Страница 45 из 76
Брачные узы Зевса и богинь в греческих обычаях являлись отражением древнего верования в существование союза небес и земли, в результате которого земля оплодотворялась. Поэтому такой священный альянс мог быть использован для благоприятного завершения праздника урожая как в Месопотамии, так и повсюду на Ближнем Востоке. Это подтверждается текстом из Прокла (1 столетие н. э.), с поправками Лобека, где говорится, что участники богослужения, глядя в небо, кричали: "Пади дождем (о, небо), зачни (о, земля)! Будь плодородной!"472. Это обращение, как замечает Фарнел (Farnell), "звучит как очень древняя молитва, весьма напоминающая знаменитое взывание Данаи к Зевсу, богу неба, и к матери-земле; она принадлежит части элевсинского ритуала — quod adfrumentum attinet {лат. "в том, что касается зерна")"473.
Здесь опять есть основания считать, что тема, характерная для древних ближневосточных празднеств, устраиваемых по случаю смены времён года, присутствует и в Элевсине; она сочетается с более разнузданной обрядностью фракийско-фригийских дионисий474 (религиозный праздник в Древней Греции. — Прим. пер.), посвященных рождению божественного младенца, которого зовут по-разному: Загрей, Дионис, Демофон или Иакх, что означает плод священного брачного союза бога неба (Зевса) и богини земли (Деметры), олицетворяемых гиерофантом в образе небесного создателя и верховной жрицей в роли Деметры. Ритуал исполнялся на царском уровне, что можно предположить, глядя на изображение на вазе V в. до н. э., хранящейся ныне в музее в Элефсине. Художник запечатлел шествие факельщиков, облаченных в официальные одежды верховных жрецов. Голова каждого увенчана миртовым венком, волосы спереди закреплены широкой повязкой, — все предваряет появление царя. Гиерофант, факельщик, герольд и другие сановники были членами древних элевсинских семейств — кланов Эвмолпидов и Керикесов, которым подавались прошения об инициации. Поэтому, хотя мистерии предназначались для всех, кто говорил или понимал греческий язык и не осквернил себя смертным грехом или нарушением табу, тем не менее совершение обрядов считалось наследуемой привилегией касты жрецов.
В иконографии, увековеченной на рельефах вокруг святилища микенского периода, изображены сюжеты, вызывающие воспоминания о мифах об Озирисе и Исиде. Это — сцены из жизни Триптолема, героя-землепашца и одного из принцев Элевсина, который, странствуя в колеснице по свету, учил людей по указаниям богини, как обрабатывать землю. В поднятой левой руке он держит скипетр, сидя на изумительной красоты резном троне, в который впряжены крылатые драконы. В правой руке у него колосья пшеницы; он пристально смотрит на Деметру, внимая ее указаниям. На более поздних дощечках, которые жрец Лакратеидес посвятил элевсинским богам, герой запечатлен сидящим на троне, преображенном в колесницу, и протягивающим руку, чтобы получить пшеницу от Деметры, которая находится перед ним, а за ней с факелами стоит Кора. Рядом с Деметрой — Плутон с царским скипетром, он — царь преисподней; справа от нее — безымянный бог на троне и богиня с жезлом. На заднем плане видна фигура молодого человека с факелом в руках, вероятно, Эвбулея — одного из молодых элевсинских богов, которому и посвящена дощечка475.
На красной фигурной вазе с о-ва Родос, хранящейся теперь в Стамбуле, запечатлена богиня земли, поднимающаяся из недр и держащая рог изобилия, на вершине которого изображен мальчик; Деметра указывает на него жезлом стоящей справа богине. Слева от Деметры находится фигура, возможно, Коры, а у нее над головой — Триптолем в крылатой повозке476. Нилссон (Nilsson) отождествляет мальчика с Плутосом477 — символом полей и растительности. Триптолем открывал секреты Деметры, насаждал земледелие, жаловал изобилие; он неизменно находился бок о бок с божественной парой — богиней земли, матерью хлебных злаков и ее дочерью, богиней произрастания злаков.
