Капкан на демона

Квартира Виктора Илларионовича производила впечатление несдержанной роскоши. Особенно учитывая то, что хозяин не нанимал архитекторов, а сам обустроил свое жилище согласно собственному придирчивому вкусу. У гостей это вызывало бесспорное уважение. Интерьер нес в себе черты пушкинского времени. Рында встретил гостей, Прудникова и Веру с Андреем, стихами.

– «Нет, не наезднику пристало петь, в креслах развалясь, лень, негу и покой» – как говаривал Денис Давыдов! – важно продекламировал он. – Только я не наездник, я другое дерево, – сообщил он гостям с улыбкой радушия, приглашая их в свои апартаменты.

Оглядевшись по сторонам, гости уселись в гостиной вокруг стеклянного журнального столика. Два алых дивана в стиле Сальвадора Дали, напоминающих губы, с большими подушками из мягкого велюра такого же цвета, предлагали погрузиться в томную негу. Но Рында мог ошеломить визитеров не одной только гостиной. Он повел их в кабинет. Здесь было видно, что хозяин этих чертогов много читает и пишет. Небольшой письменный стол с ноутбуком, бюро для хранения деловых бумаг и сентиментальных пустячков. И уютные мягкие кресла, и диван натуральной кожи глубокого зеленого цвета, и обрамление вишневым деревом, и большая витрина для домашней коллекции кукол – все было подобрано с безупречным вкусом. Большую часть стен занимали книжные полки. Между ними в нескольких свободных пространствах находился портрет самого Рынды, написанный в стиле сентиментальных поясных портретов восемнадцатого века, а также пейзажи в романтическом стиле. Затем были продемонстрированы роскошная спальня и небольшой специальный зал. В нем томились коллекционные куклы самых выдающихся мастеров.

По интерьеру, как по открытой на нужной странице книге, Вера читала психологический портрет хозяина дома. Она видела тягу Виктора Илларионовича к спокойной, упорядоченной жизни. Понимала, почему в кабинете акцентом служил старый добрый «английский стиль» – он привлекал хозяина дома своей рациональностью, скромностью и простотой. Хотя холодность английской классики здесь намеренно была смягчена. В этом интерьере практически отсутствовали углы и прямые линии. Здесь царили округлые формы, плавно изогнутые силуэты, изгибы ножек и ручек кресел и диванов. В стиле жилища этого нового украинского аристократа наблюдалось полное соответствие судьбы и внутреннего мира.

Виктор Илларионович накрыл стол, и перед гостями возникли свежайшая клубника, ароматный кофе, чай зеленый и черный, австрийское печенье – все, разумеется, высшего качества.

За угощением завязался разговор.

– Вы знаете, что произошло на «Кукольном балу» после вашего отъезда? – задал прямой вопрос майор.

Прудников был мрачен. Тот, кого он подозревал в убийствах, на пару дней уехал из города и его нельзя было взять прямо сейчас. Поэтому Валентин вынужден был продолжать вместе с Лученко посещать коллекционеров, хотя ему это уже надоело.

– Что там могло произойти? – заинтересовался хозяин квартиры.

– Там произошло убийство! – сообщил ему Прудников, наблюдая за реакцией коллекционера.

– Прямо на выставке? Ужас какой! И кто жертва? Посетитель или, не дай бог, кто-то из мастеров?!

– Виктор Илларионович, а это имеет значение, если погиб не рядовой посетитель, а кукольный мастер? Вы кукольников жалеете больше? – Лученко спрашивала словно не всерьез, но голос ее был напряжен.

– Не говорите чепухи! – разозлился Рында. – Мне всех жалко. Причем совершенно одинаково. Но просто кукольников я всех знаю! Ясное дело, представить погибшим знакомого человека – тяжело…

– Когда вы уехали с вернисажа? – спросил Прудников отстраненным казенным тоном.

– Вы, что ли, меня подозреваете?! – Хозяин дома даже покраснел от такого допущения. – Вы с ума посходили! У меня нет времени обсуждать абсурдные обвинения. Завтра с вами свяжется мой юрист. Хотите допрос – пожалуйста, только по всей форме, с вызовом в прокуратуру! А я еще, дурак, их в гости позвал!

