Ныряющие в темноту

— На лодке есть останки людей? — спросил один из них.

— Мы еще не знаем, — сказал Колер.

— Я хочу купить нацистский череп.

— Я этим не торгую.

— Я дам вам за череп две тысячи долларов.

— Я уже сказал, я этим не занимаюсь.

— Какого черта? Что значит — не занимаетесь? Мы победили! Ты что, любишь нацистов?

Как выяснил Колер, так называемые коллекционеры сердятся быстро, но он научился класть трубку еще быстрее.

Но не все звонки и письма поступали Чаттертону от членов семей, фанатиков или секретных агентов. Вскоре ему пришло письмо из немецкого посольства в Вашингтоне, округ Колумбия. Его написал Дитер Леонхард, капитан немецких ВМС. Письмо начиналось с сердечных слов, с признания открытия Чаттертона и предложения помощи в исследовании затонувшего боевого корабля. Тем не менее в самом низу страницы Леонхард четко обозначил позицию Германии:

«Федеративная Республика Германия сохраняет за собой право собственности на немецкие подводные лодки, независимо от того, находятся они в пределах национальных территориальных вод или нет. Потопленные немецкие боевые корабли принципиально считаются надгробиями над могилами моряков. Следовательно, погружения и обследования останков не разрешены без согласия на то со стороны германского правительства, в каковом согласии до сегодняшнего дня было отказано в каждом конкретном случае. Чтобы сохранить за останками статус надгробия, ФРГ запрещает любое проникновение внутрь своей субмарины времен Второй мировой войны и будет добиваться этого всеми юридическими средствами».

Чаттертон позвонил в канцелярию посольства, и его звонок перевели на Леонхарда. Чаттертон сказал ему, что получил письмо и будет благодарен за помощь в документах и исследованиях. Леонхард ответил, что будет счастлив помочь. Тогда Чаттертон выпалил свой главный вопрос: «Вам известно происхождение затонувшей субмарины?»

Леонхард сообщил, что его правительство часто полагалось в этом смысле на человека по имени Хорст Бредов, который содержит архив подводного флота в Куксхафен-Альтенбрухе, как на источник подобной информации. Он предоставил Чаттертону адрес и телефон. Затем Леонхард повторил то, что было заявлено в письме: германское правительство запрещает погружения к потопленной субмарине.

— К какой конкретно субмарине? — спросил Чаттертон.

— К той, что вы нашли.

— Да, но каково было конкретное задание этой подлодки?

— Не знаю.

— А ее точные координаты? — продолжал Чаттертон.

— Этого я тоже не знаю.

— Буду с вами честен, — сказал Чаттертон. — Я хочу быть почтительным. Но вы не знаете, что это за останки, следовательно, не можете заявлять на них права. Моя задача — идентифицировать затонувшую субмарину, нанести имя на памятник. И я буду нырять к ней, пока этого не добьюсь.

— Вы осознаете нашу позицию, мистер Чаттертон. Мы не желаем, чтобы ныряльщики погружались к этой субмарине и тревожили человеческие останки, которые могут быть на борту, и таким образом оскверняли могилу, — сказал Леонхард. — Мы не можем этого позволить и не позволим.

— Я это осознаю и не допущу, чтобы такое произошло, — ответил Чаттертон. — Моим приоритетом будет бережность и уважение. Даю вам слово.

Теперь Чаттертон понимал, в какой ситуации оказался Леонхард: он не мог дать ныряльщику официальное разрешение на обследование братской могилы. Тем не менее Чаттертон чувствовал, что Леонхард (который на протяжении всей беседы говорил ровным и дружелюбным тоном) не станет чинить ему официальные препятствия, если ныряльщик отнесется к останкам с должным уважением. Собеседники поблагодарили друг друга за уделенное время и положили трубки.

