Страница 5 из 9
– Кажется, медвежонок скулит. Что-то с ним случилось. Может, и медведица где-то близко…
И еще больше мы заозирались. А не вернуться ли? Но какая-то сила двигала нас дальше.
В густых мелочах подлеска заметалось шевеление, и на открытое место большим клубком выкатился медвежонок. Услышав или увидев нас, он кинулся за корягу, но тут же отлетел назад, в осинничек, будто кто его туда пнул.
– Он в петле! – с каким-то облегчением выкрикнул охотник.
И все увидели вышарканный до блеска о траву и деревца трос с карандаш толщиной.
– Браконьер на медведя ставил, а попал лончашок[7], – все пояснял охотник. – Надо выручать малыша. – Он снял с себя куртку ветровку. – Попробую накрыть.
Подав кому-то ружье, охотник шагнул в гущину зарослей. Медвежонок тут же выскочил оттуда в разбеге на длину привязки, но трос, резко натянувшись, отбросил его назад. Заскулил, завыл лончак. Тут и навалился на него охотник, кинув вперед ветровку, и я поспешил ему на помощь. Медвежонок отчаянно вертелся, царапался, кусался, рычал и визжал, но все же мы его кое-как спеленали. Трос так сильно, до крови, врезался в его шею, что пришлось перекусывать его плоскогубцами. Хорошо, что кто-то прихватил их из машины на случай возможного ремонта скребков, которыми берут клюкву. Освобожденный от варварской петли, звереныш так рванул в глубину урмана[8], что мы и опомниться не успели, как он исчез.
Найдет ли спасенный от смерти медвежонок свою мать? Если не найдет, то вряд ли уцелеет: навыков выживания в диком лесу у него еще недостаточно. Да и зверье в тайге свирепое: росомахи, волки, рыси, взрослые медведи-самцы… Возможно, его мать где-то неподалеку бродила, а услышав людей, затаилась? Или тот же браконьер, что поставил на тропе петлю, застрелил медведицу? Хотя браконьер – это не только лиходей, но еще и трус. Один на один идти на медведя он вряд ли решится. Так, исподтишка, пакостить они горазды…
Во всяком случае, мы шли за клюквой с чувством содеянного добра и осветленной душой.
Хитрая ондатра
Холодным осенним днем мы приехали рыбачить на большое камышистое озеро. Оставив машину у кромки тростников, под разлапистой ракитой, мы собрали лодки и, сломав забереги[9] из тонкого льда, уплыли на дальний плёс[10]. Рыба клевала споро, и мы даже выплывать не стали, пообедали в лодках тем, что захватили с собой, и согрелись чаем из термосов.
Ближе к вечеру похолодало сильнее. От воды потянулся парок, и решено было кончать рыбалку. Да и улов у всех был немалый.
Выбравшись на берег, мы перво-наперво кинулись заводить автомобиль, чтобы согреться в его уютном салоне. На капоте валялись какие-то ветки, стебли камыша, трава. Но никто из нас не обратил на это особого внимания. Все подумали, что это ветром накидало мусора, хотя было тихо. Обмахнув капот, водитель открыл моторный отсек, и мы все обомлели: в правой его части возвышалось огромное травяное гнездо, а в середине его сидела рыжеватая ондатра. Она со злом глядела на нас черными глазками и ничуть не смущалась, что ее обнаружили. Приятель замахнулся на зверька голицей[11]. Но ондатра, изловчившись, цапнула острыми резцами за ее край. Было ясно, что она, так уютно устроившись возле теплого двигателя, будет яростно защищать свое новое гнездо, которое соорудила, пока мы ловили рыбу. Вероятно, выбравшись из застывших камышей по своим надобностям, ондатра уловила тепло, исходящее от недавно работающего двигателя, проникла снизу под капот и целый день таскала туда ветки, тростник, траву. Это она намусорила на капоте, а не ветер. Даже неприятные запахи ее не остановили.
Жалко было зверька, его хлопот, но что поделаешь – пришлось выгонять трудягу. Далось нам это непросто: долго отстаивала ондатра свой травяной домик, пока мы не накрыли ее пустым мешком и не вынесли в камыши, где и выпустили.
Зимняя деревня
Темень да мороз. Бледные звезды и Млечный Путь. Тишина. За деревней резвятся зайцы, подбираются к огородам, к сену, чутко вскидывают уши. Тут как тут и рыжая лиса крадется, и снежок не хрустнет под ее осторожными шажками. Зазевались косые – и заплакал один длинноухий, забился в зубах у хищницы. Остальные стрельнули к лесу, по кустам…
Опять тихо. Иней окутывает ветки. Потрескивают деревья от мороза. У самого горизонта висит красно-медная луна…
А деревня давно не спит. Но нет огней, нет ярко освещенных окон. Подойди к дому – и звука не услышишь. Может, только из хлева[12] донесется жестяной звон да тихий женский говор: то хозяйка корову доит.
В окна каждой избы бьются отсветы пламени – топятся печи. Нет-нет да и загородит их чья-то торопливая тень: готовится еда…
А луна уже спряталась за лес. Восток побледнел. Ушли на лёжку зайцы, зарылись в снега. Лисица спряталась под валежник, свернулась клубком и дремлет, лишь кончик ее носа беспрерывно шевелится да уши поворачиваются из стороны в сторону. Огненная шубка заиндевела, схватилась инеем – ни дать ни взять маскхалат.
На деревья, сбивая куржак[13], усаживаются тетерева, жадно клюют почки. Некогда рассиживаться: мороз, лапки мерзнут. Скорее набить зоб да опять в снег, в защитную лунку.
Прошли в густые запорошенные бурьяны серые разбойники волки. Прошли не торопясь, гуськом. Ночью они залезли в одну овчарню[14] и славно попировали. Теперь спать – переваривать пищу.
Болтуньи сороки, стрекоча, собираются кучкой и летят к деревне. Самая пора, когда хозяйки выносят отбросы на помойку, нужно и им позавтракать.
А деревня уже видна издали. Припорошенные черные домики, сараи, хлева… Из труб тонкие струйки дыма столбом поднимаются вверх – будет вёдро[15]. Скрипят колодезные журавли, кричат гуси, блеют овцы…
Показалось из-за леса солнышко – вспыхнули золотом стекла окон, покраснели припорошенные снегом крыши. Вокруг солнца яркий венец – будет мороз.
День разгорается все веселее. Даже воробьи оживились, повылазили из-под застрех[16] и труб, сидят рядышком на жердочке, нахохлившись, черные, измазанные сажей. Зима загонит и в трубу, в сажу…
Вылез из сена мохнатый пес, потянулся, позевывая, подошел к овцам, сунул морду в колоду, но получил удар в бок, взвизгнул, отошел, присел на снег, облизнулся и стал смотреть на кухонное окно. Шерсть на нем быстро заиндевела. Хозяйка вынесла псу чугунок со вчерашними щами. Он торопливо, давясь, поел и, не облизываясь, побежал снова спать в сено: холодно-холодно…
А в доме вкусно пахнет, на столе густые щи с тонким парком, чашка с горкой блинов… Хозяйка кладет ложки, расталкивает заспавшихся ребятишек. Серая кошка трется у ее ног, просит молока.
Ребятишки промывают глаза. Входит хозяин, снимает шубу, неторопливо обрывает с бороды сосульки…
Загляни в окно любого дома, и сквозь сетку узора на стеклах увидишь сосредоточенные лица – люди заняты едой.
Солнце пошло в обход, таится – низко висит над лесом и, грустное, неласковое, греть не осиливает.
Теперь огородами и помойками завладели сороки и воробьи. Скорее насытиться и спрятаться от лютой стужи. Торопиться нужно, а то все замерзнет, и того, что есть, не достанется: схватит мороз – тогда не очень-то возьмешь клювом. Все кормятся у человека, и человек греет всех.
Бежит и бежит день. Тишина. Разве что какой-нибудь мальчишка без разрешения матери высунет нос на холод, да и то ненадолго – снова на печь, забавляться с котятами…
7
Лончашóк, лончáк – перегодовалое животное (чаще о волке или о медведе).
8
Урмáн – густой дикий лес, тайга.
9
Зáберег – полоса прибрежного льда.
10
Плёс, плёсо – чистая, незаросшая, открытая часть озера.
11
Голи́ца – кожаная рукавица без подкладки.
12
Хлев – помещение для домашнего скота.
13
Куржáк – изморозь, иней.
14
Овчáрня – овечий хлев или загон, стойло.
15
Вёдро – ясная, солнечная, сухая погода.
16
Застрéха – нижний, нависающий край крыши у избы, сарая и т. д.