Страница 4 из 9
– А если нет?
– Тогда я сам благословлю тебя. И дам пистолет. Договорились?
Двадцать лет назад
Есть люди обычные, кто живет по правилам, а есть те, кто на общие порядки плевать хотел. Именно таким дядя Николай и был. И такой же считала себя Изабель. Потому они, наверное, и встретились.
Русских в Гаване тогда, двадцать лет назад, почти не было. Если залетали редкие птицы-туристы – водили их толпами, под охраной. По специальным маршрутам и в особые рестораны.
Дядя Николай на Кубу приехал работать. Инженером. На два года. И ему тоже, в принципе, полагалось держаться от местных особняком, ходить на приемы в посольство, ездить – чудо чудное! – на новенькой машине. Но только инженер из России обожал Хемингуэя, море и испанский язык. А знаменитое Кей-джи-би в те годы уже расслабило свои щупальца и на маленькие вольности российских граждан смотрело сквозь пальцы. Вот дядя Николай и жил, как хотел. С удовольствием купался на пляжах для кубинцев, курил с ними сигары, соглашался пить дрянной ром. И конечно, знал главную любимицу Virgen de Camino[1] – шестилетнюю Изабель.
…Сирот на Кубе, стране победившего социализма, официально не существовало. В том смысле, что все они должны были находиться под опекой государства, в детских домах. Большинство там и сидело – послушными овцами. Только не Изабель. Строптивая кубинка проявляла виртуозную изобретательность и из своего казенного заведения сбегала регулярно, с восторгом возвращаясь в родной квартал. До тех пор, пока ее не ловили и не возвращали обратно, целыми днями болталась на улице, купалась в океане, танцевала, пела, и, хотя поесть ей удавалось от силы пару раз в день, не унывала никогда.
«Чего тебе в детдоме не хватает? – удивлялись все вокруг. – Кормят, одевают, учат!»
А вот загадочный русский, дядя Николай, маленькую бунтарку не осуждал. Внимательно выслушивал жалобы – до чего тошно жить в общей спальне и ходить строем. Подкармливал, как-то даже помог спрятаться – от рейда службы опеки. И однажды предложил девочке: «Хочешь поехать в Россию?»
– Это как? – растерялась она.
– Мы с женой можем тебя удочерить. Если ты хочешь, конечно.
Маленькая Изабель ничего не знала про Россию. И никогда не видела жену дяди Николая. Но все равно с восторгом согласилась. Одно дело – детдом, и совсем другое – когда у тебя настоящие папа с мамой!
Формальности уладили на удивление быстро. В ноябре девочка познакомилась с новой мамой – очень красивой, очень холеной, но холодноватой женщиной. А уже в декабре покинула свою родную страну – навсегда.
За день до вылета дядя Николай велел ей примерить толстую куртку и отороченные мехом сапожки. Изабель чрезвычайно не понравилась тяжеленная одежда, и все же она покорно и терпеливо ждала, пока ей застегнут все пуговицы и подвернут брюки. Только спросила:
– Мы собираемся на карнавал?
– Нет, милая, – рассмеялся новый папа. – Мы с тобой собираемся в новую жизнь.
Что ж. Пока все происходящее девочке нравилось. Вкусно кормят, не бьют. А про Россию, где она теперь будет жить, в их квартале говорили с уважением. Страна больших возможностей. Разбогатеть там теперь можно покруче, чем в Америке.
Но девочка и подумать не могла, что на ее новой родине окажется настолько холодно. Никакие куртки не помогали, никакие перчатки. Как только местные дети могут хватать ледяной снег голыми руками? Ноги тоже постоянно промораживались – до такой степени, что пальцем не шевельнешь.
А больше всего девочка мерзла, когда бывала на льду.
В красивый зимний вид спорта под названием «фигурное катание» Изабель влюбилась с первого взгляда. Увидела как-то по телевизору соревнования – и застыла. Целый час просидела, словно приклеенная, а когда передача закончилась, выдохнула:
– Я тоже так хочу!
– Куда тебе на лед, птичка ты моя теплокровная? – ахнула ее няня, тетя Тамара.
– А почему нет? – решительно поддержал девочку папа. – Изабель гибкая, возраст подходящий. Заодно побыстрее привыкнет к нашим реалиям.
Но со спортом у маленькой кубинки не заладилось, хотя она готова была трудиться сколько угодно, чтобы скользить, порхать невесомой бабочкой в ярком платье и с немыслимо красивой прической.
