Квадрат для покойников

За спиной у меня заскрипела кровать, и я услышал, как Мария Петровна, тяжело сопя носом, приблизилась ко мне сзади. Из приличия я стоял, разглядывая банку с брагой – мне было неприятно и страшно вновь увидеть реалистическую картину ее героического тела. Я предполагал, что сексуальный вопрос исчерпан моим отказом окончательно. Но сопение за спиной с каждым мгновением нарастало. Мне стало не по себе. Я обернулся и… попал прямо в охапку к Марии Петровне. Красные ее губы впились мне в лицо чудовищно-страстным поцелуем, полностью перекрыв доступ воздуха в легкие. И я забился, задергался в ее могучих, горячих объятиях. Руки мои оказались накрепко прижатыми к корпусу, а губы и нос очутились в самом эпицентре поцелуя. Я вертел головой, извивался телом, и когда, уже смирившись с неизбежностью конца, обмяк, Мария Петровна закончила поцелуй и ослабила объятия.

– Миленький мой, – зашептала она. – Ну поцелуй меня, обними.

Она вновь хотела впиться мне в лицо поцелуем, но я, уже отдышавшись, напрягся и выкрутился из ее ручищ.

– Да что вы?! Ну как это! Чуть не задохнулся, – бормотал я, отходя подальше к окну, уже не обращая внимания на обвислую плоть, опасаясь лишь новых проявлений нежности и зорко следя за каждым ее движением.

– Ишь ты, какой недотрога, – сказала Мария Петровна, запахнув халат и наливая в чашку браги. – У меня и негры, и вьетнамцы комнату снимали, таких недотрог не встречалось. Иди, выпей для храбрости.

– Мне и не страшно, – соврал я, делая еще один шаг назад.

– Ну тогда я, для храбрости.

Она, шумно глотая, выпила, сморщила лицо и, кокетливо поправив растрепавшиеся волосы, сделала шаг в мою сторону.

– Ну что ты, милый, – улыбнулась она исковерканными размазанной помадой губами. – Иди ко мне, глупыш…

Она медленно надвигалась на меня, как надвигается живодер, боящийся спугнуть одичавшую кошку. Для приманки она отпустила полы халата, и они снова разошлись, обнажив страшное тело.

– Слышите?! Кричит кто-то. Сюда идут! – воскликнул я. – Слышите?!

Она поспешно запахнула халат и обернулась на дверь. Мне сначала и вправду показалось, что кто-то вскрикнул, и послышались шаги в прихожей. Увидев ее реакцию, я уцепился за новую, быть может, спасительную мысль.

– Слышите?! Точно идет кто-то, – я бесстрашно подошел к ней. – Посмотрите, может быть, это дети или еще кто…

Мария Петровна была явно напугана, она суетливо озиралась, ища глазами утерянный во время сексуального ража пояс от халата. Я достал его с кровати, куда она бухнулась, увлекая меня.

– Да-да, сейчас посмотрю. Может это… Посмотрю…

Не очень уверенно она подошла к двери, возле нее постояла, послушала, шмыгнула носом, провела рукой по волосам, стараясь не шуметь, отодвинула задвижку и вышла в прихожую.

Я тут же кинулся к двери, закрыл задвижку и, дыша от страха прерывисто, сел на кровать, сложил руки на коленях и уставился на дверь.

"Во-от вли-ип, – думал я, вытерев со лба выступивший пот. – Вот попал… А задвижка дохленькая. Если как следует дернуть… А эта бабища здоровущая, минимум в три мужичиных силы. Она, если ворвется – точно изнасилует… Едрена вошь!!!"

От таких мыслей мне сделалось совсем нехорошо. Я уже думал о жесткой вокзальной скамье, как об избавлении от мук. "Черт с ним, с романом! Этакую бабищу удовлетворять роты не хватит. Ну хоть бы помоложе да похудее была. Я бы может… А ведь точно изнасилует. Едрена вошь!!!"

В дверь стукнули тихо. Я затаил дыхание. Снова постучали, уже погромче.

– Миленький, открывай. Все спокойно, – зашептала она в щель.

– Я сплю, Мария Петровна. Мне вставать завтра рано.

– Я тебе покажу "сплю"!.. Открывай, миленький. Плохо тебе будет. Я ведь защелку сломаю к чертовой матери!

Она яростно затрясла дверь и застучала в нее кулаками, уже не стараясь соблюсти тишину. Я задрожал от страха. Защелка действительно держалась на соплях.

– Идите спать, Мария Петровна. Мне завтра вставать рано.

