Страница 3 из 12
Он хранил его в маленьком белом бумажном конвертике.
В шкатулке на телевизоре.
Потом он подумал: а вдруг – пожар?
Вдруг вор залезет сюда и сгребёт не глядя конвертик с собой, а потом выкинет???
Он стал носить конвертик с собой.
В его гардеробе появились рубашки, у которых были нагрудные, застёгивающиеся на пуговицу или на молнию, карманы.
Каждые полчаса он трогает карман рукой и, почувствовав хруст бумаги сквозь ткань, кивает сам себе.
Он выходит на работу, никак не объяснив своего полуторамесячного отсутствия.
Его берут обратно без вопросов: он незаменимый и опытный сотрудник. Оформили задним числом отпуск за свой счёт. Он работал, как робот, – много и качественно. Только иногда мог остановиться на полуслове и смотреть какое-то время в окно.
На крышу спортзала.
Однажды такси, в котором он едет с работы домой, попадает в лёгкую аварию. Лёгкую – сам таксист не особо переживал – так, слегка стукнулись. Даже синяков не было.
«Что, если со мной что-нибудь случится?» – думает он.
Неделю ворочается по ночам. Лёжа в постели смотрит в потолок.
Он срочно продаёт квартиру.
Он срочно продаёт дачу.
Он звонит по телефону, по которому никогда бы и ни за что бы раньше не позвонил. Он с кем-то встречается ночью на окраине города.
Он снимает номер в гостинице и всю ночь тихо сидит в кресле перед выключенным телевизором, и аккуратно держит маленький белый конвертик в руках.
Утром, прямо к открытию, он приходит в филиал Крупного Надёжного Банка и проводит там час.
Потом он вызывает такси и едет за город.
Он влезает на скалу, с которой открывается почти всё водохранилище. Он даже видит вдалеке крышу своей бывшей дачи. Он трогает карман своей рубахи и вдруг улыбается.
Он достаёт два пистолета, приставляет их к обоим вискам и нажимает на курки.
На оба.
У него это получается.
Его хоронят в другом конце кладбища.
За оградой.
Серьёзный и немолодой человек с большим фотоаппаратом на шее и белой надписью «@chtung (!)» на чёрной футболке не присутствует на этих похоронах. В этот самый момент в Берлине он подписывает контракт в присутствии своего немецкого агента. А спустя ещё три месяца сначала «limited edition», а потом несколькими дополнительными тиражами выходит толстый и глянцевый альбом с именем этого человека на обложке. «Альбом с провокационным названием и не менее провокационным содержанием», – так напишет французский «Rolling Stone».
На 205-й, последней странице этого альбома, будет напечатано Её лицо. Человек, чья фамилия написана на обложке крупным шрифтом, фотографировал её через дорогую фотооптику именно для этого. С разрешения ближайшего родственника. Мужа.
Но мужчина, когда-то бывший мужем Любви, об этом никогда не узнал.
Он даже (презирая себя за это) с некоторым облегчением воспринял сообщение о её смерти. Она была в его жизни чем-то вроде «Калашникова» в руках первоклассника. Восхищающая и пугающая одновременно.
Он хотел спокойствия.
Через полгода после похорон он женился на коллеге по работе и уехал в деревню.
Муж так и не узнал о том фото на 205-й странице.
А ещё он не знал, что хранение маленького белого конверта из бумаги в одном из сейфов Крупного Надёжного Банка проплачено на 500 лет вперёд.
Глава Вторая. Раста, Свят и все остальные
– Короче, папа от них толи ушёл, толи умер.
Ну, в общем, жила она с младшей сестрой и мамой. Ну тут дальше жесть…
Короче, Мама сошла с ума. Вообще, напрочь, хана кукушке…
Задымилась… Перебила всю посуду в доме. Реально: брала тарелку и – Х*ЯК!!! об стену.
Настя ей: «Мама, что ты делаешь?» А та: «На счастье!» и – Х*ЯК!!! стакан или там вазу…
Просыпается как-то Настя однажды оттого, что мама теребит её за плечо.
– Что случилось? – спрашивает она маму. Ну или типа того что-то.
– Пошли со мной,– говорит мама.
Вот берёт её мама за руку и ведёт в зал. А в зале окно открыто. Подводит её мама к этому окну:
– Иди туда,– говорит.
