Страница 12 из 14
– А где ты хочешь зажечь… ну, эти свечи… и это… ну, благовония? – спросил я минуту спустя. – В «Водных процедурах»?
Единственные ванны, которые я видел, стояли именно там, в кабинете «Водные процедуры» рядом с «Перевязочной», что в конце коридора. Бело-синий кафель, три чугунных ёмкости, отделённые непрозрачными пластиковыми ширмами. Чуть дальше – душевые кабинки. «С 8:30 до 9:30 – женщины. С 10:00 до 11:00 – мужчины» вспомнил я расписание на дверях кабинета.
– Нет! – она улыбнулась. – Конечно, нет.
– Где же… В «Хирургии»?
– Вообще не здесь. Не в больнице… Понимаешь?
Я молча смотрел на неё.
– Это вполне реально. Достать тебе одежду – и…
Она вдруг села и посмотрела прямо в глаза:
– Слушай…
– Прямо сейчас? – сердце на секунду замерло.
– Нет, но очень скоро.
* * *
– Что?!
Юра смотрел на меня, как на инопланетянина.
Я повторил.
– А что тут такого? – подал голос Ярик. – Дро – парень, можно сказать, интересный. Бабам такие нравятся.
Я промолчал. Юра тоже: поджав губы и нахмурившись, он стучал по клавиатуре, что-то выискивая в недрах компьютера.
– Что ты паришь мозги пацану? – Ярик достал сигарету и щёлкнул зажигалкой. – Ты дашь ему одежду или нет?
Юра строго посмотрел на меня, потом на Ярика.
– Я не парю мозги. Я веду наблюдения за объектом, потерявшим память. У меня тут дневник в «компе». Я спецом прогу написал под него… Сколько весит, что ест, когда срёт, наконец…
– Да? – Ярик изобразил на лице восторженный интерес. – А образцы кала есть?
– И вот, – не обращая на него внимания, продолжил Юра, – объект тут занимается сексом, происходит незапланированный выброс семени, а у меня ничего не отмечено.
– Как ты это назвал? Выброс семени?
Юра посмотрел совсем уж свирепо. Но на Ярика, похоже, это не действовало:
– И кто тебя уполномочил называть Дро объектом, ковыряться в его говне и вообще вести какие-то наблюдения, а? Шизоид?
– Я в говне не ковыряюсь, – пробурчал Юра.
– Неважно. Мужик хочет поиметь свою подругу в нормальных, человеческих условиях. Ему нужна одежда. Он пришёл к тебе. Ты ж ему вроде как мама, или нет?
Юра промолчал. Я на протяжении всего разговора не издал ни звука. Ярик продолжал:
– Так вот. Я ему тоже вроде как семья… И если мама у нас злая, то папа сегодня добрый. И сделает сынуле подарок. Понял? Может, у чела любовь и всё такое… А ты встаёшь на пути его счастия… – Ярик затянулся, выпустил клуб дыма и с удовольствием произнёс. – Фу ты отвратительный! Молофья, вафлист и защекан!
– А если заметят, что его нет? – подал наконец голос Юра.
– Во, мля! Кому он нужен?
Помолчали. Я уже стал жалеть, что начал этот разговор.
– Главное, чтобы он вернулся до утреннего обхода.
– Ну что он, совсем тупой? – Ярик посмотрел на меня. – И Алёна эта, наверное, понимает, что Дро нужно вернуть в срок. Если только не решила сделать его своим рабом, ха-ха. Прикует его к батарее и заставит сниматься в порно.
– Ладно! – сказал наконец Юра. – Когда ты там собираешься понежиться в ароматической ванне и предаться греху при свечах?
* * *
– Ш-ш-ш! – Алёна приложила палец к губам, глянула за угол и, открыв дверь с надписью «Прачечная», шепнула, – быстрее!
Полутёмное помещение, заставленное огромными стиральными машинами, мешками с порошком, пропахшее дикой смесью чистого и ещё не стираного белья. Алёна закрывает дверь и пару секунд смотрит в замочную скважину.
– Пошли! – она ведёт меня за руку, ловко огибая препятствия, возникающие на пути. Ещё одна дверь щёлкает замком, открываясь: в руке моей спутницы небольшая связка ключей с металлической биркой. Каким способом Алёна смогла их раздобыть, мне известно: стащила у сестры-хозяйки.
Коридорчик. Тусклая лампочка под потолком. Из-за двери ощутимо тянет холодком. Там – те безбрежные белые пространства, которые я видел из окна. Там – космос.
– Застегнись, – Алёна надевает шапку, затягивает пояс на куртке. Я неловко орудую молнией на пуховике: одежда моя – это сборный комплект, собранный Юрой и Яриком. Свитер, джинсы, ботинки, тёплое белье. Алёна помогает мне справиться с застёжками, странно поблескивая глазами. Пошли…
Двери, скрипя, отворились, впуская клуб пара. Я глубоко втягиваю обжигающий морозный воздух, отчего слегка кружится голова, – незнакомое пьянящее состояние. Мы быстро идём, скрипя снегом, к недалеко стоящему автомобилю с оранжевым маячком на крыше: такси. Алёна вызвала его по телефону. В верхней одежде она совсем не похожа на медсестру, которую я знаю, и выглядит чужой.