– Я тебе дам "вставать"! Открывай!! Ну открой, миленький… Задвижку сорву к чертовой матери!!!

Дверь страшно затряслась. Я в ужасе вскочил и заметался, ища возможности предотвратить прорыв Марии Петровны в комнату. Дверь тряслась как сумасшедшая. И тут в голову мне пришла гениальная мысль. Я поднатужился и задвинул дверь огромной кроватью. Ее дубовая спинка пришлась в самый раз. Это мне очень понравилось. Я выключил свет и сел на кровать.

– Ты что, кровать придвинул?! – плачущим голосом воскликнула из-за двери Мария Петровна. – Говори. Придвинул?!

Она снова изо всей силы грохнула по двери кулаком.

– Придвинул, придвинул. Спокойной ночи. Идите спать. Завтра поговорим.

– У-у-у-у!.. – мучительно взвыло за дверью. – Догадливый, гаденыш. Все равно дверь сломаю! Открывай!!!

"Как это дети от таких воплей не просыпаются? – подумал я, глядя в темноту. – Наверное, уже все соседи переполошились".

Я встал, впотьмах подошел к окну, отодвинул занавеску… и в ужасе отпрянул. Сквозь стекло на меня кто-то смотрел. Я отступил в комнату, не отводя глаз от темного силуэта за окном. Но в этот момент Мария Петровна взвыла особенно громко и ахнула кулаком по двери. Я бросил взгляд на дверь, а когда обернулся, силуэта за окном не увидел. Помедлив некоторое время, я набрался смелости и подошел к окну. Во дворе ни огонька. Не мудрено, что в такой тьме могло что угодно примерещиться. Да и третий этаж все-таки.

Видение за окном на некоторое время отвлекло меня от беснующейся Марии Петровны.

– У-y-y-y-y!.. – страшно выло за трясущейся дверью. – Открывай!!!

– Идите спать, – посоветовал я.

– Ну хорошо, – вдруг совершенно спокойным голосом сказала Мария Петровна. – Ладно, я спать ухожу. Но только ты мне бражку отдай, и я пойду спать. Больше ты меня не услышишь. Договорились?

– Я уже сплю, Мария Петровна, – ответил я, распознав ее хитрость. – Завтра выпьете, завтра отдам.

– Ну отдай, миленький. Не могу я без бражки глаз сомкнуть… У-у-у! Открывай сейчас же!! – и снова ее кулачище заходил по двери. – Открывай!! У-у-у-у!..

Больше я с ней не разговаривал и ни на ее запросы, ни на вопли никак не реагировал. Вконец отупев от перенесенных за сегодняшнюю ночь стрессовых ситуаций, я смотрел прямо перед собой во тьму ночи, уже ничем не интересуясь. Мария Петровна выла, ломилась в закрытую дверь, угрожая и умоляя весь остаток ночи до первых дворников. И когда внизу, во дворе, кто-то стал шаркать метлой по асфальту, Мария Петровна начала слабеть: колотила уже не так крепко, и голос подсел. В конце концов, она вовсе умолкла. Потом, кряхтя (судя по звуку) поднялась с паркета, сидя на котором набиралась сил для штурма, и, охая, куда-то ушла. Тогда я тоже встал с кровати, сложил в сумку вещи из шкафа, рукопись… С трудом мне удалось отодвинуть сильно помятую кровать от двери. Перед уходом я осмотрел комнату, не забыл ли чего. В прихожей никого не было, стояла тишина. Я открыл замок, спустился по лестнице и вышел во двор.

Ритмично шаркая метлой, через двор продвигалась дворничиха в ватнике с наглухо завязанной платком головой. Я прошел мимо нее к подворотне, не глядя по сторонам.

– Комнату снять желаете?

Я поднял глаза. Передо мной стоял человек в шляпе с бамбуковой тростью в руке.

Глава 5

У него был большой угристый нос, тяжелые мешки под глазами и оттопыренные уши. Он стоял передо мной, поигрывая бамбуковой палкой и на меня не глядя, – он смотрел в небо.

– Вы что-то сказали? – не будучи уверенным, что это мне не послышалось, спросил я.

– Погода говорю, сегодня, по небу судя, хорошая будет. А вы как думаете?

– Я по этому поводу не думаю, – сказал я угрюмо.

Обогнув мужчину с тростью и оставив его со своими мыслями о предстоящей погоде, я направился к подворотне. Но не успел сделать и двух шагов, как моей спины что-то коснулось. Я обернулся. Это была трость гражданина, он еще раз слегка коснулся ею моего плеча: