Страница 22 из 63
— Во, как фигуряет, — качнул головой Бравков. — Не иначе начальство какое-то.
У-2 подрулил к стоянке самолета. Летчик, не выключая мотора, спустился на землю и быстрым шагом направился к экипажу.
— Командующий! — узнал Когтев Мерцалова и побежал к нему.
Генерал не стал выслушивать доклад Когтева.
— Зови хлопцев сюда, командир.
Когтев махнул рукой, подзывая Заблоцкого и Бравкова.
— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался генерал с каждым за руку. — Я к вам прилетел, орлы мои, по очень важному и неотложному делу. Переправа, обнаруженная вами, имеет огромное значение. Немцы в ночь или утром пойдут на прорыв нашей обороны вдоль берега. Пехотная дивизия, которая сейчас обороняет подступы к нашему берегу, не в силах сдержать натиск врага. Мало людей, нет достаточного вооружения, не хватает боеприпасов. У бойцов и командования дивизии единственная надежда на вас. Понимаете?
Все согласно закивали головами.
— Выход один, товарищи, — переправа должна быть уничтожена. Поручаю это святое для Родины дело вам, орлы мои! Вы ближе всех других находитесь к линии фронта. Темнота наступит через два часа, вы же справитесь за час с небольшим. Посылаю вас, может быть, на смерть, но ваш подвиг не будет забыт никогда! Помните, переправа должна быть уничтожена, чего бы это ни стоило! В сопровождение даю вам три истребителя. Высота — не выше восьмисот метров. Приказываю и прошу переправу уничтожить!
— Все понятно, товарищ генерал, — козырнул Когтев.
— По-моему… А мне можно, товарищ генерал? — вызвался Бравков.
— Можно, старшина.
— Если переправа такая важная, то и охранять ее будут здорово. Трех истребителей мало, по-моему.
— Ты прав, старшина. Хорошо, вслед за вами я посылаю еще два. Желаю успеха, товарищи! Я надеюсь на вас! Истребители вас встретят, — сказал на прощание командующий.
— Заблоцкий, проверить подвеску бомб. Все проверить! — распорядился Когтев.
Проверили, надели парашюты, сели по местам. Когтев запустил моторы, погонял их на разных оборотах.
— Готовы? — спросил он.
— Как часы, — ответил Бравков.
Потом, уже на высоте восьмисот метров, он сказал:
— Командир, а генерал — голова мужик. Ведь это он специально посадил нас на этом аэродроме.
— Да. Похоже, о переправе он знал прежде нас, вот и посадил здесь — на всякий случай.
— Ура, братцы, наши догоняют.
— Сколько? — спросил Заблоцкий.
— Три. Вряд ли еще придут, — отозвался Бравков.
Самолет летел под самой кромкой рваных тонких облаков, дразнящих соблазном скрыться в них от вражеских взоров.
— Командир, поднимись чуть-чуть, и нас не будет видно, — предложил Заблоцкий.
— Прекратить разговоры, — оборвал его Когтев. — Ты слышал, что сказал генерал? Ты о чем думаешь? Предупреждаю, не попадешь бомбами, буду бомбить самолетом.
Километров за пятьдесят до Прута Бравков доложил:
— «Мессера»! Слева, сзади, выше нас. Кажется… Да, девять штук.
Когтев присвистнул.
— С почетом встречают.
— Ну, держись, Ванька, — начинается, — сказал сам себе Бравков.
Истребители врага всей девяткой ринулись на сопровождающих, и через считанные секунды два из них загорелись. У Бравкова защемило сердце от жалости к своим «ястребкам», от горькой обиды за них.
— Сейчас навалятся на нас, — проговорил Когтев.
Третий сопровождающий спикировал, скрывшись из вида над лесом. Одному ему оставаться было бессмысленным делом. Затем три «мессера» поднялись выше на случай перехвата помощи бомбардировщику, а остальные шесть встали в круг и один за другим принялись атаковать его. Пользуясь большой дальнобойностью своих пушек, истребители открывали огонь издалека. Из атаки выходили немедленно, как только замечали трассирующую нить Бравкова. И Бравкову приходилось подпускать их поближе, выжидать, когда кто-то из них пойдет на риск или зазевается.
— Как там у тебя, Иван? — спросил Когтев.
— Осторожничают, духу набирают.