И только в зале, уютном и теплом, где юные спортсменки занимались хореографией, у Изабель получалось неплохо. Но стоило оказаться на катке – лед ее будто сковывал. Всю. От головы до пяток. Самое обидное, мысли тоже вымораживались, до такой степени, что даже простейший перекидной прыжок, отработанный в зале до совершенства, она не могла сделать, падала.
Мама сердилась, называла неженкой. Няня понимала ее лучше, вздыхала: «Тяжело тебе, бабочке тропической, в нашей холодной России. И уж особенно – на катке». А папа, дядя Николай, он постоянно работал. Смешно сказать, на Кубе, где она была ничейной сироткой, и то больше общались, чем теперь, когда стали одной семьей. Или дело в том, что на Кубе папа был вольной птицей, а здесь, в России, за ним постоянно следил ледяной мамин взгляд?
Изабель чувствовала себя беспомощной и ужасно одинокой. Мало того, что оказалась в чужой, холодной стране и к маме с папой, пусть хорошим, пока не привыкла, так еще и новый язык – русский – ей не давался. Когда говорили медленно и раздельно – кое-как понимала. Но кто будет создавать для нее особые условия? Няня – та старалась «разжевывать», а детишки во дворе будто специально начинали тараторить, чтоб выключить чужачку из своих игр. А еще дразнили негритянкой, хотя в ней «черной» крови – всего четвертинка и глаза голубые.
Школьные науки тоже шли со скрипом. Только музыка с физкультурой – без проблем, а все остальное – сплошной кошмар.
Изабель часто плакала – незаметно, чтобы не расстраивать маму с папой. А иногда и за ужином роняла слезинку – если вдруг по телевизору показывали ее родную страну или хотя бы просто море.
– Ничего, милая, лето настанет – будет лучше, – утешала няня.
Как только зазеленели деревья, она стала водить воспитанницу на речку или к пруду в городской парк. Изабель, чтобы не обидеть женщину, вежливо восхищалась ивами, что склонялись прямо к воде, истерическим кваканьем лягушек. Но в глубине души была ужасно разочарована. Разве сравнить все эти жалкие лужи с бескрайним, мощным, безжалостным океаном!
– Скоро совсем потеплеет, можно будет купаться! – радостно пророчила няня.
Но Изабель видела на илистом, бр-р, дне самых настоящих пиявок. Ни за что в жизни она в такой водоем не полезет. Как говорили в их квартале: «Если видны берега, это уже не море».
И вообще, все здесь, в России, странное. Не родное.
Мама с папой, конечно, хорошие, не бьют, однако Изабель и в голову не приходило ночью, если вдруг приснился кошмар, прибежать за утешением к ним в спальню или пожаловаться родителям на злых детей во дворе, на обидные слова тренера по фигурному катанию, на то, что горло у нее болит почти каждое утро.
Куда спокойнее и проще притворяться, что всем довольна. Горло же она решила сама лечить, разводила с водой мед и каждый день полоскала. А мама даже ни разу не спросила, что она делает! Не до дочери ей. Ходит к косметологу, на танцы, на аэробику. А сейчас возле их дома открыли бассейн – записалась еще и туда.
Когда Изабель попросила ее тоже повести в секцию плавания, мама лишь поморщилась:
– О чем ты говоришь? Учебный год заканчивается. Новый набор только в конце августа будет.
Но в бассейн Изабель все же попала.
Как-то няня заболела, а у мамы в этот день была аквааэробика, вот и взяла дочку с собой. Провела мимо строгой тети на входе, усадила в холле на диван, дала куклу, раскраску, фломастеры и строго наказала никуда не отлучаться. А толстого дядю-охранника попросила, чтобы присматривал: «Она девочка сложная, по-русски плохо понимает».
Тот сначала старался: разговаривал с ней медленно, чтобы она все слова разбирала, дал конфету. А потом вдруг что-то случилось – машину, что ли, на парковке поцарапали. Началась суета, толстый охранник, контролерша, даже строгая тетя, что выдавала смешные целлофановые тапочки под названием «бахилы», разбежались. Девочка осталась в холле одна и, конечно, не удержалась. Вскочила с дивана, прижалась носом к стеклянной двери, за которой искрилась вода, а потом – словно в спину кто-то толкал! – проскользнула внутрь, в огромный зал, и застыла в восхищении.
1
Неблагополучный район в Гаване. (Здесь и далее прим. авторов.)