Избранница Шахрияра

– Ты сердишься напрасно, – проговорил Крысолов, поднося серебряный кубок к губам. – Позвенеть мечами дело неплохое. И у тебя будут еще сотни возможностей…

– Как-то странно все вышло, – пробурчал Анхель. – Ни схватки, ни крови… Недостойно корсара.

– Зато ты уберег жизни тем, кто на тебя надеется. А это вполне достойно твоего древнего имени.

И Малыш Анхель не мог не согласиться. Ибо защита вассалов всеми силами всегда составляла доблесть древнего и некогда могучего рода дель Кастильо-и-Фернандес Барредо.

Свиток тридцать первый

Шахразада замолчала, повинуясь знаку принца.

– Должно быть, это очень древняя история…

– Увы, это мне неведомо, мой повелитель. Но почему ты так решил?

– Потому, моя красавица, что имя этого корсара мне неведомо. А уж я знаю их всех наперечет. Кого встречал в портах, о ком слышал в тавернах. Некоторые же известны каждому, кто вознамерился выйти в море, ибо их имена золотыми буквами вписаны в историю мира за те открытия, которые они сделали на благо всех, даже собственных врагов.

– Собственных врагов, мой принц?

– Конечно… Ибо рекомый Дрейк первым обошел огромную Африку и нашел пролив, который пустил его в теплые воды у берегов Индии. А за проливом, знаменитым чудовищными волнами и свирепыми ветрами, закрепилось имя Дрейка – должно быть, он был столь же непримирим, как ветры и шторма… Но ты не ответила на мой вопрос, прекраснейшая.

– О да, ибо не знаю на него ответа. Ведомо мне лишь, что у этого пирата были и более чем уважаемые предки – не зря же он гордился своим древним и длинным именем. Была и жена, о которой его душа всегда тосковала.

– Так расскажи же мне об этом, мудрая краса. Должно быть, неземные чувства связывали этого могучего воина с его возлюбленной…

– Ты сам увидишь это, – пряча улыбку, проговорила Шахразада. Да, она уже знала, что может разжечь интерес принца. Более того, именно ради истории о жене Малыша Анхеля и начала она свое долгое повествование.

Вспомнив о своем древнем роде и древнем имени, Малыш Анхель вспомнил и день своего венчания, когда подарил это самое имя прекраснейшей из женщин мира, малышке Марии Эстефан, дочери двоюродного дядюшки.

В замке Фернандес Барредо сияло все – от каменных полов до тысяч свечей в люстре высоко под потолком. Сияла улыбкой и Мария Эстефан, его давняя любовь. Никому и никогда не говорил он, что всю жизнь мечтал лишь о ней, ибо не к лицу потомку древнего рода погибать от любви к женщине, дальней родственнице, на добрый десяток лет моложе его. Но правда заключалась именно в том, что малышка Мария пленила его сердце в тот самый день, когда Анхелю едва исполнилось пятнадцать. Он влюбился в ее теплые глаза цвета старого портвейна, ее медвяные косы, ее нежный смех. Пусть она была совсем крошкой и обнимала своего «старшего братца» за шею совсем по-детски… За каждый волосок на ее голове Анхель готов был отдать собственную жизнь.

Ему исполнилось двадцать в тот день, когда дядюшка и отец сговорились о свадьбе. Ему исполнилось двадцать три в тот день, когда юная Мария Эстефан переступила порог его дома, дабы воспитываться еще два года в духе семьи будущего мужа до своего пятнадцатилетия, до того дня, когда наконец смогут породниться два древних и уважаемых рода.

И все эти долгие и мучительные годы Анхель считал дни и часы, когда наконец сможет назвать Марию своей женой. О, он не был монахом, он любил женщин и баловал себя любовью к ним. Но все то были лишь недолгие увлечения, минутные интрижки, ибо его сердце принадлежало ей одной, Марии Эстефан, превратившейся ко дню своего пятнадцатилетия в настоящую красавицу.

