Страница 9 из 35
За первым — второй, там — третий. Копятся помаленьку эти самые порицания. У курсантов детство играет, то после отбоя смех нападет на кого-нибудь, то перед завтраком французскую борьбу затеют, все постели перебуравят, да так и оставят, командира отделения с занятий вызывают: иди сам заправляй, если не следишь за подчиненными. Тяжелая работа командовать людьми.
А тут еще и вор завелся. Портсигары пропадают, ножички, деньги-мелочишка, носовые платки. Деньги, ножички, портсигары — туда-сюда, без них обойтись можно, но без носового платка обойдись. Зароптали. И что самое странное: в тумбочках вещи поценнее лежат — не шевелит. А носовые платки из карманов исчезают. Пришивать их, что ли? Герка английской булавкой приколол — ни платка, ни булавки.
Пытались ночами дежурить попеременно. До подъема не шелохнется никто, вещи пропадают. Все повыудил, ничего не осталось.
Выстроились на утренний осмотр, Вовка Шрамм у Кеши Игошина за ухом травинкой водит. Команда «смирно» — Веретенников внешним видом интересуется, Кеша хлоп да хлоп, муху ловит. Старшина — к ним на левый фланг.
— Что за игрушки в строю? Оба два шага вперед. Кру-гом!
У Кеши ничего, нормальный вид, на Вовке гимнастерка как балахон висит.
— П-па-чему не по форме? Где ваш ремень?
— Не знаю, на брюхе был.
— На брю-юхе. Деревня. Фамилия?
— Шрамм.
— Рубец ты, а не шрам. Демарев! На кухню пошлешь этих артистов.
И командир роты старший лейтенант Зябков вот он.
— В чем дело?
Объяснили, в чем.
— Зайдите оба ко мне после осмотра. Курсанты без ремней в строй становятся. Что это такое?
Демарев Игошину со Шраммом — наряд вне очереди, Веретенников — Демареву, Зябков — Веретенникову. Глядишь, и сформировался целый наряд. Внеочередной. На кухню. Веретенников дежурным, Демарев старшим рабочим и десяток помощников ему. На кухню, так на кухню. Котлы тоже надо кому-то мыть.
«Дослужился до старшего рабочего по кухне, слава богу. Так тебе и надо, не лезь на вышку. Рядовым курсантом я бы в круглых отличниках ходил, теперь круглым дураком оказался».
В шесть вечера заступили. Кухня — что твоя фабрика. Или комбинат. Подъемники электрические, подъемники пневматические, гидромеханический лифт. Да еще аварийная лестница винтом из подвала на второй этаж, в случае механизмы откажут.
Пол кафельный, плита с аэродром. А топок в ней, как в хорошей котельной. Мало того — помимо плиты котлы установлены с двойными стенками: пригаристые каши паром варить. Крутнул вентиль — и не заглядывай. Красота!
Роздал им Веретенников белые курточки, распределил обязанности: кому посуду мыть, кому котлы чистить, кому плиту топить.
— Пойдемте-ка, я вам хитрую работенку дам.
И подводит Вовку с Кешей к агрегату. Жернова, не жернова. Кожух на трех лапках, между лапками электромотор, сверху воронка, внизу лоток.
— Картофелечистка, — поясняет Веретенников, — марки «КВ».
— Это как расшифровать, товарищ старшина?
— «КВ»? Картофелечистка Веретенникова. Моей конструкции машина. Сюда засыпается полуфабрикат, — показал конструктор на воронку, — отсюда выходит… Что выходит, Шрамм?
— Шелуха, — козырнул Вовка.
— Сам шелуха. Готовая продукция.
— Техника на грани х-х-хвантастики, — зевнул на слове Кеша.
— Ты не зевай, слушай, больше объяснять не буду. Вот этот рычаг — регулятор фракции. Крупнее, мельче. Смотря, какая картошка. Усвоили?
Игошин скребнул затылок.
— Эт целый диплом надо иметь.
— Ничего, без диплома обойдетесь. Машина проста и удобна в эксплуатации. Вот этот тумблерочек чик — и готово. Успевай засыпать.
Веретенников давнул крохотный рычажок, агрегат дернулся и зарокотал. Шрамм испуганно отпрянул от него, выпучил глаза и перекрестился.
Игошин кричит:
— Карьеру сделали, товарищ старшина?!
Конструктор засмущался:
— Какую карьеру там?!
Кеша поднял рычажок кверху — стихло.
— Не какую, а какому. Я спрашиваю: кам… каменному карьеру сделали булыжник на щебенку дробить?
А Шрамм:
— Давайте, товарищ старшина, к вашей картофелечистке приклепаем два противня и улетим с этой кухни к ядреной бабушке.
Как предчувствовал ровно, что с ним несчастье стрясется. Скоротали ночь, откормили училище завтраком, обед приготовили. Снял дежурный врач пробу с борща — холодноватый показался. Шеф-повару:
— Подогреть.
Шеф-повар:
— Слушаюсь. Подзывает Шрамма:
— Ты истопник?
— Так точно: истопник двора его величества курсант Шрамм!
— Подогрей-ка, браток, эту емкость.
— Слушаюсь, шеф!
А топка с обратной стороны, кругом обходить далеко, ну и решил поверху напрямик перебежать. Спятился — прыг. И как раз возле самого котла, где голимый жир. Около котлов все кирпичи жиром пропитаны. Подскользнулся — шмяк на крышку. Крышка съюзила да впереверт. Хлопнуло, булькнуло — окатило истопника. Шары вылупил, зубы оскалил, на ушах, на плечах капуста клочьями, в волосенках пережаренный лук чернеет. Дежурный врач от смеха рукавом слезы вытирает. Тетка-повариха плюхнулась на мешок соли, тоже не то плачет, не то смеется.
Выловил Шрамм черпаком пилотку, выжал, надел, прихорашивается, капустку щелчками сбивает. И Веретенников тут.
— Это что за мокрая курица?
— Курсант Шрамм, товарищ старшина, чуть в котел не сыграл, — весело доложил Сергей.
— А вы куда смотрели? Вы куда, спрашиваю, смотрели? Ко-ман-дир. Отстраняю вас от обязанностей старшего по кухне.
— Ну и отстраняйте. И вообще отстраняйте. Не нужно мне ваше командирство.
Сергей содрал с себя белую курточку, швырнул ее Веретенникову и бежать.
Замполит батальона капитан Ширяев удивленно посмотрел на вошедшего:
— Демарев? А я только хотел посылать за тобой.
— Уже знаете? Позвонить успел.
— Кто позвонил? Ты почему родителям не пишешь?
— Вон вы о чем… А я никому не пишу.
— Напрасно. Папаша обижается.
— Ну и пусть. Снимайте меня с командиров.
— Что случилось?
— Не могу я командовать. Не умею.
— Ишь, ты… Не умею. Учись.
Ширяев подошел к Сергею, застегнул верхнюю пуговицу на вороте его гимнастерки, приподнял за подбородок голову.
— Ершик ты на медной проволочке. Сегодня же сядь и напиши родителям. Пора мужчиной становиться. И чтобы я тебя здесь больше не видел с такими заявлениями. Волю надо иметь.
13
Вскоре и вор нашелся. Сыграли «отбой», потушили большой свет. Спать бы да спать после десяти часов занятий, да еще два часа с этим Вовой Шраммом возился: в электротехнике ни бум-бум человек.
Напомогался — голова трещит, уснуть не может. И Кеша Игошин с боку на бок ворочается. Койки рядом, каждое движение передается.
— Тебе-то чего не спится, дергаешься?
— Да… Твердо.
— Принцесса на горошине. Ну-ка, что там у тебя?
Сунул Сергей руку ему под спину — предметы какие-то.
— Что здесь у тебя?
— Да-а, кустпром этот: портсигары да так, мура всякая.
— Постой, постой… Уж не твоя ли работа?
— Разве то работа? Вот на гражданке у меня была работа…
— А если я сейчас отделение подниму?
— Зачем хипишь делать? Сам все раздам. Не беспокойся, я тетрадь учета веду: что, у кого, когда. Ты вот полежи-ка на моем месте. А барахло мне это не нужно.
— Не нужно, а воруешь.
— Зараза. Жизни не рад. Сперва украл — есть хотелось. Второй раз в чужой карман сплавал — деньжонки понадобились. Втянулся. В армию выпросился, думал, у солдата красть нечего — отвыкну. Не могу.
— Что это, хроническая болезнь, что ли?
— Болезнь, болезнь. Обожди, как она называется… Хле… Хлебтомания, во!
— Почему хлеб-томания?
— Откуда я знаю. Наверно, когда еще нечего было воровать людям, хлеб воровали друг у друга. У тебя отец живой?
— Живой.
— Моего убили. Под Сольцами где-то, в Новгородской области.
Минуту помолчали.
— Так ты, Кеша, уж пожалуйста, раздай завтра же всем ребятам.