Примерно через неделю после появления первой статьи о субмарине у Чаттертона появилось несколько обнадеживающих нитей. Одна из них вела к Гарри Куперу, основателю и президенту «Шаркхантерз Интернэшнл», организации с тысячами участников, которая базировалась во Флориде и, как гласил устав организации, «имела целью сохранение истории „У-Ботваффе“» (немецкого подводного флота). Чаттертон был знаком с ее бюллетенями, перегруженными информацией и восклицательными знаками. В этих публикациях кустарного вида были интервью, интриги, исторические очерки, редакционные статьи, критика и даже время от времени тематические рекламные объявления. Несмотря на разбросанный характер этих рассылок, в состав «Шаркхантерз» входили американские ученые, бывшие командиры и члены экипажей немецких подлодок, профессора, ветераны ВМС США и другие эксперты. Купер пытался убедить Чаттертона присоединиться к «Шаркхантерз», утверждая, что организация обладает тесными и широкими контактами, которые, как он полагал, помогут раскрыть тайну. Купер задавал вопросы, которые до него никто не задавал: «На вашем затонувшем судне были навесные топливные баки? На корме вашего затонувшего судна было два торпедных аппарата или один?» «Ответ может быть составлен в ходе погружения, — объяснял Купер, — и это способно многое раскрыть о том, что касается типа субмарины и возможного года спуска ее на воду». Чаттертон решил обследовать останки судна с целью получения этой информации в ходе очередного погружения, а затем сообщить о результатах Куперу.

Однажды утром Чаттертону позвонил человек, который утверждал, что в 1942 году он якобы потопил немецкую подлодку с борта дирижабля. Месяцем раньше такое утверждение показалось бы Чаттертону откровением еще одного лунатика. Однако в ходе своих исследований Чаттертон узнал, что дирижабли были серьезной силой, заставлявшей немецкие подлодки держаться под водой. Они же сопровождали суда вдоль Восточного побережья. Он узнал также, что в какой-то период Второй мировой войны более полутора тысяч пилотов управляли дирижаблями, намного превосходившими по размеру современные рекламные прототипы. Он также узнал о том, что дирижабли были оснащены сложной противолодочной техникой, и даже был случай, когда дирижабль вступил в бой со всплывшей подлодкой, и в результате поединка субмарина была повреждена, а дирижабль упал. Поэтому Чаттертон выслушал этого человека.

— Я старик, и у меня не очень хорошая память, — говорил тот. — Я не помню всех подробностей. Но я точно знаю, что потопил немецкую подлодку с дирижабля.

— Рассказывайте дальше, сэр, я слушаю. Я действительно благодарен вам за звонок.

— Хорошо. Мы тогда базировались в Лейкхерсте, штат Нью-Джерси. Я атаковал немецкую лодку недалеко от того места и потопил ее глубинной бомбой. Простите, но это все, что я помню. Надеюсь, это поможет.

Чаттертон записал рассказ ветерана в блокноте и пометил для себя, что надо изучить любые отчеты, которые его человек из Центрального архива ВМС сможет достать для него и которые будут касаться обстрела немецких подводных лодок с дирижаблей в районе гибели обнаруженной лодки.

На следующее утро Чаттертон отправился в Эрл, на базу вооружений ВМС в графстве Монмаут, Нью-Джерси, где показал видеозапись затонувшей лодки экспертам по вооружению, боеприпасам и подрывному делу. Они смотрели пленку снова и снова. Они говорили между собой, используя специальные термины. Они пришли к согласию: повреждение боевой рубки субмарины, по всей видимости, произошло в результате взрыва, а не столкновения;

форма и направление разлома поврежденного металла указывает на то, что взрыв произошел снаружи подлодки;

повреждение было вызвано силой, намного превосходящей мощность заряда глубинной бомбы — оружия, которое союзные войска часто применяли против немецких субмарин.

Чаттертон все тщательно записывал. Он попросил экспертов, если их не затруднит, сформулировать версию о том, что же все-таки могло стать причиной такой ужасной пробоины.

«Мы не можем сказать с уверенностью, — ответил один из них. — Но предположительно лодка была поражена прямым попаданием торпеды».

Прямое попадание торпеды? По дороге домой Чаттертон сотни раз прокручивал в мозгу эту версию. Кто мог выпустить эту торпеду? История об американской подлодке, потопившей немецкую, попала бы в учебники истории, но чтобы нечто подобное произошло в районе места кораблекрушения, нигде не сообщалось. Одно было ясно: идея о том, что субмарина волочилась сюда из другого района с таким повреждением, как полагал Нэгл и допускали другие ныряльщики, казалась невероятной. По мнению Чаттертона, что бы там ни подорвало субмарину, все это произошло именно в том месте океана, где ее нашли ныряльщики.