– Успокойтесь, Виктор Илларионович! – На этот раз Верин голос звучал как журчащий ручей, но в этом журчании звенели повелительные нотки. – У Валентина Викторовича работа такая: всех подозревать! Он, скажу вам по секрету, в последнее время даже родную жену подозревает!.. Но я убеждена, что вы этого не делали. Просто вы могли бы нам очень помочь, и мы за этим к вам и приехали.

Прудников от этих слов чуть не выпрыгнул из кресла и впился в Веру взглядом, забыв о Рынде.

– Валентин, не нужно меня взглядом сверлить. Я не стена, а ты не дрель!

Майор рывком поднялся и выскочил на балкон покурить.

– Вот так моя жена обычно расправляется с некоторыми нетактичными товарищами, – вставил Двинятин.

– Помочь я всегда готов, но что я могу? Я не сыщик, не криминалист… Может, хотите горлышко промочить? У меня хороший бар! А кстати, вы можете сказать только полсловечка: убитый – не мастер-кукольник?

– Нет, – успокоила его Лученко.

В этот момент вернулся с балкона Валентин. Он продолжал обижаться на Веру и сидел напротив нее надутый, словно ребенок, которого уличили в том, что он вырывал страницы из дневника.

– Мне мартини, – сказала Вера, – Валентину водку, Андрею – коньяк «Гринвич». Вам – ничего, вы не пьете. Совсем.

Рында потерял дар речи.

– Не вникайте, она это постоянно делает. Представляете, как интересно жить с женщиной, которая о тебе знает больше, чем ты сам о себе? – рассмеялся Андрей.

– Ладно, я не вникаю… Хотя невероятно любопытно: как вы это делаете? Что вас интересует?

– Куклы и все, что с ними связано.

– Это имеет отношение к преступлению? – нахмурившись, спросил коллекционер.

– Самое прямое. Расскажите с самого начала. Что это такое – быть коллекционером кукол?

– Ну, начать коллекцию несложно. Правда, нужно быть готовым к тому, что за глаза вас назовут чудаком. Правда-правда! Ваши дети могут считать, что вы играете в игрушки, но внуки будут хранить их как часть истории семьи. Через 20–50 лет эти создания станут антикварными. Сегодня коллекционирование антикварных и современных кукол превратилось в прибыльный бизнес.

– А сколько стоит коллекционная кукла? – подал голос Прудников.

– Русская или европейская? – переспросил Виктор Илларионович.

– Ну, допустим, русская! – лениво процедил милиционер, которому вдруг вспомнился стенд «Потешки».

– С конца девятнадцатого века до революции в России существовал кукольный Императорский завод, который выпускал фарфоровых красавиц. Они были дороги, их берегли и передавали из поколения в поколение. К сожалению, из-за революционных событий 1917 года старинных русских кукол сохранилось крайне мало, особенно в хорошем состоянии. Однако это направление все больше интересует коллекционеров. Сейчас лучшие экземпляры русских игрушек в хорошем состоянии стоят около трех тысяч долларов.

– Виктор Илларионович, расскажите, пожалуйста, о своей коллекции. С чего она начиналась? Как росла, какими экспонатами вы особенно гордитесь?

– Вы будете смеяться! Первая моя кукла – «Кот в сапогах». Старший брат привез из Москвы. И было это в голодные и холодные пятидесятые годы. Тогда эта игрушка… О боже! Этот кот был ростом с меня трехлетнего. Я ничего прекрасней этого кота в жизни не видел. Плюшевый, с изумрудно-зелеными глазами, с усами из лески, в алом бархатном берете. И в синем плаще со звездами! Не кот, а волшебство! Наверно, тогда-то я и заболел любовью к куклам.

– Но ведь это прежде всего детская… или даже вернее – девчачья забавка. Что в ней хитрого? Я понимаю – машинки! Это ж совсем другое дело! – нарочно подначил его Прудников.

– Не согласен с вами, майор! История куклы намного интереснее и глубже, чем все ваши машинки, вместе взятые. Во-первых, детская игрушка в виде фигурки человека появилась где-то сорок тысяч лет назад. Во-вторых, фигура человека или животного, управляемая актером (кукловодом), положила начало театру. Есть отдельное направление – куклы для театра! Их множество: куклы на нитях (марионетки), тростевые (на тростях), перчаточные (надетые на руку), механические, верховые (перчаточные и тростевые, играющие над ширмой), теневые (плоские тростевые куклы, проецирующие на экран тени или силуэты). Третье – фигура, воспроизводящая человека в полный рост.