Тайна Овального кабинета

«И что же он пишет?» — подумал Президент и начал читать: «Когда у Пентагона все было подготовлено, вплоть до последней пуговицы на штанах последнего морского пехотинца, отправляемого в Персидский залив, а американские телевизионщики уже подготовили к эфиру первый выпуск телесериала «Гром в пустыне», наш Президент, до этого с легкостью, достойной иного применения, потратил на подготовку справедливого возмездия и наказания диктатора многие миллионы долларов, вдруг по непонятным причинам отменил удар. Что это? Трусость, которую он уже проявлял, когда уклонился в отличие от своих сверстников от службы во Вьетнаме? А может, трезвый расчет, что гром и молнии, связанные с иском миссис Люси Бриттон, миновали его? Какими бы мотивами ни пользовался наш Президент, мы уже можем с уверенностью сказать, что генеральный секретарь ООН, добившийся в Багдаде согласия Саддама Хусейна на прибытие в Ирак спецкомиссии ООН и допуска ее членов к закрытым объектам, спасал не мир, не демократию, а нашего любовника № 1 — он помог Макоули спасти свое лицо, представить дело как компромисс…»

Макоули швырнул газету на стол и громко выругался:

— Сука, подонок! Есть ли у него и ему подобных хоть что-нибудь человеческое?!

В этом момент дверь неслышно отворилась и в кабинет вошла секретарь Ева Мискури и тихо доложила:

— Мистер Президент, прибыли мистер Беймс и мистер Джонсон.

— Пригласите их сюда, Ева.

Когда молодая женщина выходила, Макоули с удовольствием осмотрел ее красивую фигуру и подумал о ней: «Единственное светлое пятно в Белом доме».

Президент все больше чувствовал, как влечет его эта умная и исполнительная красавица. Он часто вспоминал их беседу, которую они в один из выходных дней имели в этом кабинете. Президенту тогда стоило немалых усилий, чтобы не обнять ее и не пощупать красивую, аппетитно выглядывавшую грудь. Но он сдержался — пусть плод, прежде чем он попытается его попробовать, порадует его взор.

Размышления Макоули прервало появление друзей. Он встал из-за стола и, пройдя к ним навстречу, поздоровался с каждым за руку. Они устроились за низким столиком в углу кабинета. Стюард принес кофе, и Президент сразу же поделился с друзьями своим мнением о прессе и добавил:

— Я все время пытаюсь найти ответ на мучительный для меня вопрос: почему свободная, демократическая и могучая страна страдает от инквизиции, которую сотворил сам народ?

— Этому способствовали и сами президенты и конгрессмены, — после очередного глотка кофе произнес Джонсон и продолжил: — Все начиналось достаточно невинно. В 1964 году закон о сексуальных домогательствах был включен в законодательство о гражданских правах. Демократы-консерваторы из южных штатов включили тогда пол гражданина наряду с вероисповеданием, цветом кожи и происхождением в перечень оснований для возбуждения исков о дискриминации. К сожалению, никто тогда не понял, какую угрозу несет в себе эта поправка. За десять — пятнадцать лет судебная система расширила сферу применения этого закона до бесконечности. Теперь под обвинение, согласно этому закону, может попасть любой невинный поступок, пусть это будет скользкая шутка или даже просто знак внимания к человеку другого пола.

— Да, да, я помню, как по телевидению транслировалось слушание по делу судьи Кларенса Томаса, — присоединился к разговору сенатор. — В свое время Томас возглавлял комитет по равным возможностям, который своей деятельностью и накалял атмосферу в обществе. Томас и сам стал жертвой этого психоза. Некая дама, ее звали Анита Хилл, выдвинула против него обвинение в сексуальных домогательствах. Основанием послужило то, что судья неудачно пошутил относительно лобкового волоса на банке с содовой. И хотя Верховный суд оправдал Томаса, женщин Америки это телезрелище так возбудило, что посыпались тысячи аналогичных исков.

— К сожалению, наше общество в этом вопросе давно переступило через черту здравого смысла, — продолжил тему Джонсон. — И свидетельством этому являются тысячи исков о лексической несдержанности. Можно подумать, что от одного лишь шутливого или неосторожного слова можно забеременеть.

