Древолюция

Еще Вожакова беспокоило отношение к деревьям детей. Не только Танюшка, но и остальные детишки Дымова любили собираться около дендроида и играть рядом с ним, игнорируя игровую площадку с лесенками и качелями. Они бегали вокруг мутанта, прыгали по его корням, висели на ветках. Вопреки опасениям, дендроид никак не реагировал на детей и совершенно не двигался. Находившиеся там родители отмечали, что дети стали лучше спать, и даже лучше себя вести, но, скорее всего, это было следствием игр на свежем воздухе и просто взрослением. Сами дети не давали вразумительного ответа. Они объясняли, что им там «просто хорошо», что играть с «живым деревом» интересней, чем с обычным. Но, в чем этот интерес, не объясняли, или объяснить не могли. Кстати, привезенная Поборцевым Инна тоже часто бывала там. Девушка легко нашла общий язык со всеми детьми, часто играла с ними. Наблюдавший за ней Вожаков не видел в этом ничего удивительного: слабоумная девушка в своем развитии и сама напоминала большого ребенка. Его тревожило другое: вслед за ней и дети стали обнимать дендроида, и бывало, стояли так несколько минут. Николаю это не нравилось, но остальные родители не видели в этом ничего плохого и последствий этих «объятий» не замечали.

Странно, но каким‑то образом дети умудрялись точно предсказывать погоду в ближайшие часы. Случаи, когда ребята уверяли пап и мам, что дождя или снега не будет, несмотря на обилие грозных туч — и так и случалось — были уже не редкостью. Поначалу взрослые с улыбкой выслушивали «прогнозы», понимая, что ребятишки просто хотят подольше поиграть, но потом убедились, что ни один прогноз не стал ошибочным. Родители расспрашивали детей о том, откуда они это знают, но объясняющего все ответа не получали. Одни говорили, что угадывают по шелесту листьев: если дерево сильно шумит, значит, скоро дождь. Другие, и в том числе Танюшка, «просто знали», и это «просто» выводило прагматичного Вожакова из себя. К сожалению, он не мог даже в качестве эксперимента просидеть у дендроида целый день, и возможно, тоже почувствовать нечто… Но и Надя, после того случая не отпускавшая Танюшку от себя, и молодые мамы, проводившие вместе с детьми много времени, не чувствовали ничего особенного. Совсем ничего. Младше Танюшки в Дымове был только один ребенок, которому недавно исполнился год. Почти с самого рождения мальчик часто плакал и не спал ночами. Как‑то раз молодая мама побывала с ним у дерева — и ребенок быстро успокоился. С тех пор она гуляла с ним только там.

Но, конечно, больше всего он беспокоился о Танюшке. Николай понимал, что она растет, меняется, дочка узнает что‑то новое, учится, но иногда ее высказывания поражали.

Как‑то раз Вожаков вместе с лесником отправился на охоту. Им удалось подстрелить кабана. Вдвоем они насилу приволокли тушу зверя в город, чтобы порадовать дымовцев свежим мясом. Но радовались только взрослые. Дети объявили дружный бойкот мясу, и никто не съел ни кусочка. А Танюшка и вовсе разошлась:

— Ты зачем это сделал? — совсем по–взрослому спросила Танюшка. — Зачем его убил?

Николай растерялся. Дочка стояла перед ним и смотрела совсем не по–детски, напряженно и пронзительно.

— Нам всем кушать нужно. Мясо полезное, оно силы дает…

— Ничего оно не дает! — заявила девочка. — Если надо силы, я у дерева попрошу! Зачем ты его застрелил?

Он ответить не смог, изумленный странной фразой. Что значит: у дерева попрошу?

— Папочка, я буду каждый день манную кашу есть, ты только больше не стреляй! — попросила дочка. Танюшка не любила манку, часто появлявшуюся у них на столе, и Николай удивился такому странному компромиссу. Конечно, стать вегетарианцами в их положении гораздо выгодней и удобней, но все же такая просьба удивила его. А однажды Надя рассказала, как читала дочке книжку про Красную Шапочку, и после окончания сказки Танюшка сказала:

— Красная Шапочка плохая и жадная! И охотники плохие!

— Почему? — удивилась мама.

— Она бы дала волку пирожков, он бы и бабушку есть не стал. А охотники злые, они убивают!

— Но волк не хотел пирожков, он хотел съесть людей. Это был злой волк, и охотники правильно его убили!

