Страница 12 из 16
– Не лицемерьте, красавица, – пробурчал де Немур. – Никогда не поверю, что вам неприятно, когда так торжественно чествуют вашу красоту!
– Мне дорого восхищение только тех, кто меня любит, – возразила Изабель. – И я давным-давно знаю, что нравиться всем невозможно.
Изабель ожидала бурного объяснения с Конде, но ничего подобного не произошло. Он распрощался с гостями, а потом приказал подать себе карету. Приказ вызвал у Изабель смешок.
– Думаю, что ваше высочество впервые убегает перед битвой!
– Нет, тут совсем другое… И поверьте, мне очень, очень жаль покидать вас. Примирения с вами, моя прекрасная львица, так сладостны! Даже если я принужден сложить оружие! Но сегодня мне придется поехать и навестить Мадемуазель, она пожелала поговорить со мной наедине, и я думаю, что уже заждалась.
– Вы потом вернетесь?
Изабель задала свой вопрос, повернувшись к вазе с розами и поправляя ту, что чересчур наклонилась. Принц получил возможность полюбоваться ее плечами, шеей, затылком, и она сразу услышала, что дыхание его стало прерывистым, и улыбнулась, прекрасно зная, что произойдет в следующую секунду… В следующую секунду он уже обнимал ее, осыпая поцелуями шею, расстегивал платье и, повернув к себе резким движением, успел сказать, впиваясь поцелуем в губы:
– Подождет еще!
Когда, уже умиротворившись, они лежали в спальне Изабель, принц, опершись на локоть, любовался своей красавицей.
– Мне пришла в голову одна мысль, Изабель! Я пришлю к вам одного молодого художника. Мне его рекомендовали, и я оценил его талант. Его зовут… Жюст, мне кажется…
– Вы хотите иметь мой портрет? Оригинала вам недостаточно?
– Но не для того, чтобы повесить его у себя, как мне бы того ни хотелось! Я не хочу нежелательных толков. Мы повесим его у вас. Например, в спальне.
– А почему не в гостиной?
– Потому что мне бы хотелось всегда быть с вами рядом…
– Двойной портрет? Вы, наверное, шутите!
– Никогда еще не был так серьезен. Я хочу присутствовать на портрете в виде некой аллегории. Например, в виде льва, который имел бы со мной некоторое сходство, а вы бы положили ему на голову вашу прелестную ручку! Что вы на это скажете?
– Что и сказать не могу, как была бы счастлива!
И она обвила его шею руками, а он приник к ней…
Поутру Конде отправил Мадемуазель записку с извинениями. Время, к сожалению, бежит так быстро…
Изабель приезжала в Сен-Жермен еще два раза, и оба раза ее принимали там с живейшей радостью. Мазарини, не говоря ничего определенного, всякий раз рисовал радужные перспективы ближайшего будущего. Мерцающие посулы подкупали и смягчали сердце. Предубеждения заклятых врагов кардинала понемногу таяли в теплой обволакивающей атмосфере. И, возможно, растаяли бы, если бы на следующий день после очередной поездки Изабель в Сен-Жермен не вернулся Бастий. Изабель отправила его в тайную разведывательную экспедицию, и сведения, которые он привез, были, мягко говоря, не лишены интереса. Пока герцогиню убаюкивали лукавые речи кардинала, пока он усыплял бдительность врагов, маршал де Тюренн осадил Этамп, из-за чего со дня на день мятежники могли лишиться большей части своего войска.
Изабель тут же передала новости Конде, который пришел в страшную ярость.
– Мне с самого начала не нужно было доверять старой лисе! Нечего было отправлять вас к ним в западню!
– Нет, это я должна была бежать со всех ног, как только увидела этого… этого…
Изабель не могла найти точного слова, которое передавало бы всю горечь ее разочарования. В то время, как она искренне надеялась помочь установить мир в несчастном, раздираемом распрями королевстве, жалкий итальянишка с кошачьими ужимками и ласковыми улыбками старался выиграть время и посмеяться над ней? Как же это подло! Низко и подло!
Изабель готова была расплакаться от стыда и негодования.
– Не стоит так огорчаться, – сказал ей Конде, неожиданно преисполнившись на этот раз сочувствия. – Ваши посещения дворца, куда вас приглашали – заметим, приглашали! – доказывают одно: в вас нуждались, потому что в Сен-Жермене не чувствуют себя в безопасности. Это во-первых. А во-вторых, правду мы узнали благодаря вашей предусмотрительности и вашему верному слуге. Однако теперь мне нужно мчаться на помощь в Этамп.
Однако принц не успел выйти за порог и отправиться в Сен-Мор собирать войска, которые он держал вокруг Парижа. Не успели и высохнуть чернила в письме, которое написала Изабель Их Величествам, извиняясь, но не указывая причину, – что было верхом дерзости, – по какой она не сможет воспользоваться их приглашением. А все потому, что к Изабель влетела, словно молния, Мадемуазель, которую, похоже, ничуть не смутило присутствие принца де Конде в такой ранний час.
– Мы спасены, кузен! – радостно провозгласила она. – Помощь, которую мы так ждали, наконец-то пришла!
И она объяснила, что Карл IV, герцог Лотарингский, брат ее мачехи[8], только что прибыл со своей армией и расположился неподалеку от Парижа. Как он сообщает в письме, отправленном Месье, он встал лагерем неподалеку от Вильнёв-Сен-Жорж, заняв выгодную позицию, так как «не дурно разбирается во всем, что касается войны».
Скажем несколько слов об этом весьма своеобразного нрава принце, который избрал себе ремесло «кондотьера», как называют наемных воинов по ту сторону Альп. Он содержал великолепную армию, которую предоставлял своим попавшим в беду собратьям. Разумеется, тем, кто мог заплатить за услуги. Может быть, занятие было не слишком благородным, зато приносило немалый доход. Сейчас герцог откликнулся на призыв принца де Конде, а также и Месье. К тому же он находился в родстве еще и с герцогом де Бофором, так как его мать была принцессой Лотарингской. С прибытием этой армии принцы расцвели и сочли ее дарованной небесами поддержкой. Де Тюренн немедленно снял осаду с Этампа и поспешил к столице, расположившись лагерем на холмах напротив лагеря лотарингцев. После чего все стали ждать переговоров.
Любопытные парижане отправлялись поглазеть, что за такой лотарингский лагерь, считая его своим, и устроили там что-то вроде ярмарки. Они назначали там друг другу встречи, словно на Кур-ля-Рен или на Королевской площади. Войско герцога производило большое впечатление: оно состояло из шести тысяч пятисот всадников, трех тысяч фузилёров[9] и восьми пушек, не считая сорока тысяч слуг, подручных и маркитантов, которые сопровождали войско. Все восхищались Карлом и его солдатами. Карл IV в свою очередь время от времени навещал Париж, ухаживал за Мадемуазель – он был вдовцом, – и Мадемуазель не скрывала своего удовольствия. Но затем он объявил себя обожателем герцогини де Шатильон и на Кур-ля-Рен даже выпряг из ее кареты лошадей и сам повез ее карету. После чего в карете мадемуазель де Шеврез отправился вместе с ней к принцессе де Гемене на Королевскую площадь. Переоделся монахиней и прогуливался по площади до часу ночи. Заметив де Конде, спрятался от него под аркадой. Словом, он развлекал парижан как мог, доставив им немало веселых минут, и они стали обожать его, видя в нем будущего победителя «проклятого» кардинала. В общем, что бы там ни говорили, а личность была яркая!
Но и де Тюренн в это время не сидел сложа руки. Он расположился в Гробуа и был готов обрушиться на лотарингцев, так как по слухам, они явились в Париж, чтобы поддержать принца де Конде. И вот уже Карл IV, пришедший, чтобы покончить с Мазарини и его сторонниками, вынужден был сам звать на помощь, потому что его собираются атаковать! Де Конде удивился просьбе, но поспешил отправить обещание, что немедленно придет на помощь. И собрался выехать к той небольшой армии, что двигалась от Этампа, чтобы взять ее под свое начало. На это должно было уйти несколько дней, и принц пока отправил к Карлу IV войско под началом де Бофора, желая вдобавок точно узнать, что творится в лагере лотарингцев.
8
Месье, герцог Орлеанский, дядя Людовика XIV, был женат первым браком на несметно богатой Мари де Монпансье, матери Мадемуазель, а после ее смерти, на Маргарите Лотарингской, сестре герцога Карла. (Прим. авт.)
9
Пехотные солдаты, вооруженные кремневыми ружьями. (Прим. пер.)