Так, во всяком случае, считал сам Анхель. Пусть его матушка говорила, что девушка слишком высока ростом и худосочна, пусть сестры утверждали, что черты ее лица несовершенны… Пусть вся семья была уверена в том, что свадьба станет лишь формальностью, объединив семьи в приходских книгах, что самому Анхелю никогда не захочется переступить порог опочивальни молодой жены… Пусть в этом была уверена и сама Мария Эстефан. О, свою тайну Анхель хранил более чем усердно, решив, что поделится ею лишь в свою первую брачную ночь и лишь с ней, своей любимой женой.

Она, в этот миг еще невеста, с чуть неуверенной улыбкой спускалась по истертым каменным ступеням вниз, к алтарю, вокруг которого застыли в ожидании многочисленные члены обоих семейств. Заплакал малыш – самый младший из племянников Анхеля. И этот простой звук привел все в движение. Запел орган, добрая сотня вееров потревожила замерший воздух, с разных сторон зазвучали едва слышные голоса – кумушки и родственницы обсуждали платье невесты.

Он же стоял, не шевелясь. Высокий ворот с брыжами давил ему шею, узкий камзол мешал вздохнуть полной грудью, тяжелая золотая цепь давила на сердце. И сейчас, уже у алтаря, он все еще боялся, что брак не состоится, что в последний миг все расстроится: захворает пастор, в слезах убежит невеста, с проклятиями покинет замок Барредо ее суровый отец…

Но ничего этого не произошло. Венчание началось и закончилось. Клятвы были произнесены, и наконец он смог поднять с лица красавицы пышную фату, чтобы с полным правом прикоснуться к ее устам. И пусть они были сомкнуты и холодны, но этот первый, долгожданный поцелуй стал настоящим благословением для обоих.

«Она моя! – Его сердце ликовало. – Я буду жить рядом с ней, стариться вместе с ней и умру на ее руках в окружении наших детей и внуков!»

Кто знает, о чем думала Мария Эстефан в этот миг. Она лишь распахнула свои прекрасные глаза, заглянув в самую душу мужа. И, должно быть, увидела там обещание спокойствия и счастья, ибо нежная улыбка тронула ее уста. О, теперь она была не той отрешенной и покорной судьбе красавицей, которая всего лишь несколько минут назад спускалась к жениху. Она была женой, увидевшей, что любима мужем. Что не суровые годы холода и молчания ждут ее, а будет дарована ей настоящая жизнь, полная радости и печали – настоящая жизнь обычной женщины.

Тихий голос Шахразады пропал, растворился в высоком зале с каменным полом, освещенном множеством свечей, наполненном людьми и пением органа. Нетерпение, сжигавшее юного Анхеля, передалось принцу. Он, именно он мечтал соединить свою жизнь с жизнью желанной красавицы. Он, именно он опасался, что свадьба расстроится. И именно он видел перед собой теплые глаза цвета шербета, темные пряди, выбившиеся из-под небесно-голубой бархатной шапочки, прикрывавшей, по моде все тех же франков, волосы любимой.

Именно он, Шахрияр, чувствовал нетерпение, которое нарастает в его сердце. Предвкушал, как запоет его душа в тот миг, когда назовет он своей женой ее, встретившуюся на его пути совсем недавно, но ставшую единственной, самой желанной женщиной, обещанной, возможно, ему еще до того, как он родился.

«Как, должно быть, сладок будет тот миг, когда кивнет она в ответ на вопрос имама и станет моей женой…»

«Как, должно быть, больно узнать о том, что принц избрал себе жену… В тот день я сама взойду на плаху, ибо знать, что он предпочел другую, знать, что она делит с ним страсть, будет воистину нестерпимо…»

Голос Шахразады чуть дрогнул, но она продолжила, чувствуя, что сейчас решается именно ее судьба.

Наконец они остались одни. Мария Эстефан улыбнулась мужу. И от этой улыбки голова Анхеля закружилась.

– Как я ждала этого мига, – сказала она и счастливо вздохнула. Анхель не мог отвести от нее глаз.

О, он мечтал лишь об одном: насладиться ее любовью, насладиться мигом соединения. Но чем больше об этом думал, тем более страшился даже потревожить ее чистую душу, не говоря уже о том, чтобы осквернить ее совершенное тело.

«Нет, – внезапно решил он. – Я не сделаю этого. С меня довольно уже и того, что она по закону принадлежит мне. Довольно… Я не могу оскорбить ее совершенства, не могу надругаться над ее чистотой».