельми. Детей я ему, конечно, сразу не повезу, а вот сама поезжу, пригляжусь.
И Оля стала по выходным ездить к Коле приглядываться. Тем более что и раньше-то, пять лет назад, она его больно-то и не знала. Коллега и коллега.
Наконец наступил день, когда она повезла к нему детей. Она не знала, что получится из этого визита, поэтому сказала детям, что они едут к их будущему папе на прогулку.
Когда приехали, и Коля-старший открыл им дверь, то собаки, уже привыкшие к Оле, заскулили и завиляли хвостами. А она, держа детей за руки, подозвала собак и сказала:
– Дети, это вот Крис и Кельми, а это… – она показала на Колю, запирающего дверь в заборе, – как вы, наверное, догадались, ваш будущий папа.
Ни Коля-младший, ни Оля-младшая на эти слова не среагировали. Они бросились к собакам и стали с ними возиться. Коля сразу залез Крису в пасть, а Оля стала крутить уши Кельми. Псы, поджав хвосты, не лаяли, только скулили.
Коля-старший обиделся, что дети бросились к собакам, а не к нему – их родному отцу. Он отогнал собак и, взяв детей за руки, провел в дом. Там он поставил их перед собой и стал серьезным голосом внушать, что он – их отец и теперь будет заниматься их воспитанием. При этом он решительно пресек попытки Оли-младшей поковырять в носу и Коли-младшего оторвать кусочек дорогих итальянских обоев.
Потом они осмотрели дом, шагая по нему тихо и осторожно под присмотром папы, затем пообедали, причем за обедом узнали, что кока-кола – очень вредный продукт, от мороженого бывает ангина, а от шоколада – какой-то страшный диабет.
Дети сникли.
Оля заскучала.
Вновь обретенный отец опять стал демонстрировать свои мускулы. Говорить о правильном поведении и рачительности в средствах. Показывать дорогие вещи и предупреждать, что ничего нельзя трогать руками. И туалетом надо пользоваться осторожно, так как весь фарфор там швейцарский.
И мылом мыться аккуратно: мыло французское.
Так за нравоучениями и предупреждениями прошел день.
Вечером, возвращаясь домой в трамвае, уставшие и притихшие Оля с Колей прижались к маме, не сговариваясь, одновременно спросили:
– Мама, а зачем нам этот папа?
Оля промолчала, а про себя подумала: «И правда, зачем?»
8. Рука королевы
«Только бы не споткнуться, только бы не споткнуться», – билась в голове, вместе с учащенным пульсом, одна-единственная мысль.
Я бежал, нет, летел, как мне казалось, над ковровым паркетом королевского дворца, боясь ступить как-нибудь не так и ужасаясь от мысли, что могу споткнуться.
Меня сегодня допустили до Руки! До Руки Королевы!
И я смогу ее поцеловать!
Прижать свои губы к руке божественного существа.
Какая честь!
Какое счастье!
Королева сидела на троне, сверкающем алмазами, в самом конце зала, и я, обмирая сердцем, с каждым шагом приближался к заветной мечте каждого мужчины.
Рука Королевы лежала на золотом подлокотнике высокого трона и слегка подрагивала.
Я приближался…
Сколько раз я проделывал этот путь – от дверей к трону – в своих мечтах!
Сколько раз я упражнялся в пустой комнате, степенно нагибаясь над перчаткой, лежащей на краешке полированного стола.
Сколько сладостных моментов я пережил в предчувствии этого волшебного дня – один бог знает!
И вот сейчас это свершится.
Господи, помоги!
Королева разговаривала, полуобернувшись, с кем-то из вельмож, имевших высокую честь стоять за троном, и, казалось, не замечала меня.
Но это ничего не значило.
Важно было то, что я уже сумел приблизиться к трону. Если Королева позволит мне, уже приближенному к ее трону, поцеловать ее руку, это будет означать, что я допущен.
Осенен королевской милостью.
А милость Королевы не знает границ.
И вот я уже у самого трона.
Вот уже у самой Королевской Руки.
Дрожа всем телом, я склонился в верноподданническом поклоне. Потекло время.