– Куда? – спрашивает Настя.
– В окно,– говорит Мама.
– Ты что, мам?
– Иди! – говорит Мама. – Быстрей!
– Мама!
– Иди! Пока не поздно! – Мама её стала в окно выталкивать. Настя стала отбиваться. Тогда Мама схватила нож и перерезала ей горло. А сама выпрыгнула. С восьмого этажа, прикинь?
– Вот откуда у Насти шрам на шее, – сказала Раста и кивнула на сигарету Дэна,– пепел сбей…
Тот моргнул два раза, посмотрела на почти истлевший «Dunhill» в своей правой руке. Выкинул его в урну, почесал нос.
– Вот это жесть… – произнёс наконец он, – а сестра младшая тоже там была?
– Не знаю, – Раста пожала плечами, – она сейчас ВИЧ-инфицированная и принимающая оплаты внутривенно красавица двадцати лет от роду…
– Жесть… – повторил Дэн.
– Ты поэтому будь с Настей, пожалуйста, корректней и нежней. Потому что, если я узнаю, что ты её обижаешь, я тебе вместо «здрасьте» буду по яйцам с носаря всекать, ты понял?
Дэн кивнул помедлив.
– Не спрашивай её больше о шраме… Если она его прячет от людей, это же не просто так. Раста выкинула дымящийся окурок:
– До свидания… Дениска…
И быстро пошла ко входу в метро. Дэн смотрел на её задницу, пока та не исчезла под землёй.
Расте двадцать три года. Невысокая смуглая брюнетка с толстенными дредами до пояса.
На бегущей строке прямо в вагоне метро, на перегоне где-то между Марьино и Крестьянской Заставой, она видит объявление о наборе сотрудников в печатное издание. Она записывает адрес в мобилу. Через двадцать минут после этого она входит в здоровенное, размером с ангар для дирижабля, помещение.
– Драсти! – говорит она, засовывая в рот полпачки жвачки.
– Здравствуйте! – отвечает ей ровесник в чёрной футболке и торчащей во все стороны копной тёмных волос.
В огромном офисе с высоченными потоками пахнет новым ковровым покрытием, недавно выкуренной сигаретой и растворимым кофе. На единственном в помещении столе стоит лэптоп. На единственном стуле сидит поприветствовавший Расту.
– Как вам рифма «полпачки – жвачки»? – спросила она. Звук её голоса долетел до самой дальней стены и отрикошетил куда-то в потолок.
– Ништ, – он показал большой палец. – Чё надо?
– По объявлению.
– Принята.
– Куда?
– В редакцию русской версии журнала @chtung (!).
– Блин! – сказала Раста. – Это же уже было!
– Вряд ли… – сидящий достал из кармана пачку «Житан».
– А ты кто? – спросила Раста.
– Адольф Кейль. Главный редактор.
Ади Кейль носил только чёрные носки, только джинсы 501-й модели Lewis и курил только синий «Житан». Ади Кейль любил кофе, но не пил его. Через месяц Раста, вспомнив свой первый разговор с Ади, вдруг сказала вслух:
«Пффф!» – и улыбнулась.
– А ты кто?– спросила Раста.
– Адольф Кейль. Главный редактор. Есть хочешь?
Ещё через десять минут они сидели в пиццерии напротив и ели здоровенную пиццу с грибами.
Перед Aди – полкружки пива.
Перед Растой – стакан овощного сока с каплей табаско.
Пиццерия с псевдо-итальянским названием располагалась на первом этаже громадного московского здания. Здание напротив было ещё выше. Раста попыталась, выгнув шею и прислонившись щекой к стеклу, увидеть небо – безрезультатно.
Зато она видела двух чуваков в синих комбинезонах, которые устанавливали табличку над входом: большой чёрно-красный биллборд с надписью «@chtung (!) ЗДЕСЬ!»
– А что я буду делать? – спросила Раста.
– Писать умеешь?
Раста отрицательно покачала головой.
– Значит, будешь критиком, – Aди взялся за ручку пивной кружки. – Критиковать умеешь?
– А ты немец? – спросила Раста.
– Я немец, – сказал Ади.
– Я не могу быть критиком, – Раста взяла огромный кусок пиццы, сунула в рот, подтолкнула его двумя пальцами поглубже и произнесла невнятно: