Ныряющие в темноту

Нэгл потер еще немного.

— Никакого имени, — сказал Нэгл. — Похоже, он мог принадлежать любому из них.

Надежды Чаттертона улетучились с борта «Искателя», испарившись в утреннем бризе.

— Ноль из трех, — сказал он. — Этот корабль — крутой сукин сын.

Он взял акваланг экстренной эвакуации и поместил его в свой кулер. «Стоит взять его домой, очистить и просушить, — сказал он, обращаясь к Юрге. — Кто знает, может быть, я увижу какие-то надписи, когда брезент полностью высохнет».

Паккер и Гатто поднялись по трапу с более оптимистичными новостями. Упавшая часть воздухозабора, перекрывшая вход в машинное отделение, во время межсезонья сдвинулась — подарок от зимних штормов. Внутри группа видела несколько инструментов и механических частей, на которых мог быть выгравирован номер субмарины. Еще одно погружение — и у них будет время, чтобы начать осмотр.

— Какую часть машинного отделения вы сумели увидеть? — спросил Колер.

— Немного, — ответил Паккер. — Было видно всего около десяти футов внутри. Там еще одно большое препятствие, которое загораживает дальнейший проход. Все еще невозможно проникнуть в электродвигательный отсек. Но, думаю, мы продвинулись достаточно далеко, чтобы найти что-то важное.

— Поздравляю, — сказал Чаттертон. — Думаю, у вас, парни, все получится.

Неспокойное море и резко ухудшающаяся видимость помешали завершить все следующие погружения. Когда Нэгл поднял якорь и деликатно разбудил двигатели судна, многие ныряльщики вслух мечтали о чудесных находках, которые Паккер и Гатто поднимут из машинного отделения, когда им предоставится очередная возможность. Сначала дискуссию возглавлял Чаттертон, вспоминая о сокровищах, которые он видел в таком же отсеке «U-505» в чикагском музее. Но вскоре после начала разговора Чаттертон стал молчаливым и все смотрел на свой кулер, представляя внутренность побитого временем акваланга экстренной эвакуации. Он думал о том, существует ли порядок внутри этого изломанного предмета, он думал об этой субмарине, в которой все было не так, как представлялось.

Чаттертон вернулся домой после экспедиции в День Поминовения около полуночи. Он спокойно распаковал снаряжение, стараясь не разбудить жену. Когда остался только кулер, он выудил оттуда акваланг экстренной эвакуации и пошел в гараж. Полки со всех сторон ломились от трофеев, поднятых с затонувших судов, превратив гараж в музей его подводных приключений. Он нашел место для потрепанного акваланга рядом с многолетним «урожаем» сервизных тарелок, столового серебра и фарфора с борта «Андреа Дориа». Он полагал, что потребуется несколько дней, чтобы его трофей полностью просох. Дома Чаттертон умыл лицо и подумал: «Паккер и Гатто будут теми, кто найдет доказательство принадлежности субмарины».

Несколько дней спустя Чаттертон отправился в гараж, чтобы проверить акваланг экстренной эвакуации. Когда он открыл двери, его взору представилось жуткое зрелище: разбитый фарфор был разбросан по всему полу, осколки стекла врезались шрапнелью в стены и потолок, толстая деревянная полка частично лежала на полу, частично свисала со стены. «Кто-то взорвал мой гараж, — произнес Чаттертон вслух. — Кто-то пришел сюда с бомбой».

Все еще ничего не понимая, он нашел метлу и стал подметать. Практически ничего из выставленного на полках не уцелело. Он продолжал мести. Среди мусора он увидел блестящий серебристый металлический предмет — это был кислородный баллон акваланга эвакуации, но он больше не был цилиндрическим и запаянным, теперь он был плоским, как вскрытый и выдавленный тюбик зубной пасты. «Проклятье, — подумал Чаттертон. — Взорвался кислородный баллон. Эта штука была действующей. Акваланг эвакуации поднял на воздух мой гараж».

Чаттертон внимательнее осмотрел расплющенный цилиндр. Взрыв сорвал с него полувековое наслоение — то, что нельзя было удалить обычным стиранием. Чаттертон поднес баллон ближе к глазам. На расплющенном металле была отпечатана надпись: 15.4.44.

Чаттертон тут же сообразил, что означает эта надпись, и побежал в дом, чтобы позвонить Колеру.

— Ричи, дружище, кислородный баллон взорвал мне гараж, — сказал он.

— Что?

— Акваланг для экстренной эвакуации. Помнишь кислородный баллон? Он был все еще заряжен. Я оставил его просохнуть в гараже. Наверное, он взорвался из-за коррозии. Все мои вещи с «Дориа», которые были в гараже, уничтожены. Мой гараж напоминает зону боевых действий. Но взрыв дал нам ключ, на баллоне есть дата: пятнадцать-точка-четыре-точка-сорок-четыре — по-европейски это означает 15 апреля 1944 года. Это дата гидростатического испытания, дата, когда баллон проверили и сертифицировали как годный.

— Это значит, что лодка вышла в море после 15 апреля 1944 года, — сказал Колер.

— Точно.

— Я мигом к тебе.

Чаттертон вернулся в гараж. Он взял метлу, но мести не мог. Только теперь до него дошло, как ему повезло с этим спасательным аквалангом. Он держал его целый час в сумке, проходя декомпрессию, вплотную рассматривал его на борту «Искателя», держал его вблизи бензобака своего грузового пикапа, двигал его по гаражным полкам. Пока он ждал Колера, его сознание полностью занимали две мысли. Во-первых, становилось очевидно, что их затонувшая лодка — это «U-857», которая вышла в поход в феврале 1945 года. И во-вторых, ныряльщики, по всей видимости, подошли к разгадке тайны слишком близко, и, как бы безумно это ни звучало, возможно, погибшие подводники начали защищаться.

Через несколько часов после взрыва в гараже Чаттертон позвонил майору Грегори Вайденфелду, историку Гражданского воздушного патруля, который упорно доказывал, что два обычных гражданина на частном самолете потопили немецкую подлодку в районе Нью-Джерси в 1942 году.

— Послушай, Грег, — сказал Чаттертон. — Мы нашли дату гидростатических испытаний спасательного акваланга, которая доказывает, что потопленная субмарина оказалась в этом месте в период после 15 апреля 1944 года. Это исключает вероятность того, что это была ваша подлодка. Мне жаль.

Некоторое время Чаттертону казалось, что он слышит, как Вайденфелд пытается взять себя в руки. Он не помнил никого, кто с таким пылом защищал воспоминания людей, обойденных почестями.

— Спасибо, Джон, — произнес Вайденфелд. — Это значит, что там есть еще одна субмарина, которую вам предстоит найти.

Через несколько дней Чаттертон получил известие о том, что его друг, ветеран подводной войны, Карл-Фридрих Мертен скончался в возрасте восьмидесяти семи лет. Известие не было неожиданным, поскольку Мертен болел последнее время. И Чаттертон знал, что с уходом из жизни Мертена, а также после прощания с Вайденфелдом закрылась одна из страниц в исследованиях ныряльщиков. В течение года Чаттертон, Колер и Юрга считали «U-157» (благодаря информации от Гражданского воздушного патруля) и «U-857» (благодаря сведениям Мертена о его соратнике Вайнгертнере) наиболее вероятными решениями разгадки. Они полностью свыклись с этими версиями и считали этих людей друзьями.

Погода и другие фрахты не позволили «Искателю» вернуться к «U-Who» до 31 июля. Поэтому ныряльщики едва могли усидеть на месте после того, как судно через два месяца после первой в этом сезоне экспедиции наконец вышло в направлении затонувшей подлодки. Это будет поход, когда Паккер и Гатто начнут поднимать трофеи из дизельного отсека.

На следующее утро Чаттертон и Колер нырнули и направились в сторону носовых отсеков субмарины — места, где, как они все еще полагали, можно найти предметы, идентифицирующие затонувшую подлодку. Как и раньше, Чаттертон внимательно рассматривал место, наполненное обломками. В жилом отсеке командира на самом видном месте он увидел бинокль. «Я был тут много раз, но никакого бинокля не было, — думал Чаттертон. — Я никак не мог его пропустить». Чаттертон поднял бинокль и поднес его к маске. Оптика частично отсутствовала, и большая часть прибора была покрыта морской растительностью. Если бинокль принадлежал командиру, возможно, под слоем налета было его имя. Последующие поиски Чаттертона многого не принесли. Все это время он думал о том, как символично было найти бинокль во время спуска, посвященного созерцанию.