Так как культ богини распространился с побережья Средиземноморья через Испанию и Францию — в Бретань, Британию, регион бассейнов р. Сены, Уазы и Марны и в Скандинавию, то установить, насколько в нем сохранилась традиция вегетационного цикла, оказывается тем труднее, чем больше культ удалился от места своего возникновения — Ближнего Востока и островов Эгейского моря. Его основными символами, как мы видим, во всем регионе распространения мегалитов неизменно оставались бетилийский столб, священное дерево или шест, змея, голубь, раковины Pectunculus, женские фигурки, иногда в сочетании со статуэтками мужчин, художественные и резные изображения богов-покровителей, встречавшихся гораздо чаще "пришлых" божеств на гробницах во Франции. Профессор Перссон (Persson) сопоставил подобные сцены на минойско-микенских золотых кольцах с изображением двух фигур — мужской и женской — около лодки, которое найдено на скале в провинции Богус в Швеции. На другой скале в том же районе вырезана лодка под деревом и на ней — фигуры обнимающихся мужчины и женщины; возможно, это сцена бракосочетания478. Здесь профессор усматривает тему смены времен года и произрастания, а также ее ритуальное выражение. Фигуры двойников со скандинавских скал он отождествляет с эгейскими: у них есть рога и, возможно, хвосты, а головы или конечности отсутствуют; в них — одежды из шкур479. Северная богиня растительности — Нертус — могла быть связана с циклом ритуалов смены времен года. Но даже если такая связь отсутствовала, то все же в этих удаленных районах Северо-Западной Европы магически-религиозный контроль за процессами плодородия в природе в его традиционном азиатском и минойско-микенском выражении вряд ли можно полностью исключить. Так, путешествие Нертус в крытой повозке вокруг света, описанное Тацитом480, удивительно напоминает поездку Кибелы в запряженной быками карете во время проведения неистовых римских обрядов481 и наши собственные первомайские празднества.
На Британских о-вах культ произрастания, сложившийся у землепашцев эпохи неолита под индоевропейским влиянием, уступил место культу солнца и небес, проникшему в религию народа "культуры колоколовидных кубков" благодаря их контактам в Центральной Европе с воинами-алебардистами. Это становится ясным при изучении их огромных святилищ, расположенных на территории Британии, — в Эйвбери и в Стоунхендже (Уэссекс). В следующей главе мы отмечаем, что оба эти храма, вероятно, были посвящены богу неба.
Вместе с тем недавняя находка в Стоунхендже указывает на то, что около 1470 г. до н. э. в Британию с островов Эгейского моря проник культ топора. Речь идет о выгравированных на одном из подковообразных трилитов (мегалитическое сооружение из трех камней или плит. — Прим. пер.) за № 53 изображений кинжала с эфесом и топора с закраиной, имеющих характерные для микенской культуры особенности, а также о подобных изображениях топора на нескольких сарсенах (блоки песчаника, применявшиеся при строительстве мегалитов в Англии. — Прим. пер.) внешнего кольца482. Как предполагает мистер Аткинсон (Atkinson), сарсены были установлены между 1500 и 1400 гг. до н. э., а глыбы медного купороса перегруппированы вождями Уэссекса под воздействием строителей из Микен. Это потребовало огромных усилий, мастерства и изобретательности. Одному из зодчих, возможно, установлен кенотаф (погребальный памятник на пустой могиле. — Прим. пер.) в Силбери-Хил неподалеку от Эйвбери483. Каким бы ни было точное значение новейших открытий в Стоунхендже, они являются еще одним доказательством связей культуры Уэссекса с греческими Микенами примерно с 1500 по 1300 гг. до н. э 484
Происхождение золотых украшений и янтарных, оправленных золотом дисков, найденных в уэссексских погребениях, по всей вероятности, эгейское; также и синие глазурованные бусы, которые носили уэссексские вожди, были родом из районов Восточного Средиземноморья. Вполне возможно, что некоторые из британских топоров появились благодаря минойским железным топорикам (bipe