Очередной атакующий показался справа от хвоста. Не переставая стрелять, он приближался. Бравков выпустил по нему очередь, поднял ствол пулемета вертикально, выпустил другую очередь в небо и затаился, — может, немец подумает, что стрелок убит. Немец перестал стрелять по кабине Бравкова. Он поднялся выше, нацелился на плоскость бомбардировщика. Этого и надо было Бравкову. Он навел пулемет и застрочил длинной очередью, вонзая ее в правую плоскость и кабину истребителя. Выпуская полосу черного дыма, тот в левом боевом развороте стал удаляться, показывая пикового туза на правом борту.
— Алеша! Один есть! Туза пикового завалил!
— Что, сбил?!
— Подожди, Алеша, тут другие хотят!
С левой стороны заходил другой истребитель. Бравков встретил его несколькими очередями.
Немцы не стали показываться на виду Бравкова. Они заходили строго с хвоста, прячась за килем бомбардировщика. Выше не поднимались.
— Горит левый мотор, — скупо сообщил Когтев.
Истребители сократили между собой дистанцию. Атаки следовали с минимальными разрывами. Бравкову казалось, что он слышит, как шипят снаряды, искрящиеся фосфором.
Летчика и штурмана защищали бронированные спинки их сидений. Бравкова ничто не прикрывало. Всем своим существом он отдался бою. Действия его опережали мысль. Им руководила какая-то неведомая сила. В ушах прозвучали, но не оставили следа слова Когтева о том, что горит второй мотор. Бравков чувствовал, ощущал вражеского истребителя хвостом самолета. Подчиняясь той неведомой силе, он ударил очередью по своему килю, разворотив в нем дыру. Бравков увидел в отверстие «мессер», но стрелять не стал, поджидая другого. Тот появился. Бравков ждал. И когда истребитель, увеличиваясь, закрыл своим носом отверстие, он ожесточенно застрочил из пулемета. Пропали летевшие снаряды истребителя, а сам он внезапно исчез, мелькнув хвостом. Мозг Бравкова не успел еще подготовить нужной информации, но он уже почувствовал, не понял, а почувствовал, что угроза в данную минуту миновала.
Немцы никак не могли сбить бомбардировщик, свалить его. Объятый пламенем обоих моторов, он упорно шел вперед — к переправе. Бравков давно уж не слышал голосов Когтева и Заблоцкого. Он ни разу не оглянулся назад, не знал, что комбинезон и гимнастерка его прогорели, не чувствовал, что спина его покрыта волдырями, а на затылке подгорели волосы. Кроме вражеских истребителей, он ничего не видел.
Ярость атак спала. Истребители носились вокруг горевшего самолета. Бравков не знал, что переправа уже разбита и что самолет доживает свои последние минуты.
Один из истребителей, будто решив посмотреть на экипаж бомбардировщика, не подающий признаков жизни, поравнялся с ним, чуть прилегая на левое крыло кабиной к Бравкову. Готовый к такой неосмотрительности фашиста, Бравков запустил в него очередь. Бил по кабине, по крылу, по хвосту. Длинная очередь оборвалась. Бравков сильнее нажал на спусковой крючок — пулемет молчал. Он перезарядил пулемет, дернул шток затвора на себя и, толкнув его на прежнее место, нажал на спуск — выстрела не было. Он метнулся к патронной коробке — она была пуста. Патроны кончились. Бравков оглянулся назад и отпрянул. Упругая жаркая волна огня пыхнула ему в лицо. Еще не зная, что и зачем он делает, Бравков кинулся к нижнему люку, служившему одновременно и гнездом для крупнокалиберного пулемета. Пулемет — он был закреплен в подвижной раме — надо было толчком от себя отправить в хвост самолета и застопорить там. От первого толчка пулемет, сделав дугу туда и обратно, снова занял свое место в гнезде. Только на третий раз Бравкову удалось застопорить пулемет в хвосте. Люк освобожден. Бравков нырнул в него вниз головой, но струя воздуха впихнула его обратно в кабину. Бравков отступил шаг назад, раскачался и опять бросился в люк, и опять оказался в кабине. Тогда он опустил голову в люк, вцепился руками в его края и что есть силы стал вытягивать тело из кабины. Его рвануло, обо что-то ударило головой и коленям. В тот же миг наступила разительная тишина. О своей безопасности Бравков еще не знал — у него были закрыты глаза. Ему показалось, что он зацепился за самолет и тот тянет его за собой. Потом сами собой открылись глаза. Небо! Неожиданно огромное синее небо и целый мир вокруг. А совсем рядом — стропы парашюта, купол над головой. Бравков не знал, не помнил, когда и как он дернул за спасательное кольцо…