Страница 3 из 63
- Конечно! Ты у нас же мечтатель возвышенный! И деньги тебя не интересуют… – доминиканец раздраженно кинул в костер палку, которой до этого помешивал угли. – Тебе нужен замок поглубже в горах и закрытые глаза Святой Церкви!
- Вот видишь, сколь мало я прошу, – безрадостно и безжизненно, словно венецианская маска, улыбнулся Крысолов.
- Ты можешь купить избирательное внимание людей в Церкви, - тихо, почти шепотом промолвил монах доминиканец. – Но как ты будешь мириться с …
Он умолк и шевельнул рукой, обозначая движение вверх, к небу.
- С Господом я разберусь сам, это не ваша забота, - равнодушно отозвался Крысолов, и доминиканец вновь перекрестился. – Здесь же, на земле, мне никак не обойтись без нескольких десятков людей, готовых пройти хоть до самого ада. И вам, соответственно, тоже.
- Истинно, ад полнится добрыми намерениями и желаниями, - в третий раз перекрестился монах. – Не понимаю я такого…
- Это схоластика, ей можно заниматься бесконечно, – Крысолов распустил ремешки на потрепанном, как и все его снаряжение, мешке и задумчиво начал в нем что-то искать. – Генеральный Магистр, в отличие от тебя, понял. И всецело одобрил. Слуги Иисуса слишком часто не могут сделать то, что намерен сделать я.
Рука в рваном рукаве извлекла наружу глиняный кувшин с нетронутой восковой печатью. Вслед за ним последовал оловянный кубок. Крысолов шевельнул бровью, изображая приглашение.
- На то он и Генеральный Магистр … - скрепя сердце отозвался монах Альберт и достал изрядно помятую медную кружку. Винная струя наполнила сосуд до краев.
- За победу? – спросил Крысолов, наливая вина в собственный кубок.
Доминиканец помолчал в глубоком и явно не радужном раздумье.
- Не стану желать тебе удачи, и не буду радоваться поражению, – сказал он, наконец, твердо и решительно. - Пусть Господь решит, угодна ли ему твоя задумка…
Крысолов поразмыслил над услышанным, оценивая своеобразное пожелание.
- Сойдет, - решил он и сделал широкий глоток.
* * *
- Какое сегодня число? - поинтересовался барон фон Шпильберг у бургомистра.
- Если Дьявол ночью не поменял даты, то 20 июня, – хмуро буркнул фон Шванден. Не нравилось ему все происходящее, очень не нравилось.
Отцы города заблаговременно поднялись на башню ратуши, к небольшой площадке. С высоты в сорок с чем-то локтей открывался весьма живописный обзор почти всего города. Чтобы долгое ожидание не казалось тягостным, его скрашивали вином и закусками. Несколько взмыленных слуг затащили на площадку фон Шпильберга вместе с коляской, дабы барон мог самолично понаблюдать за происходящим.
Ровно в полдень Крысолов вошел в город. И хоть одет был по-прежнему в лохмотья, но криво сшитые лоскутья словно стали ярче, да и сам бродяга как-то вырос, в плечах раздался. В руках он держал дудочку, на таком расстоянии почти не видную. Крысолов встал точно в середине главной городской площади и поднес маленький инструмент к губам. Колокола отзвонили полдень, и с последним ударом человек в ярких лохмотьях подул в дудку. Тихо-тихо.
Поначалу ничего не случилось, дудочка шипела и слабенько гудела. А затем в чистом, умытом вчерашней грозой воздухе родился звук. Тонкая высокая нота, рождаемая неказистым и стареньким инструментом, задрожала, заплакала человеческим голосом. Звук разносился по площади, рассеивался по улочкам города, проникал в каждый дом, в самые дальние и глухие уголки. Словно труба Иерихона, только не разрушающая, а зовущая. В напеве дудочки слышался приказ, непреклонная жесткая воля, требующая подчинения.
Фон Шванден испуганно оглянулся. Все присутствующие словно превратились в статуи. Двигались только глаза, прикованные к музыканту, как галерные рабы к скамьям. Крысолов медленно шел по городу, выдувая нехитрую мелодию. И, несмотря на расстояние, бургомистр поклялся бы на Библии, именем Божьим, что глаза музыканта закрыты.