Всё происходящее действует на меня странно, я не могу сосредоточиться на чём-то одном: ходьбе, чёрном бездонном небе. На оставшемся за спиной здании, морозе, щипающем щёки.
Более-менее прихожу в себя на заднем сидении автомобиля. Стремительно приближаясь к городу, такси по дуге огибает больничный комплекс, и я вдруг понимаю, что впервые вижу свой мир со стороны.
Гигантский многоэтажный куб с редко горящими в этот поздний час окнами, разбросанными по всей поверхности. Впечатляет. И я несколько раз оборачиваюсь бросить взгляд через заднее стекло. Чем дальше мы удаляемся, тем величественнее выглядит этот огромный северный медпункт.
В Тихий въезжаем неожиданно: множество огней, каких-то мигающих надписей. Я ошеломлённо смотрю на редких прохожих, встречные автомобили. Наконец машина тормозит у бело-голубой девятиэтажки. Подъезд. Пока ждём лифт, стоим и смотрим друг другу в глаза. Напряжение потихоньку спадает. Словно оттаивая, медленно проявляется улыбка на её лице. И я улыбаюсь в ответ.
Тёплая вода с ароматическими солями оказалась чем-то абсолютно не похожим на всё, что я знал раньше. Странный, но приятный запах от дымящихся по всей квартире палочек – благовония. Колеблющийся свет от множества свечей, когда Алёна проходит мимо, огоньки начинают слегка подрагивать.
Впервые увидел женщину без одежды: её кожа словно светится изнутри белым, матовым светом. И каким-то (…) далёким (… щ-щ) проблеском (щ-щ) проносится мысль (ЩЕЛК) : когда-то, в позапрошлой жизни, я нечто подобное видел. Наверное, именно поэтому я понимаю (?), что Алёна хороша: аккуратная грудь, стройные ноги, хрупкие плечи с выступающими косточками ключиц. Хороша… Она делает шаг и переступает борт ванны…
Музыка. Совсем не та, которую ловят своими радиоприёмниками пациенты в палатах больницы: нет рефлекторного щебетанья ди-джеев и рекламных объявлений. Барабаны плетут вязкий узор, незримые голоса и инструменты… абсолютно не представляю, как могут выглядеть предметы, издающие эти нереальные звуки.
Мы лежим в кровати, застеленной белейшими, пахнущими Алёной простынями. Я вдыхаю её запах. Он повсюду: спрятался в складки мятого одеяла, впитался в подушку. Он в её волосах, разбросанных по моей груди…
Всё было так, как хотела она. И закончилось, видимо, так, как ей хотелось. Потому что сейчас её голова покоится на моём животе. И я вижу: она улыбается.
– Что это за музыка? – спросил я, хотя говорить не очень хотелось.
– А как ты думаешь?
– Я не знаю. Она такая… – я остановился, подбирая слова.
– Какая?
– Потусторонняя…
Она подняла голову и, положив подбородок на мою грудь, посмотрела в глаза:
– Верно. Поэтому она мне нравится. Как будто спускаешься по ступенькам, которые ведут вниз, в тёмную глубину…
– А кто поёт?
– Так… Одна шведка. Это мёртвый язык: народа, который на нём разговаривал, уже пару тысяч лет не существует.
Она провела рукой по моему животу и вдруг, сделав неуловимое движение, оказалась сверху.
– Я сама, – сказала она, слегка приподняв бёдра и выбирая нужный угол. – Сама…
Спустя полчаса я ненадолго остался в комнате один. Алёна шумит водой, принимая душ, потом гремит посудой на кухне, распространяя по квартире аромат каких-то пряностей.
Я останавливаюсь у окна: в небе странно перемещающиеся разноцветные облака. Это северное сияние, на которое я уже достаточно насмотрелся во время бессонных дежурств. Поэтому атмосферное мигание надолго удержать моё внимание не может, и я отправляюсь в путешествие по двухкомнатному мирку Алёны. Свечи, расставленные хозяйкой по всей квартире, уже наполовину оплавились, но в их неровном свете всё можно рассмотреть. В спальне, кроме кровати, один вместительный комод и небольшой столик с зеркалом, заставленный флаконами и тюбиками. Я взял наугад один. «Косметика», – мелькнуло в голове. Ещё один флакон – лак для ногтей, а это помада… Я рассматривал все эти чудесные женские вещички с интересом: были они мне незнакомы, но словно в полусне я угадывал их предназначение. Один из футляров, продолговатый и похожий на свечку, узнаваемо лёг в ладонь. Я слегка потянул за колпачок, и половинки разошлись. – Хм… Понятное дело – это же градусник. Самый обычный градусник, который медсёстры таскают с собой в нагрудных карманах рядом с карандашом и при удобном случае меряют пациентам температуру.