— Нет, не правильно! Волк на них не нападал! Если бы я там была, он бы не ел людей, он бы меня послушал! — с серьезным видом заявила Танюшка.

Николай с женой посмеялись и забыли об этом. Но случай заставил отнестись к словам девочки совсем по–иному. Это произошло, когда ни Вожакова, ни лесника в городе не было, и Николаю рассказал об этом Влад:

— Я, значит, слышу: крик такой поднялся с площади! Ну, там, где бабы с детьми гуляют. Я ружье схватил — и туда! Бегу, значит, и вижу: не то что‑то на площадке. Не пойму, что. Потом вижу: волк рядом с ними! Его и раньше здесь видели, но он окраинами ходил, а теперь прямо сюда! Тетки орут, как оглашенные, а волк все ближе подходит. Издалека я стрелять не мог: вдруг в кого попаду — у меня ж картечь в стволе! Я ближе бегу, и тут понял: бабы орут, а дети молчат! Можешь себе представить, Коля? Бабы орут — а дети молчат! И спокойно на волка глядят. Мне аж не по себе стало. Ну, я подбежал быстро, смотрю: волчара нехилый, здоровый такой, идет себе спокойно. Прямо к площадке. Блин! Я, значит, ружье поднимаю, до него метров десять было — не промахнулся бы — а твоя Танька как схватит меня и ну кричать: не стреляй, да, не стреляй!

— И что? — спросил Вожаков. — Не попал?

— Да если б только она одна! Все гурьбой на меня полезли! — развел руками Влад. — Я и не стрельнул.

— Ты, что, с детьми не мог справиться? — зло сказал Николай. — А если б он схватил кого‑нибудь? Как бы ты потом стрелял?

— Да не трогал он никого! Подошел и встал. И смотрит. Чудеса, блин! А твоя Танька к нему подойти хотела. Ну, я ее не пустил, говорю: куда ты, ошалела, что ли?

— Ну, хоть здесь сообразил! Дальше что? — Николай одернул себя, снизив звук на полтона. Не стоит орать, когда все закончилось мирно. Никто не пострадал, так чего гоношиться, подумал он.

— А потом они мне и говорят: это мы его позвали, дай ему покушать. Как, а?! — Влад изумленно размахивал сигаретой, стряхивая пепел в пустую консервную банку на подоконнике.

— Кто сказал?

— Да Танька твоя, и еще один пацан. Я там чуть в сугроб не сел! Потом говорю: раз позвали, так теперь скажите, чтобы в лес уходил, нечего ему тут делать, а то щас пристрелю! А твоя рукой махнула — и он обратно в лес! Прикинь? Блин, чудеса! — Влад покачал головой.

Весь вечер Танюшка простояла в углу. Несмотря на просьбы жены, Николай был непреклонен.

— За что ты ее поставил? — не понимала Надя. — Ну, за что?

— Она знает, за что! — сердился Николай. — Чтобы больше этого не было, поняла! Черт знает что происходит! Сначала с деревьями играет, потом с волками! Дома будешь сидеть!

Напуганная криками отца, Танюшка тихо плакала.

— А если еще раз волк явится — пристрелю! — пообещал Вожаков.

— Не надо–о! — в голос заревела Танька, и Николай смягчился. Что плохого в том, что она зверей жалеет?

— Ладно, не плачь. Не буду стрелять. Пусть только он не приходит.

— Я ему скажу–у, — заикаясь от плача, промолвила дочка. Николай звучно выдохнул:

— Твою мать…

Однажды одна из женщин обварила руку. Боль была страшной, даже мужчины с содроганием смотрели на раздувшееся, покрытое жуткими волдырями предплечье. Женщина громко кричала, имевшееся у дымовцев обезболивающее не помогало. Врач–терапевт, поглядев на руку, покачала головой и, отозвав Вожакова в сторону, сказала:

— Я не знаю, что ей поможет. Наверно, только ампутация. Но я, наверно, не смогу, я же не хирург…

И тогда появилась Инна. Девушка заставила раненую встать с постели и повела к дендроиду. Женщина плакала, упиралась, но Инна была настойчива. Когда туда прибежал Николай, она попросила помочь. Он кивнул, подумав, что согласен отвести ее куда угодно, лишь бы не ампутировать руку. Вместе с любопытными горожанами они подвели пострадавшую к мутанту.

— Обними его, — сказала Инна. — Хорошо обними, как маму. Оно поможет.