Напев дудочки действовал даже на людей, а уж крыс разом превращал в безвольных марионеток. Жители Гамельна предполагали, что крыс в городе великое множество, но никто и представить не мог, что их так много. Из каждого подвала, из каждой подворотни медленно, ступая, словно диковинные механические игрушки, выходили черные звери… Десятки, сотни, тысячи. Одиночки сбивались в группы, те – в стаи, а многочисленные крысиные стаи вливались в единый поток, живые волны черного цвета, следующие за Крысоловом. А крысы не кончались, они все шли и шли на зов старой потрескавшейся дудочки, вторя ей писком множества маленьких глоток.
- Бог мой… - прошептал кто-то из отцов города. – Боже мой, сколько же их…
Фон Швандену показалось, что в крысином писке слышится некая радость. Как у пьяницы, который замерзает в холодной подворотне, но не замечает этого, радуясь хмелю. И бургомистру снова стало жутко. Да так, что все прежние страхи оказались невзрачным пустячком.
- Что он делает? - сумел стряхнуть наваждение кто-то из городских глав. – Он же не гонит крыс, а приманивает!
- Диавольские козни! – только и сумел сказать фон Шпильберг. – Ибо только истинное порождение Сатаны способно на такое! Гляньте туда! На зов этого еретика даже «крысиные короли» вышли из тайных дворцов! Принюхайтесь, смердит серой!
Все начали дружно втягивать воздух, в попытках учуять мерзостное зловоние.
- Зря мы все это затеяли… - проговорил барон, словно и не он сказал давеча последнее слово, дозволяя Крысолову испробовать свои таланты. – И будет нам кара небесная.
- Зато не будет крыс! И некому будет опустошать ваши амбары, барон! – радостно завопил Мундель, указывая пухлой рукой в сторону реки. – Посмотрите, он действительно приманивает крыс, но уводит их из города!
Пока «отцы города» переглядывались и приходили в себя, странная процессия вышла из черты города, оказавшись у Везера. Крысолов, не прекращая играть, запрыгнул в лодочку, до того спрятанную в прибрежных кустах. На носу плавучей посудины сидел кто-то, одетый в потрепанный плащ с капюшоном, отлично скрывающий не только лицо, но и очертания фигуры. Неизвестный сноровисто налег на весла, и легкая лодка скользнула к середине реки, словно жук-водомерка.
Крыс вода не остановила. По-прежнему радостно пища, они лезли друг через друга, спеша за волшебным зовом. И река принимала тварей одну за другой. В этом месте Везер разливался в четверть лиги шириною, да и течение было совсем не слабым… Места хватило всем.
Крысолов все играл и играл, словно не легкие у него, а меха кузнечные…
Сомкнулись гостеприимные волны за крысиным арьергардом, и над водами Везера, ставшими снова безмятежными, пронеслась последняя трель, гулко отозвавшись в колоколах церкви на рыночной площади… Освобожденный от нашествия Гамельн замер, словно город-призрак; ни один житель не осмеливался не то что выйти, даже нос высунуть из-за затворенных ставень.
- Все, – выдохнул фон Шпильберг. И только сейчас понял, что последние полчаса так и просидел неподвижно, вцепившись в подлокотники кресла, как в Святое Распятие.
- Все, – несмело поддержал барона Алоиз Мундель. И сразу же перевел разговор на нечто более насущное, деловито предположив. - И сейчас это порождение Тьмы придет требовать расчета. Конрад, стража готова?
Бургомистр с трудом понял, что от него хотят.
- Да, с утра еще все готово, – Фон Шванден кое-как поднялся на ноги. – А пока будем дожидаться дудочника, пойду-ка я пропущу пару стаканчиков. В горле пересохло.
Барон проводил пошатывающегося на нетвердых ногах бургомистра подозрительным взглядом. И тихо произнес:
- Не нравится в последние дни мне наш Конрад, господа, Бог свидетель. Постарел, сдал почтенный коллега…
- Истинно, господин барон! – подхватил мысль Мундель. – Надо бы подумать, а нужен ли Гамельну такой бургомистр?..
Крысолова пришлось ждать долго. «Отцы» уже успели не один раз обменяться новостями, перемыли кости всем отсутствующим, выпили полбочонка рейнского и убедили себя, что вполне готовы встать на пути Дьявола и его козней.