Президент угрюмо заметил:

— Моя проблема заставляет меня, как Президента, взглянуть на весь этот шабаш по-иному. Я постараюсь склонить конгрессменов к тому, чтобы пересмотреть этот закон. Не знаю, обратили ли вы, друзья, внимание на недавний безобразнейший случай, связанный с шестилетним первоклассником, которого обвинили в сексуальном домогательстве?

И Джонс и Беймс отрицательно покачали головами и попросили Президента рассказать, в чем дело.

— Этому шестилетнему мальчишке по имени Джонатан понравилась тоже первоклассница, и он чмокнул ее в щечку. Наши родные американские учителя тут же выгнали его из школы и направили родителям гневное письмо, в котором с уничтожающей злобой, даже злорадством, обрушились на ребенка с обвинениями в аморальном поведении и сексуальных домогательствах. Ребенок-мальчишка, еще и близко не знал, что такое секс, а уже его взрослые дяди и тети — учителя, обвинили в разврате. Пресса, конечно же, сразу же раздула из этого случая сенсацию. Возле дома мальчика и его родителей сутками дежурили автомашины со спутниковыми антеннами-тарелками. Прибыл даже вертолет с продюсером из Голливуда, который предложил родителям продать этот сюжет для съемок фильма за сто тысяч долларов. На сей раз надо отдать должное прессе, она встала на защиту мальчика. Но школьные учителя и начальство стояли насмерть: «Мы не допустим разврата в школе. Такова политика американской системы просвещения. Поведение мужчины любого возраста должно быть сексуально корректным». Если учитель или директор школы узнают, что ребенок с кем-то поцеловался или взял кого-то за руку, то он будет немедленно исключен из школы. Самое страшное, друзья, это то, что в нашем традиционно-благожелательном обществе сложилась обстановка тотальной вражды и подозрительности. Взаимный страх полов ведет к гомосексуализации нравов, увеличению численности групп сексуальных меньшинств. Что бы мне ни говорили, но я все больше убеждаюсь, что Америка — страна удивительно несвободная. Несвободная от диких условностей и предрассудков, феминизма, неграмотности, стукачества. И поэтому я хочу сделать все возможное, чтобы обратить внимание на эту проблему всего нашего общества.

Вдруг Президент увидел, что сенатор Беймс улыбается.

— Дейл, ты, очевидно, считаешь, что я таким образом хочу оправдать свое поведение?

— Нет, я так не считаю. Тем более, такое оправдание не будет принято во внимание нашим обществом. Я полностью согласен с тобой, Джон. И рад, что ты увидел эту проблему. А улыбаюсь я потому, что в России тысячи женщин встали на защиту Президента Америки. Они требуют прекратить моральное линчевание. Очень популярная в России газета «Комсомольская правда» объявила, что все желающие поддержать тебя могут написать письмо, а газета передаст их в США. И вот первый результат — партия из ста тысяч писем уже направлена самолетом в Штаты. Кроме этого, сотни писем в твою поддержку пришли сюда, как говорится, своим ходом.

— Интересно, — улыбнулся Президент, — и что же они пишут?

— Смысл большинства этих писем российских женщин сводится к тому, что для американцев твои любовные связи — сладкий повод для скандала, для россиян — повод для недоумения. Русские искренне не понимают: неужели человека можно отправить в отставку за то, что он потрепал милую мордашку за щечку?

Сенатор достал из тоненького кейса два конверта:

— Я прихватил парочку писем, которые написали две известные в России женщины — публицист и политик Валерия Новодворская и дизайнер Ирэн Андреева.

Беймс достал из конверта письмо Новодворской и стал читать: «Вместе с прогрессивной, здравомыслящей частью российского народа я завидую черной завистью американкам, у которых, по-видимому, не осталось никаких других проблем, кроме как отслеживать любовные похождения своего Президента. То, что вокруг вполне безобидного события, такого, как адюльтер мужчины, пусть он и занимает высокий пост, может возникнуть такой шум, означает только одно: у великой державы нет больше серьезных проблем, и она может сосредоточиться на таких малозначительных проблемах».